Лауреат Государственной премии РК, писатель Толен Абдыкұлы, любое его произведение – заставляет задуматься, волнует, трогает сердце, очищает душу, укрепляет дух. Роман «Өліара», повести «Әке», «Қыз Бәтіш пен Ерсейіт», «Тозақ оттары жымыңдайды», «Парасат майданы», «Тұғыр мен ғұмыр», «Оралу», «Ақиқат», рассказы «Оң қол», «Қонақтар», «Қайырсыз жұма» и др. – это цельные произведения, занимающие почетное место в золотом фонде казахской литературы. Какая прекрасная пьеса «Біз үшеу едік» – гимн сердец, стремящихся к добру!
Мы совершили путешествие в творческий мир писателя, которому в этом году исполняется 75 лет, и поговорили о стране, языке, литературе.
У нас Государственную премию
могут получить как талантливые, так и бесталанные писатели.
– «Если литература теряет свою ценность, то и национальный характер начинает терять свою самобытность», – сказали вы в одном из интервью. Как вы думаете, не теряет ли казахский народ сейчас свой национальный характер? И насколько сильно на это влияет обесценивание литературы?
– Правда в том, что в советскую эпоху судьба казахского народа была очень тяжелой. Политика русификации, подобно лекарству, временно притупляющему боль, медленно действовала, доводя душу нации до предела. Но, Бог увидел наши слезы, и мы обрели Независимость. Доля казахской нации в стране значительно возросла, увеличилось количество казахских школ, куда бы вы ни пришли, вас встречают улыбающиеся казахские молодые люди, говорящие по-казахски. Возможно, процесс идет медленнее, чем мы хотели бы, но колесо истории уже не повернется вспять. Через десять лет, через двадцать лет, казахский язык все равно займет свое законное место. Однако, у многих представителей власти взгляд остался прежним, и, собираясь предпринять смелые шаги в отношении языка, они колеблются, думая о своем русскоязычном поколении. Это, кажется, и является препятствием для развития. Если бы казахский язык занял свое достойное место, то дальнейшая политика формировалась бы самим этим языком.
Одна из важных вещей здесь – сознание. Изменить сознание, бороться с ним очень трудно. Правда в том, что мы никак не можем окончательно избавиться от рабского, колониального сознания. Примерно в 2010-х годах был проведен опрос: «Кто величайший казах XX века?». На нем казахский политический лидер Алихан Бокейхан занял 7-е место после Нурболата Масанова! Конечно, не все так думают, но это означает, что в нашем обществе есть такое сознание, которое не отличает, кто есть кто.
Одна из нынешних острых болезней казахов – трайбализм. Оставим наше поколение, стариков все равно не исправить. Меня удивляет, что трайбализм, говорят, существует и среди молодежи. Еще много тех, кто не может простить критику в адрес своего рода. Казахи могут не возмущаться, если их ругают. Как они не могут понять, что мы станем настоящей нацией только тогда, когда возобладает единое национальное сознание, а не родовое? Несколько лет назад в Греции полицейский застрелил пятнадцатилетнего подростка. Тогда все греки вышли на улицы, молодежь жгла машины, и страна была на грани переворота. Конечно, нарушители порядка, вероятно, понесли наказание по закону. Но здесь можно заметить одну вещь. Народ, достигший национального самосознания, может объединиться вокруг общего чувства гордости. Власть также не может игнорировать мнение и требования такого народа. А у нас как? Возьмем известный случай в Жанаозене – да, это была большая трагедия. Были ли тогда люди, которые выступили против и выразили свое мнение, сказав: «Это неправильно!»? Некоторые журналисты пишут о жанаозенцах как об «адайцах»! Неужели Жанаозен – это проблема только адайцев? Почему бы не сказать «казахи»? Мы живем в XXI веке! Мне кажется, даже некоторые известные люди думают о своем роде прежде, чем о нации. Родоплеменная структура существовала у всех народов мира, даже в Европе. Они давно прошли этот этап, объединились и достигли единого национального сознания. А мы хотим оставаться в таком состоянии. Цивилизация подобна быстрому поезду, она не ждет, пока «эти соберутся», а мчится вперед. Чем больше мы медлим в суете, тем дальше она уходит. Но, несмотря ни на что, я хочу верить, что «сознание молодого поколения изменится, и тогда время тоже наладится».
