…Курсовую работу на тему «Слово о полку Игореве» можно было написать всего за два дня. Стоило прочитать главу по учебнику своими словами, и ты бы сдал зачет. Меня сгубила «Ленинка». Из любопытства я заглянул в каталоги и увидел, что о «Слове» написаны сотни трудов. Из увлечения я заказал несколько названий. В тот же вечер я понял, что курсовую работу нужно назвать «Тюркские слова в «Слове о полку Игореве».
Исследователи этого древнего памятника дореволюционной эпохи спорили из-за каждого его слова. Журналы посвящали многие страницы спорам Коржа и Мелиоранского о происхождении слова «кощей». Автор поэмы, ненавидя хана Кончака, назвал его «злобным кощеем», а князь Игорь после поражения и плена «перешел из золотого седла в седло кощеево».
Значение слов «злобный раб», «седло раба» уже давно вышло из употребления в контексте. Такое решение было признано итогом обсуждения и вошло в науку. Таким образом, ни одна из последующих работ не была подвергнута сомнению. Ученые нашли основу и лингвистику в тюркских языках: қос – 1) соединять, пара, 2) соедини, сцепи; қосшы – 1) товарищ, 2) помощник при вспашке земли (киргиз.). В середине века было высказано предположение, что могло появиться переносное значение «раб». Однако исторический контекст «Слова» препятствовал такому утверждению. Автор, как бы он ни ненавидел хана Кончака, не назвал бы его – победителя – «злобным рабом». К тому же, зачем использовать неясное тюркское слово, когда в этом «Слове» XII века есть совершенно понятное всем читателям славянское определение?
В конце концов, почему исследователи не учли героико-сказочное имя Бессмертного Кощея? К этому персонажу рабский титул никак не применим. В этом образе собирательно воплощаются все злые, неумирающие силы, с которыми Русь столкнулась в эпоху татаро-монгольского нашествия.
Я записал литературу о героическом эпосе и сделал первый шаг в направлении своего предположения: в текстах, написанных разными сказочниками в разные эпохи, это имя передается тягучими шипящими звуками – Кощщий, Кощщей, Кощщеище.
А что, если автор «Слова» тоже произносил его тягуче? Я внимательно изучил текст – нет ни одного слова, написанного с удвоением букв. Я проверил и летописи. Так я пришел к выводу – древнерусские писатели, чтобы сэкономить место при письме, видимо, сознательно шли на эту «безграмотность». И даже если сам Автор говорил «русский», «оттвориша», «кощщиево», «кощщей», он был обязан писать «руский», «отвориша», «кощеево», «кощей»…
Слово «қосшы», приведенное в споре Коржа-Мелиоранского, могло измениться в русском произношении с тягучим шипящим, а может быть, и с мягким звуком. Тем не менее, несоответствие орусского слова его собственному значению препятствовало согласию с принципами уважаемых специалистов по тюркским языкам.
В течение пяти месяцев геологической практики я занимался поиском нефтяных месторождений, близких к поверхности. Наш небольшой отряд исследовал пустыни Устюрта и Мангышлака, находил родники, изучал воду в заброшенных колодцах посреди пустыни, становился свидетелем гостеприимства редких жителей. У одного из них мы наняли бойкого старика, который, как он утверждал, знал каждый бархан между Устюртом и Каспием: «Я теперь оседлый, а в молодости был настоящим кочевником. Я объездил всю степь, и на коне, и пешком!» – Он изо всех сил старался попасть в наш отряд! Вот его слова, вложившие смысл в понятие «кочевник» для него и его предков; я вспомнил это, когда читал «Бессмертного Кощея». Такая семантика вполне оправдывает принятие термина как в устной, так и в письменной форме в древнерусской литературе. В период противостояния христианской Руси языческому Дикому Полю возможно, Кочевник – «поганый кочевник» – получил христианскую характеристику «злобный кочевник», то есть «иноплеменный кочевник, язычник». (По-гречески «поганос» – не христианин.) Также он получил фаталистическую характеристику «бессмертный», неумирающий. «Плененный Игорь перешел из золотого седла в седло кочевника».
