– Голод пришел в Баян в тридцатом году, – сказал он своим низким, гулким голосом. – Мне было двенадцать лет. Мой зять был продавцом в соседней Алексеевке. Мать отправила меня к нему. На обратном пути мама привязала мне на спину в красной сумке больше половины мешка муки. В нагрудный карман положила лепешку. От прежней Алексеевки, нынешнего Кумдыколя, до Егиндыбулака – восемнадцать, а оттуда до Баянаула – тридцать пять километров. Всего пятьдесят три километра. Вышел около десяти утра. Пешком. На краю поселка течет родник. В то время вдоль русла рос густой камыш. Присев на колени среди него, чтобы передохнуть, я услышал за спиной шепот: «У того парня есть еда!» – прошептав, три-четыре светлоглазых парня. Поняв, что они хотят отобрать провизию, я тихонько выбрался и бросился в горы. Помню, как в какой-то момент я бежал изо всех сил, а те, толкаясь, гнались за мной. И вот, около часа ночи, спотыкаясь и падая, я добрался до Баяна. Когда мама развязала сумку и сняла мою рубашку, моя спина была красной от крови. По дороге бандиты-мальчишки успели порезать мне спину…
Ах, жизнь! Невозможно не восхищаться самоотверженностью людей того времени.
– Ты знаешь Голощекина. Он тоже устроил погром на казахской земле, говоря, что совершает Малый октябрьский переворот. Он установил налог на каждое домохозяйство. Нужно было сдавать зерно, шерсть, мясо. В нашем доме, помимо другого скота, было два черно-пестрых быка. Больших. Отец отвез их в центр и обменял на тридцать килограммов пшеницы. Русским. Люди, почувствовав приближение страшной беды, резали табуны лошадей и прятали мясо в горах. Его ели собаки и птицы. Скот в нашем доме тоже резали, угоняли. Так мы, отец, мать, сестра и я – четверо – переехали в Баян. Оттуда меня отправили в детский дом имени Крупской в Ямышевке, примерно в сорока километрах от Павлодара. На человека выдавали двести граммов хлеба. Половину отбирали хулиганы. На остальное смотрела воспитательница. Попадало ли что-то тебе в рот – неизвестно. Мы были ужасно голодны. К тому же, все дети были вшами. Говорят, когда на нынешних городских улицах, забитых машинами, тебя атакуют, как воробьев, вши, изо рта идет пена. Так погибло большинство детей. Летом мы, около семидесяти детей, отправились в Павлодар. В любом случае, нужно было спасать жизнь. Снова пешком. Босиком. Без головных уборов. Без верхней одежды. Под снегом и дождем, когда мы ползли, я увидел вдалеке что-то большое. Семеро-восемь детей повернули назад. Это был гнилой картофель. Один мешок. Мы тут же наполнили его, разожгли костер из сухих веток и съели его. Это было просто обманом желудка. Без питательных веществ. Пустая вода. Возможно, немного крахмала. В общем, из тех семидесяти детей до Кереку добралась лишь десятка. Остальные погибли в пути.
Двенадцати-тринадцатилетний Мукатай, чтобы прожить, искал кусок хлеба и ездил в Омск на поездах. Совершенно один. Оттуда его отправили в Барнаул.
– В городе была большая пекарня. Мы часто крутились вокруг нее. Некоторые грузили хлеб на телеги. Когда они бросали буханки друг другу, мы выхватывали их и убегали. Ночью мы забирались на крышу этой пекарни и спали, обняв дымоход печи. Поскольку я провел много времени в детском доме, я был маленьким и удобным для драк. Однажды, когда я был в Омске, на меня напали трое-четверо детей. Я не успел сопротивляться, как один из них натравил на меня злобную собаку. Зверь, размером с теленка, бросился и сбил меня с ног. Если бы не моя овечья шкура, сшитая матерью, злая собака, наверное, разорвала бы меня. Сколько я ни вырывался, она не могла прокусить кожу. В какой-то момент я услышал смех. Посмотрев, я увидел, как пара взрослых людей, муж и жена, с черными повязками на головах, с удовольствием наблюдали, как хулиганы избивают меня и натравливают на меня собаку. Среди них не оказалось ни одного сострадательного человека. След этого злодеяния до сих пор в моем сердце.
После этого Кулжан с семьей вместе с народом двинулся в сторону Караганды.
– Среди них был мой отец, более десяти моих родных погибли там. Нас было около десяти семей. У нас было две лошади с санями. Многие люди, потерявшие все, остались без транспорта. Мой зять с восемью детьми тоже погиб. Затем, в местечке Койтас, мы нашли кости восьми-девяти детей и похоронили их. У Семизбугы тоже встретилось много погибших. Когда мы добрались до Караганды, двадцать повозок ежедневно привозили еду собравшимся на большой площади людям. Люди все равно умирали. Эти повозки вывозили умерших четыре раза в сутки. Мать устроилась на работу на шахту № 18. В то время уголь добывали с помощью ворота, вращаемого лошадью. Я часто ходил вместо матери и собирал камни среди угля. Однажды кто-то крикнул: «Кто из вас умеет писать?». Мы все подняли руки. Шестерых из нас отвели в офис. Татарская женщина внутри удивленно посмотрела: «Этот ребенок тоже знает буквы? – спросила она. – Ну-ка, напиши!». К тому времени я закончил три класса. Немного знал язык. Я поговорил с женщиной по-русски. Мой почерк был красивым. «Этот мальчик пишет хорошо!» – она очень обрадовалась. Оказалось, что их десятник даже не знал, что такое алфавит. Так я неожиданно стал счетоводом и проработал некоторое время. Пока не попал в детский дом в Алматы. Я прибыл туда в преддверии зимы 1935 года…
В этот момент Мукан опустил голову, уставился в одну точку и погрузился в глубокие раздумья, надолго замолчав. Нелегко было погрузиться в глубины века и представить себе прошлое. Конечно, это был мир, полный тайн, как море, с небольшими радостями и печалями.