Литература и нация – очень близкие понятия. В одном смысле литература – это плод национального художественного мышления, а в другом – сама нация в определенной степени является плодом воспитания, которое дает литература. У нас есть прекрасная литература, которая, начиная с древних жырау, продолжаясь через Абая, Махамбета, Магжана, Мухтара, дошла до наших дней без перерыва. Пока есть думающий читатель, казах, ценящий слово, ее ценность не упадет. Только если, не питаясь этим духовным источником, не нуждаясь в нем, отвернется от него, изменится сущность нации, исказится ее облик. Ту мысль, которую вы привели в своем вопросе, я, вероятно, высказал в таком смысле.
– Существует мнение, что «сейчас нет такого массового читателя, как раньше, людей, читающих книги, стало меньше». Если это правда, то это связано с посредственностью написанных произведений или с недостатками в сфере распространения и продажи книг?
– Правда в том, что недостатков в сфере распространения много. Существует государственный заказ, но я не могу назвать его правильной системой, пока не будет найдена другая альтернатива, мы существуем с ним. Говорят, что «начали платить авторские гонорары», но я не знаю, как это будет реализовано. Нам нужно создать ассоциацию издательств, единую торговую сеть, продумать систему, по которой книги будут доставлены во все отдаленные районы. Затем нужно чаще проводить мероприятия, сближающие поэтов-писателей и читателей. Однажды была встреча с Мухтаром Шахановым, и книги поэта мгновенно были распроданы на месте. Такой метод тоже нужен. За рубежом издательства стремятся выпускать сильные книги, отвечающие требованиям взыскательного читателя, зная, что если они напечатают халтуру, никто ее не купит. Через это и литература очищается.
Не секрет, что у нас есть и посредственная литература. Лично я не делю литературу на национальную, это общечеловеческая ценность. Например, Лев Толстой – русский писатель, но его читает весь мир, народы мира питаются его произведениями, он пишет о проблемах, общих для всего человечества, об общих переживаниях. На мое становление как писателя, на достижение сегодняшнего уровня больше повлияла мировая классика, чем казахские писатели. Ведь человек всегда стремится к высоте. Язык произведения может быть разным, но любовь и злоба, справедливость и обман, дружба и предательство, доброта и жестокость – все это одинаковые понятия для всего мира. Великие произведения не делят нации, на каком бы языке они ни были переведены, они трогают души всех. Иногда видно, кто силен, когда произведение переводится на иностранный язык.
К сожалению, сейчас переводятся не лучшие произведения, а посредственные. Кажется, никто за этим не следит. Что может подумать иностранный читатель о казахской литературе, прочитав посредственные произведения? Поэтому государство должно вмешаться в этот вопрос. Ведь, представляя лучшие произведения цивилизованным народам, мы можем поднять престиж, авторитет нации на мировой уровень. Слава Богу, если говорить о необходимости перевода, то у казахов предостаточно выдающихся произведений: «Шыңырау» Абиша, «Шақан шерісі» Магауина, повести Дулата «Дермене», «Тіршілік», «Сүйекші», которые когда-то стали значительным событием, рассказы Тынымбая… Список этим не ограничивается. Из следующего поколения тоже найдется немало произведений.
Сейчас зайдешь в магазин – казахских книг очень мало. В Астане они продаются только в одном-двух местах. Раньше система продажи и распространения была хорошей, книги доходили до самых отдаленных сел. Мы разрушили эту систему. Тираж наших книг составлял минимум 40-50 тысяч. Я до сих пор помню, как моя книга «Ақиқат» была дважды издана на русском языке под названием «Истина» (в 1978-1979 годах). Оба раза тиражом 100 тысяч экземпляров! Все было распродано. Сейчас книга выходит тиражом максимум 2 тысячи экземпляров. По всему Казахстану 11 тысяч библиотек, но даже им не хватает.