Тогда я впервые понял, что очень известные, уважаемые ученые могут ошибаться. И их ошибка, распространяясь, превращается в научную истину. Корж и Мелиоранский, а затем и все русские тюркологи, не заметили казахского слова «көш» – 1) переезжать, 2) кочевье. (Много лет спустя я глубоко осознал понятие «грамматический синкретизм» – когда одно слово в старой форме может проявляться в двух-трех грамматических значениях как «глагол – существительное». Это слово сейчас редко используется в своей старой номинативной форме, поэтому недавно Терминком Каз. ССР создал глагольное существительное «көшпе» – «переезд» и отсюда возникло понятие «көшпелi адам» – «кочевник». Буквально – «переселяющийся народ». Последние кочевники Средней Азии, сохранившие этот образ жизни и хозяйствования до XX века, вынуждены называть себя таким сложным и многозначным именем. Неужели за тысячи лет они не смогли придумать более удачный термин?
Стихотворение – это поток ассоциаций. Стоит только дать ему возможность расширяться по геометрической прогрессии, и твоя первоначальная мысль утонет. Это самое сложное в творчестве – сохранить заданное направление мысли в хаосе увлечений. В любом случае, оно никогда не заканчивается так, как было запланировано изначально. В моей курсовой работе появилась новая глава, присоединяющаяся к существительному и образующая в казахском языке – «ші/шы», а в других тюркских языках – «чи/чі» суффикс, образующий «имя существа»: «темiр» – «темiр-шi» – кузнец; «балық» – «балықшы»… В других тюркских языках: «казна» – казна, «қазынашы» – казначей (старотат.) и т.д.
Таким образом, я пришел к лексеме көш-ші – кочевник – 1) переезд, 2) кочевье, вытекающей из древнеказахского слова көш.
«С вершины Черной горы
идет кочевье,
С каждым переходом
один тайлак приходит пустым… »
Одна из самых печальных казахских песен.
(Я использовал этот ритм и образ в своих стихах в историческом цикле:
«Кочует с Чёрных гор
родной аул
и каждый год
одно седло – пустое… »)
В тексте песни слово использовано в двух грамматических значениях: 1) «көш келедi» – «приходит кочевье» – существительное. И 2) как причастие прошедшего времени в основе глагола – көшкен – переселившийся.
Русские не смогли произнести мягкий губной гласный – көшші > кощщи.
Это явление проявляется систематически: улик – «труп» (старотат.) > улика – вещественное доказательство преступления (рус.), ÿйме – «куча», үй – складывать (каз.) > уйма – куча (рус.).
При освоении этого слова падежное окончание совпадает с показателем винительного падежа и приходится «возвращать» его в именительный падеж: уйме > уйма. Таким образом, суффикс «и», заимствованный из тюркских и других языков, был исправлен в процессе освоения: он был сопоставлен с множественным числом в русских существительных. В диалектах древнерусского языка были выработаны три способа нейтрализации лишних звуков:
1) если суффикс встречался вместе с аффиксом винительного падежа (уйме), то он заменялся на окончание именительного падежа (уйма);
2) конечное «и» не было признано окончанием множественного числа, но чтобы не путать его с ним, добавлялся нейтральный гласный без падежного или другого грамматического значения «и» (зодшы> зодчий; қазынашы> казначий> казначей);
3) если конечное «и» воспринималось как показатель множественного числа, то путем сокращения суффикса оно вводилось в единственное число: пала – палаш, меч с широким лезвием, орудие убийства: палажи – палач (тюрк.). В русском языке: палач (ед.ч.), палачи (мн.ч.) 1.
Таким образом, многие восстановленные тюркские слова помогли русским выработать морфологическую схему «существительное + ч(щ) = существо», и по ней были созданы термины: труба – трубач – трубачи; товар – товарищ – товарищи.
Ни об одном из них учебники не упоминали. Людям вроде меня пришлось, вместо того чтобы просто прочитать готовое о истории слов и истории нашего народа, годами собирать мозаичные картины, разбросанные по всему миру, и анализировать разрозненные данные, чтобы возродить в своем воображении картину древних времен, где найдется место и твоему роду-племени. Как геолог, я уже тогда был знаком с историей образования земной коры – местных и органических пород. Я знал генезис угля, золота и нефти, гранитов, глины и известняка. У меня было и немало представлений об истории народов мира. О княжеско-царском прошлом Руси-России мы прекрасно знали еще со школы. Европа, Северная Америка, Китай, Индия, Аравия, Османская империя – это тоже знали на уровне человека со средним образованием.
О казахах мне было известно лишь то, что до революции 17-го года мы находились под двумя гнётами – царским сапогом и местным феодальным игом. Больше в учебной программе ничего не предлагалось. Да и не стремились мы знать все досконально.
