Движущая сила жизни, источник, цель и надежда каждого человека – разве не они являются его проводником? Если твоя цель праведна, то и жизненный путь твой будет верным. Кривой путь выбирает сам человек. И именно традиции и воспитание предков не дают свернуть на этот кривой путь. Редко встретишь казаха, который не чтит своих предков. Возможно, есть предел и гордости. Разве можно считать образцом то, что сын, восхваляя своего отца, перекрывает путь выдающемуся человеку, признанному народом и ставшему опорой для других, и намеренно распространяет несостоятельные мнения?
В годы, когда власть была у «красных русских», без чьего-либо спроса село Жангир было переименовано в Красную Поляну. Мы же теперь бьемся над тем, чтобы вернуть название Жангир. Сами себе мешаем, казахи. Еще в 1991 году мы присвоили музею имя Шортанбая жырау. И сами же, «то так, то эдак», снимали это название. Говорят, тогда и музея-то не было. На 175-летие жырау из самого Алматы прибыли десятки писателей во главе с М. Магауиным и депутаты во главе с К. Султановым, и якобы «вторично» официально открыли музей. Где здесь логика? Если каждый будет считать правильным только свое, что останется от единства народа?
Наследие колониального прошлого, наложенное русскими, сегодня переросло в глобализацию, и каждого охватило высокомерное самодовольство. Это самодовольство, подобно удару в живот, отталкивает своего же казаха, и даже родных братьев, а у некоторых привело к духовной нищете, когда они, в отличие от казахов, не имея такого в своей жизни, презирают родителей и судятся с ними из-за материальных благ. Это уже не скрывается. Кажется, и у старших не осталось старшинства. Какую же модель поведения мы можем показать подрастающей молодежи, которая судится со своими братьями и детьми? Даже если и скажем что-то, оно не выйдет из чистого сердца, и слова, рожденные из испорченного, как осадок, мышления, не достигнут сознания других. Наука давно это доказала.
Злонамеренная политика колонизаторов превратила многих людей в ксерокопии русских, отличающихся от них лишь цветом кожи. Телевидение, телефоны, айфоны, как дополнительный удар, прилипают к сознанию и сердцу молодого поколения, как клещи. То, что они видят (казахи не хотели видеть, как скот гонят на скот), – отвратительные обнаженные тела, грубые поступки, кровавые драки, способы убийства и пыток. Нет и следа человеческих качеств, стыда и совести. Молодежь отдалилась от чтения газет и книг. Когда мы услышали, как один человек, владеющий тысячами овец, сказал, что за последние двадцать лет не видел ни одной газеты или журнала, нас пробрал озноб. А что же его дети… Язык не поворачивается об этом говорить. У поколения, ограниченного тем, что оно видит по телевизору, нет и желания слушать заветы предков. Они довольствуются шумом и суетой. Старики тоже неохотно дают советы.
Вершина этой суеты – на свадьбах. Люди, оглушенные музыкой, бьющей по ушам, сидят в оцепенении. Молодежь в восторге от этого. Казахская женщина, которой за сорок, раньше сторонилась всего, а теперь и молодая старушка (лишь бы ноги ходили) ковыляет среди этой молодежи. Свадьба длится восемь или десять часов. У нашего соседа-узбека свадьба не превышает двух часов. Приглашенные приходят вовремя и через полчаса освобождают место для вновь прибывших. У нас же старики, не в силах встать из-за накрытого стола, просят перерыв и изнемогают.
Богатые тратят миллионы на свадьбы, а бедные берут кредиты, чтобы устроить свадьбу, и потом не могут их выплатить. Богатому нужна слава. На эти растраченные деньги можно было бы сделать много добрых дел для села, но их самодовольство не позволяет этого. Самый богатый человек в мире Билл Гейтс заявил, что готов поделиться половиной своего состояния с нуждающимися и бедными. А наши богачи – совсем другие. Казахское село пустует.
Жители города, чьи машины или лбы упираются в высокие каменные стены, ощущают тесноту мира, несмотря на его простор, и тоскуют по «селу». Те, кто может, в выходные дни устремляются в село. Это село – генофонд, сохраняющий казахов навечно. Это село, где растут дети казахов, видевшие казахский уклад, слушающие рассказы немногих здравомыслящих аксакалов, чей дух еще чист от ужасов этой разрушительной цивилизации. То, что я сказал «здравомыслящие аксакалы», – это крик души, правда. Когда слышишь, как старики, которым за семьдесят и восемьдесят, смеясь и прижимаясь к чиновнику, пьют водку во время тридцатидневного поста, испытываешь отчаяние от тех, кто поддался разврату. Понятие «у села нет будущего» ошибочно проникло в наше сознание. Напротив, нужно всячески способствовать тому, чтобы село, сохраняющее казахский уклад, и его жители жили в соответствии с современностью. Ведь это не XIX век, чтобы люди в зимовках жили при тусклом свете.
Кызыл-Тау, некогда считавшийся одним из передовых совхозов страны, теперь оказался в ряду «бесперспективных» сел. В одном только хозяйстве Дулата Кожамберлина этого села имеется полторы тысячи лошадей. В любом селе разводят огромное количество скота. Из-за ошибочного понятия «бесперспективное» в Кызыл-Тау школа была закрыта из-за нехватки учеников, которые учились бы неделями. Как такое возможно? Ни отдел образования, ни акимат не задумались, какая помощь нужна, прежде чем уничтожать то, что есть. Есть множество способов сохранить школу, в которой не хватает одного-двух учеников. Газеты пишут, что в Казахстане сотни тысяч детей-сирот. Эти дети находятся в детских домах. Депутаты говорили, что если отдать этих детей в села на воспитание, они вырастут, не познав сиротства. Газеты также писали, что многие сельские жители усыновляют детей по патронатному договору. Акимат должен всячески помогать тем, кто хочет усыновить сирот, чтобы они могли быстрее осуществить это благое дело. Это один из способов сохранить школу. Сохранение школы – это сохранение села, закрепление населения