Правда в том, что книги читают меньше, чем раньше. Потому что они не попадают в руки читателя. К тому же появился интернет. Но говорят, что немало людей читают литературу из интернета. Конечно, массового чтения, как раньше, уже не будет, но все равно нужно развиваться, двигаться вперед. В США, во Франции техника развита раньше нас, но они не отбросили литературу, книги продаются и читаются. Почему бы не перенять их хороший опыт? Будем писать хорошие книги, создавать хорошую литературу. Сформируем читателя, который сможет отличать хорошие книги от плохих. У нас Государственную премию получают как талантливые, так и бесталанные писатели. После этого как народ отличит хорошее от плохого? Даже те, кто находится у власти, не могут отличить: «Какой это писатель?», «Хорошая ли это книга?» – спрашивают они…
Иногда простые люди опережают их. Однажды мне пришлось пойти в одно городское учреждение по личному делу. Стоящий у входа охранник не пускает, говоря: «Начальник не принимает». Я сказал: «Я записался заранее, он меня ждет», но он не собирался легко пропускать. «Покажите ваши документы», – говорит. Показал. Он прочитал мое имя и фамилию, вскочил с места: «Вы что, Толен аға? Ойбай-ау, я вашу повесть «Әке» пять раз перечитал! Проходите!» – и начал суетиться. А начальник оказался обычным заскорузлым чиновником, он как бы взглянул на мою визитку, но, кажется, никакой реакции не последовало. Было видно, что он далек от литературы.
В целом, книжная торговля должна быть налажена. Интеллигенция должна предпринять смелые шаги в этом направлении. Нужно продумать механизмы, чтобы и издательство, и автор получали прибыль от выхода хорошей книги. А пока мы сидим на «госзаказе». Говорят: «Гордитесь», «Создайте яркий образ нашего времени». Почему «яркий образ»? Почему не просто «образ»? Образ ведь не бывает только ярким. Образ времени может быть разным. Если следовать их требованиям, то у нас не смогли бы опубликоваться ни Гоголь, ни Чехов. Потому что они не создавали «яркий образ времени».
«Ақиқат» нигде не печатали
– Установка «Я не делю литературу на национальную» прослеживается и в ваших произведениях. Например, в повести «Ақиқат». Почему главный герой Роберт? Вы думали, что поднимать такие проблемы в казахском обществе, открыто говорить о них, будет неуместно?
– Сам выбранный мной материал оказался слишком европейским, и я не смог вписать его в казахскую почву. Это мой первый труд, посвященный философским размышлениям. Я тогда много искал в этом направлении. Однажды я прочитал о голландском телепате, парапсихологе, ясновидящем по имени Жерар Круазе, который помог полиции найти пропавшие секретные документы. Он мог видеть, где спрятаны эти бумаги, силой своей сверхъестественной способности: в каком городе, какой дом, какое окно, в каком сейфе в какой комнате… – все это представало перед его глазами очень ясно. Но он не знал, какой именно дом. Полиция два года искала по его описанию и в конце концов нашла. Прочитав эту историю, я задумался: обладать такой ясновидящей способностью, видеть то, чего не видят другие – это ведь огромное преимущество! Но принесет ли это преимущество человеку счастье? Все мы приходим в этот мир чистыми, с детским сознанием. Взрослея, много раз ударяясь лбом, видя всякую несправедливость, предательство, подлость, мы огорчаемся, душа болит, сердце дает сбой. А что тогда остается у телепатов, которые могут видеть то, чего не видим мы, чувствовать то, чего не чувствуем мы? В повести есть слова: «Жизнь – большая больница». Герой сбегает из этой «больницы» и попадает в психбольницу. Позже я прочитал слова Шопенгауэра, сказанные точно так же, и удивился. В жизни есть и хорошие стороны, но чем глубже погружаешься в них, чем больше размышляешь, тем чаще сталкиваешься с такой горькой правдой.
Сначала эту «Ақиқат» нигде не печатали. Я отнес ее в «Лениншіл жас», они опубликовали крошечный отрывок, который читатель не понял. Даже некоторые мои коллеги не приняли ее. У нас есть такое представление, что казах должен писать только о казахах, о деревне. Мой друг Кажыгали (Муханбеткалиев) взял рукопись домой почитать, а на следующий день пришел, когда рядом стоял Дулат, и бросил рукопись на стол: «Проклятый, пусть завистники оближут соль, это гениальное произведение!» – сказал он. Затем мы пошли в «Қаламгер» и «отмыли» ее. Я не помню, как добрался до дома.