Профессор Сидельников, вручая мне ту курсовую работу, явно не предполагал, что поход средневекового князя Игоря на кочевников по Волге внезапно подтолкнет меня, и прежде всего, вызовет у меня огромный интерес к истории Казахстана. Впервые я испытал особое чувство кровного родства, узнав, что слова моих предков относятся к группе тюркских языков, некогда выросших из одного корня. Ощущение атавизма, но оно очень окрыляет человека, даже если он молод.
Ощутив тюркский дух, я почувствовал в своей душе пробуждение невиданных ранее качеств, которые не хочу описывать, но именно они сформировали меня как личность и подтолкнули к развитию моего пылкого взгляда на тюркский мир, который стал неотъемлемой частью моего мировоззрения.
…Тогда я впервые осознанно заметил пробуждение уважения к русскому языку. Благодаря его способности сохранять форму и содержание древних тюркских слов, не сильно изменяя их, хотя большинство из них вышло из породившего их речевого оборота. Голосовой аппарат восточных славян произносит тюркские звуки, особенно заднеязычные, то есть твердые звуки, почти без искажений. Только искусственные мягкие – ө, ү, ә – звуки было трудно произносить, они произносились как о, у, а. Благодаря сохранности тюркских слов в русском языке я понял секрет произношения древнетюркских и древнетатарских суффиксов. Переход татарского -чи > -че так же изменился и в русском языке. Сегодня «казначей» = «казначе» (тат.). Только если бы слово вошло в русский язык в точно такой форме, то падежное окончание совпало бы с флексией, и мы бы сейчас понимали русское слово «казнача» как казначей, а слово «казначе» как казначею. Следовательно, славяне изначально приняли слово казначи, закрепив суффикс йотой: казначий > казначей. Такое расширение гласного пережило и понятие кощщий > кощей. Обе формы синхронно использовались в диалектах.
Но этот вывод противоречит предположению о том, что суффикс «е» совершенно не относится к именительному падежу: не будем ходить далеко, возьмем русские слова «кочевье», «зимовье»… Этому есть разные объяснения, но необходимо восстановить первоначальные формы слов кочевие; зимовие. Возможность таких исходных форм доказывают и параллели «условие», «сословие», «явление», «поколение». Особо выделяется формант «-ие», где «е» заменяет краткий «й». В то время передний гласный был принят за основу. Этот вывод проверяется словом кочевьник, где суффикс ник легко отделяется: кочевь В тюркском языке существует историческое словосочетание «кöч еви» – «дом кочевника», войлочная юрта на колесах. Но оно не сохранилось как термин, потому что сам предмет вышел из бытового употребления. Отдельные части фразеологизма существуют и сейчас: кöч – 1) переезд, 2) кочевник, 3) кочевье; ев – дом. Суффикс «и» означает родительный падеж первого слова, соединенного с ним. Древние русские приняли это созвучие как нерушимое целое «кочеви» и добавили к нему свое понимание «множественного числа», сохраняя его «родительный падеж». Такая очень редкая, особая контаминация ставит слово «на место» – существительное в родительном падеже, множественного числа: кочеви(й). Тем не менее, по форме оно относится к разряду «именительного» падежа – зодчий, ловчий, лесничий…
Такая замена должна была коснуться и других. Таким образом, форма в винительном падеже проявляется в роли именительного падежа. Самое главное, «е» возникло на русской основе, если бы оно пришло с внешним суффиксом, оно было бы обязательно заменено.
Когда-то кощщий был названием жителя степей, Дикой Степи в общерусском языке. Затем побеждает сложное тюркское слово. Тюрки-сельджуки начали приходить на южные границы Руси в XI веке, в период борьбы с Византией. До этого в Великой Степи кочевали предки казахов, татар, каракалпаков, ногайцев, балкарцев – кыпчаки. И эти были названы в восточной литературе Дешт-и-Кыпчаками («Степь Кыпчаков»). Когда «Коч-еви» вытесняет «кощ-щи»?
«Слово о полку Игореве» (1185 г.) использует слова «кощей», «кощиево» в первоначальном значении – кочевник, переезд. Таким образом, героические песни с того времени, в период гнета, передают через имя самого отвратительного персонажа в горе оседлой Руси – Бессмертного Кочевника – пропитанное крайне негативным смыслом, опороченное легендарное слово.
___________________________________________________
1) Даже слово «басмачи» – оккупант, насильник («басма» – принуждение, угнетение – узб.), появившееся в XX веке, превратилось в «басмач» (ед.ч.), «басмачи» (мн.ч.).
Перевод с русского языка Культолеу Мукаш
«Ұлт порталы»