– Я пробыл в детском доме до тридцати семи лет. Тогда Алматы был не таким, как сейчас. Сплошные яблоневые и абрикосовые сады. Особенно запах апорта резал нос. Низкие деревья. Затем построили двухэтажное здание Правительства. На улице Абая. Там был не «Абай», а «Арычная»?! Председателем Центрального Исполнительного Комитета был Ельтай Ерназаров. Ораз Исаев – председатель Совнаркома. Ты слышал о Жумате Шанине? Он был моим дядей. Точнее, дядей моего отца. Он первым открыл Казахский национальный театр в Алматы. Первый режиссер. Затем его сняли с должности и отправили в Уральский театр. В то время его единственный сын Маулен учился в Московском музыкальном институте имени Чайковского. Однажды театр в Уральске сгорел. Он не успел увидеть своего отца. Пока сын не вернулся, Жумекена расстреляли как «врага народа». Жабай Тогандыков тоже был моим двоюродным братом. Он был певцом в Караганде. В 1936 году он тоже вернулся с Декады казахской литературы и искусства в Москве. Мое счастье – я видел почти всех выдающихся и благородных людей того времени. Встретил Ахмета Байтурсынова. Это было время после его очередного ареста. Я видел и Джамбула Джабаева. На каком-то грандиозном мероприятии он вышел на трибуну перед зданием кинотеатра и прочитал свое стихотворение. Я много раз встречался и с Сакеном. Он тоже вернулся с той декады. Мы уже были студентами. Однажды, когда мы пришли на Зеленый базар, он стоял у своего пикапа с Бейимбетом Майлиным. Мы подбежали к ним и поздоровались. Сакен ага сказал: «Ребята, мы купили барана. Помогите донести его до машины!» Мы помогли. В то время было мало машин. Какой красивый человек! Прекрасно одет. Волнистые черные волосы, густые черные усы, как у кошки. Крепкое тело. Высокий. Белая рубашка с прямым воротником была в моде. Пояс из черного атласа. На ногах – скрипучие хромовые сапоги. Один из наших однокурсников, учившийся с Сакеном, преподавал нам «Казахскую литературу». Я тогда писал стихи в духе: «Что я сделал в жизни? Сомнение не покидает меня. Если за мной не останется следа, моя жизнь кажется бессмысленной». Наш учитель сказал мне и еще двум-трем ребятам: «Напишите о Сакене Сейфуллине то, что вы знаете. Я отредактирую и отправлю в газету». Я помню, как написал в духе «Ода поэту». Вскоре после этого мы узнали, что Сакена арестовали. С приходом Голощекина его постепенно начали отстранять от должности и всего остального. В такие дни одна женщина сказала: «Тебя вызывает Добрацкий». Добрацкий был директором службы безопасности. Когда я пришел, меня ждали два человека: один в полувоенной форме, другой – обычный служащий. Суровые. Сразу же: «Встань сюда! Кто тебе Сейфуллин Сакен?!» – резко спросил он. – «Никто мне не родственник». – «Ты написал стихотворение, восхваляющее врага народа. Какое ты имеешь право?!» – «Нет, он не враг народа!» Оказалось, мой учитель отредактировал мое стихотворение, напечатал его на машинке и передал Сакену ага. Оно было найдено среди бумаг того поэта. – «Посмотри на это! Как ты смеешь возражать, будучи таким юным. Говори!» – «Не кричите! – сказал я. – Он великий поэт. Профессор института. У него есть машина. Недавно он ездил в Москву». – «Убирайся, не болтай! Пиши стихи осторожнее во второй раз. Чтобы глаза твои вытекли!» – сказал он…
Аксакал в этот момент добродушно улыбнулся. Когда он улыбался, его лицо озарялось светом и становилось еще прекраснее.
– В такие моменты вспоминаются и забавные случаи. Дом Ораза Исаева находился недалеко от Правительства. У него было двое сыновей. Мы учились вместе в школе. Однажды один из них подрался с воспитанником детского дома. Тот ударил его толстым гвоздем и ранил в голову сына Исаева. Мы обедали. Пришел сам Исаев. Он вел за руку своего сына. Сам он ходил с палкой. Человек, прихрамывающий на одну ногу. Мы вскочили. Голова мальчика кровоточила. «Садитесь!» Мы сели. Тот, кто ударил гвоздем, юркнул под стол. Тогда покойный Исаев сказал: «Это тоже мой сын. Вы тоже мои дети. Если этот умрет, разве он не ваш родственник? Разве ты не будешь плакать? Поэтому, в следующий раз прекратите ссоры». Видели его смирение? Сейчас вы не сможете пройти мимо председателя Совнаркома. Ельтай Ерназаров тоже был хорошим человеком. Простодушным. Его шапка никогда не спадала с головы. Однажды у его жены начались схватки. В панике он спросил у помощницы, которая была у них дома, что делать. – «Вызовите врача!» Елеке сразу же взял телефон и сказал что-то вроде: «Все врачи ко мне!» Говорят, машины скорой помощи прибыли одна за другой. Дом был окружен. Свободного места не было. Ельтай побежал к Исаеву: «У моей жены начались схватки. Врачи окружили дом. Что теперь делать?!» Тогда покойный Ореке, поняв ситуацию, вышел на балкон и сказал: «Этот аксакал позвал вас, чтобы посмотреть на вашу подготовку. Хорошо. Спасибо, что пришли! Теперь расходитесь!»…
Култолеу Мукаш, писатель
Национальный портал