– Почему вы решили, что вопросы, которые обычные люди не всегда осмысливают, должны быть высказаны устами человека, попавшего в психбольницу, чьи нервы начали сдавать, и чтобы он искал на них ответы? Или, как сказал Роберт, «Правду должны говорить дети и сумасшедшие»?
– Это вывод Роберта, которого все давно причислили к «сумасшедшим», но который сам себя «сумасшедшим» не считает (смеется). Ребенок говорит с чистым ангельским сердцем, с естественной чистотой, а думающий человек, ежедневно видящий ложь, фальшь, несправедливость в жизни, страдающий от вопроса «почему так?», говорит правду от отчаяния.
В целом, идея этой повести имеет два направления. Первое – это протест против всей несправедливости – будь то недостаток в законах природы, в человеческой сущности, или злодеяния, совершенные человеком своими руками. Идею протеста можно назвать одной из сил, повлиявших на развитие человеческого разума. Человек совершенствовался, борясь с трудностями, с несправедливостью, то есть через идею протеста.
Идея протеста, вероятно, начинается еще с древнегреческой литературы – с «Прометея, прикованного» Эсхила. Образ Прометея, который помог людям и выступил против богов, не утратил своей актуальности до сих пор. Здесь Зевс – символ власти. Прометей защищает людей от власти. В «Ақиқат» Роберт, находящийся в психбольнице, собирается открыть организацию против бога и уговаривает священника, лежащего с ним в палате, вступить в его организацию. Это один из самых актуальных эпизодов повести. Здесь тоже бог – символ власти. Второе направление – «страдание от разума». Глубокая тайна жизни – не очень хорошая вещь. Что вы найдете, узнав ее – неизбывную скорбь, душевные муки. Поэтому слова героя: «Жизнь – это большая больница. Люди рождаются и болеют этой болезнью. Затем, как будто истек срок приговора каторги, все страдания заканчиваются, и человек обретает вечный покой». «Не помню, в какой стране, но в одной стране при рождении ребенка устраивают траурную церемонию, как при похоронах, говоря: «Бедняга теперь будет страдать до самой смерти». А когда человек умирает, радуются и устраивают праздник: «Избавился от страданий…». Когда я умру, устройте праздник, праздник!» – говорит Роберт с горечью. Это тоже один из эпизодов, относящихся к основной идее произведения.
– Мне кажется, глубокие размышления в «Ақиқат» в итоге привели вас к написанию «Парасат майданы». Или я ошибаюсь?
– Вы правильно заметили. Это привело. Я захотел глубже проникнуть во внутренний мир человека, в его тайные уголки. Правда, «Ақиқат» была написана первой, и мысли в ней тоже ставят перед сознанием разнообразные, многозначные вопросы. Тем не менее, по моему пониманию, идеи в «Парасат майданы» все же более актуальны. Винить во всех бедах других, врага, обвинять только других – это тоже явление, показывающее определенный уровень общества. По мере повышения уровня человеческого разума, внутренние терзания человека, погружение в себя учащаются. Осознаешь, что многое происходит из-за незрелости, несовершенства человеческой личности.
Когда «Ақиқат» переводили на русский язык, некоторые места были сокращены. Переводил ее парень по имени Сарафанников, но он оказался не очень искусным переводчиком. А Анатолий Ким переводит хорошо. Он перевел на русский язык «Әке», «Парасат майданы», «Біз үшеу едік». Сам он тоже искусный писатель. Однажды мы встретились в ПЕН-клубе. «Знаешь, старик, – сказал он мне наедине, он мой друг, говорит «старик», – дело не в психологии, и даже не в философии. В «Парасат майданы» есть что-то запредельное, чего нет ни у кого, кроме тебя».
Драма мысли – это удивительная вещь
– Я слышал, что повесть «Парасат майданы» писалась очень долго. И вы говорили, что «больше не будете браться за такие философские темы». Почему?
– Писалась она не так уж долго, всего за три месяца. А созревание в голове длилось очень долго. Ох, минимум шесть-семь лет оно зрело во мне (смеется). Сначала мне нужно было создать определенную систему: на двух чашах весов стоят два разных взгляда – чистый, непорочный взгляд, идеализирующий священные понятия жизни, человеческие ценности, не терпящий их осквернения, и вывод постмодернизма, гласящий: «эта жизнь изначально – вероломная ложь, в мире нет ничего вечно священного», «человек греховен от рождения, его нужно принимать таким, какой он есть, со всеми его недостатками». Эти две мысли должны противостоять друг другу, сталкиваться. Иногда кажется, что последний взгляд правильный. Но если так говорить, то в жизни есть понятия, на которые нужно отвечать одним словом – «да» или «нет». Например, любовь. Есть ли она? Есть. Не бывает полулюбви, если это наполовину, то это уже не любовь, не истинная любовь. Верность тоже. Бывает ли верность с примесью легкого обмана? Нет. Герой «Парасат майданы» не может этого принять. Сам он чистый человек. Но и в его внутреннем мире идет борьба, в его голове тоже возникают мысли, противоречащие его позиции. Он сам этого не осознает. Когда он понимает, что все эти разрушительные мысли находятся не снаружи, а внутри него, в его собственной природе, он отчаивается в жизни.
– Читая письма, когда один взгляд, с полным доказательством, превосходит другой, и мы думаем: «теперь голос противоположной стороны умолкнет», второй отвечает с еще более весомыми доводами…
– Так и должно быть. В жизни не бывает только белого или только черного цвета. Большой недостаток в литературе в том, что положительного героя делают абсолютно свободным от недостатков, а отрицательного – делают абсолютным злодеем. Если хвалим – возносим до небес, не давая ногам коснуться земли. Если ругаем – делаем никчемным, как будто у него нет ни одной хорошей черты, и низвергаем до земли. В мире не бывает человека без недостатков или человека без единого доброго дела.
Конфликт взглядов, столкновение мыслей в моем творчестве началось, по сути, с пьесы «Біз үшеу едік». Там тоже между Муратом и Даригой, Муратом и Омирбеком долгое время идут разногласия, столкновения позиций, они не могут победить друг друга. Как только один выскажет свою мысль, прежде чем зал успеет подумать: «ну, теперь этот не найдет ответа», другой выскажет еще более весомый довод. Асанали (Ашимулы) рассказывал со смехом: «Если мы согласимся с Омирбеком, думая, что его слова правильны, то в какой-то момент доказательства Мурата перевесят, и мы не заметим, как перейдем на его сторону». Я поставил себе условие, что столкновение мыслей в «Парасат майданы» должно превзойти этот уровень. Это было непростое дело. Ведь зло – это тоже большая сила. Если бы оно было слабым и быстро проигрывало честности, оно бы не дожило до наших дней, давно бы проиграло справедливости. То, что две стороны, две разные силы не могут победить друг друга в «Парасат майданы», борются и сталкиваются, истощило мои духовные силы, измотало меня. Возможно, я сказал те слова: «больше не буду браться за такие философские темы» в состоянии такого изнеможения (смеется).
Когда писатель обращается к большим философским мыслям, затрагивает общие для всего человечества переживания, границы между страной, землей, языком стираются, и пространство становится единым. В философских произведениях не так много событий, действий, поэтому приходится создавать драму из внутренних мыслей и чувств. А ведь драма мысли – это удивительная вещь!
– «Тозақ оттары жымыңдайды» – произведение, основанное на трагической судьбе индейских племен Бразилии, но в основе которого подразумевается подобная ситуация, переживаемая казахским народом. Даже сходство в именах героев, возможно, не случайно, как я предполагаю: «Канато» (Канат), «Чоро» (Шора), «Кияку» (Кияк) и т.д.
– Изначально, придумывая имена героев, я не ставил целью сделать их похожими на казахские имена. Но правда в том, что сначала я хотел представить повесть как событие, происходящее в казахской степи. Однако, как можно было открыто написать: «казахскому народу угрожает исчезновение, и эту угрозу создает советская власть»? Даже если бы написал, было ясно, что это не будет опубликовано, более того, не будет допущено. Тогда я задумался: ведь много народов на Земле, чья судьба похожа на судьбу казахов, почему бы не написать намеками, взяв в пример один из них? Так я решил связать это с судьбой индейских племен Бразилии и начал их изучать.
– В то время интернета не было, наверное, поиск был очень трудным?
– Не дай Бог, на исследование ушло около полутора лет. Я получил много данных из русских журналов: «Вокруг света», «Наука и жизнь»… Особенно помог «Вокруг света», я просмотрел подшивки за шесть-семь лет (возможно, и больше). Статьи итальянского журналиста по имени Паллетти часто публиковались в «Вокруг света», и его статьи были очень сильными. Я был настолько впечатлен, что включил его имя и фамилию в повесть. Я прочитал много книг об индейцах. Племя «Араку» я придумал сам, на самом деле такого племени не существует. А шаванти, паташо, тапаюна и т.д. – это племена, населяющие берега реки Амазонки. Я не был в Бразилии, было очень трудно писать о природе этой страны, например, о том, как растет папоротник, не увидев и не узнав этого. Я решил: «Больше не буду писать такие тяжелые темы, требующие такого долгого специального исследования».
То, что вы сейчас говорите о казахизации имен героев, очень правильно. Я сам не обратил внимания, но действительно есть сходства. В целом, в науке давно существует мнение, что американские индейцы и тюрки имеют общие корни, являются дальними родственниками. Только один пример: мы говорим «қайық» (лодка), а они говорят «кайак». Есть и другие корневые слова.
Это произведение, как и «Ақиқат», «Парасат майданы», вышло за рамки национального, поэтому вначале литературная среда приняла его с трудом. Даже такой благосклонный старший брат, как Азильхан Нуршайыков, который всегда тепло отзывался о моих работах, когда-то сказал: «Твое «Оралу» хорошее, рассказы тоже красивые, а вот «иностранное» я не читал» и вернул (смеется). А сейчас, наоборот, люди часто спрашивают эти мои произведения. Недавно один сайт даже включил «Тозақ оттары жымыңдайды» в ряд лучших мировых произведений об индейцах.
Избегайте лести,
а язык учите
– Я слышал, что «Біз үшеу едік» в свое время входило в репертуар нескольких театров, но нам не довелось его увидеть. Есть ли сейчас режиссеры, которые ставят или собираются ставить этот спектакль?
– Пьеса была поставлена во многих театрах: в Шымкенте, Атырау, Торғай и др. В Алматы ее поставил Театр юного зрителя. Министерство в то время сначала передавало поступившие драматургические произведения в театр имени Ауэзова. Однажды меня пригласил Азербайджан Мамбетов. Было обсуждение. Когда люди начали набрасываться со всех сторон, говоря: «Там нужно сделать так, здесь – эдак, нужно добавить еще один акт», у меня душа ушла в пятки. Я защищал свое произведение, говоря: «Ничего добавлять и убирать не нужно». Мамбетов сказал: «Возможно, слова автора тоже правильны, учтите это». Короче говоря, я вышел обиженный. Райымбек Сейтметов услышал об этом, пришел в театр и, солгав, сказал: «Эта пьеса была написана по моему заказу», и забрал ее. На следующий день Мамбетов позвонил и обиженно сказал: «Ты написал ее для Райымбека, зачем ты нас мучил?» Я ничего не понял, ответив: «О каком заказе речь, мы с ним даже толком не знакомы». Оказалось, покойный Райымбек прочитал пьесу и сразу же полюбил ее. Он сам был актером, умеющим работать со словом. В итоге он поставил ее на сцене. Сам сыграл Мурата, Даригу – Роза Аширбекова, Омирбека – Пиримжанов. Трое прекрасно сыгрались и стали единым ансамблем. Она не сходила с репертуара 5-6 лет. Всегда аншлаг. Наш дом находился рядом с Театром юного зрителя. Однажды вечером, когда я возвращался домой, я встретил кинорежиссера Сламека Тауекелова с женой, они вышли из театра. В тот день ставили «Біз үшеу едік». «Токе, посмотрев вашу пьесу, мы возвращаемся чистыми, как будто вышли из стиральной машины», – сказали они. Эти слова глубоко тронули мое сердце… Некоторое время не выходили из головы. Если произведение может «очистить» человека, как будто он вышел из «стиральной машины», какое большее счастье нужно автору! Ведь главная цель литературы – очищение души человека!
Позже другой режиссер поставил пьесу на сцене. Он, кажется, не очень принял природу произведения. «Такого чистого человека, как Мурат, в жизни не бывает, я немного приближу к современному пониманию, добавлю кое-что в конце», – сказал он. «Брось, дорогой, – сказал я, – тогда напиши свой сценарий и ставь. Не трогай то, что я написал. Если ты не веришь в существование таких честных людей, как Мурат в жизни, зачем ты берешься за эту пьесу?». Но он все же поставил ее. Конечно, постановка Райымбека была особенной. Потому что он верил в существование таких людей, как Мурат, в жизни. Например, для человека, верящего в Бога, Бог есть, а для неверующего – Бога нет. Точно так же понятия чистоты, честности – есть для верующих, нет – для неверующих. То, что держит мир, – это люди, верящие в эти благие качества. Их нужно сохранить.
В целом, некоторое противоречие между драматургом и режиссером – это закономерность. Потому что режиссер хочет добавить в спектакль идеи, которые у него на уме. А писатель хочет, чтобы его идеи сохранились. Иногда хочется все бросить и самому стать режиссером. В молодости я пытался стать актером, немного знаком с тонкостями сценического искусства. Думаю, я смог бы поставить спектакль. Но теперь нет времени, нужно думать и о здоровье.
– По мотивам повести «Қыз Бәтіш пен Ерсейіт» был снят фильм «Өтелмеген парыз». В фильме есть некоторые изменения, добавления, убраны моменты. Как вы к этому отнеслись?
– Да, конец изменили. Я не вмешивался в сценарий, если бы зависело от меня, я бы не отошел далеко от повести. Но я рад: актер, сыгравший главную роль – мой дорогой Әнуар Молдабеков – сыграл очень сильно. Основная мысль произведения – о жалком состоянии наших современников в то время. Достойны ли уважения наши герои, чьи фотографии висели на «Доске почета»? Мы должны оценивать человека прежде всего с точки зрения человечности. Влюбленные из «темных» времен, Қыз Бәтіш и Ерсейіт – верные своему слову, преданные своим чувствам, они отдали жизнь друг за друга, их имена стали легендой, не забываемой народом. А что представляют собой «сознательные Батиши и Ерсейиты нового века»? Кем они стали, что с ними стало? Старик, возвращаясь из города, обнимает надгробие и плачет. Это не просто оплакивание сына, это обвинение. По правде говоря, это большая трагедия.
– У вас есть много прекрасных произведений, которые войдут в историю казахской литературы. Тем не менее, о вас часто говорят как о «писателе, который пишет мало»…
– Главное – чтобы писателю было что сказать. Он должен дать цельные произведения, которые запомнятся народу, заставят задуматься. А если писать без конца, но из этого никто ничего не извлечет, какой смысл в десятках томов? Лучше меньше, да лучше. Даже если напишешь одно произведение, оно должно быть хорошим. Но я сам не думаю, что написал мало.
– Выбирает ли ваше вдохновение место, время, время суток? В какое время суток вы пишете больше всего? Пишете на бумаге или, как писатели нового поколения, сразу печатаете на компьютере?
– Печатаю на компьютере. Это хорошо для исправления, для добавлений. Если писать на бумаге, сколько раз пришлось бы марать и мучиться. А здесь, если что-то не нравится, стираешь – и снова появляется, как чистый лист. Вообще, говорят, что лучше писать днем, но я не смог к этому привыкнуть. Когда работал, днем не хватало времени, и я всегда писал ночью. Так и привык. Сейчас я в основном дома, но по привычке пишу ночью.
– Как, по вашему мнению, должна развиваться казахская литература дальше? Чему молодым следует научиться у старшего поколения и чего им следует избегать?
– Пусть избегают лести, пусть не учатся этому. А язык учить нужно. Я замечаю, что в языке некоторых молодых людей наблюдается бедность, много элементов публицистики. Но важно, чтобы при письме вся суть не уходила только в язык. У русских самый красивый язык у писателя Бунина, но его нельзя назвать величайшим русским писателем. Язык Достоевского более корявый, но как он строит сюжет, как развивает действие, как переворачивает внутренний мир героя?!
Главное – любите Человека, придерживайтесь человеческих ценностей. Садясь писать, чувствуйте себя так, будто даете отчет перед Богом. Говорите правду, будьте максимально честны. Не поддавайтесь намерению «понравиться кому-то, обрадовать кого-то, угодить кому-то». Не нужно бояться «как бы не понравиться кому-то». В литературе и искусстве всегда были и будут разные вкусы.
Беседовал – Сакен СЫБАНБАЙ.
«Алматы ақшамы»