– Что ты так задергался, будто впервые видишь зависть? – насмешливо рассмеялся Старый Друг. – Разве не ты один из тех, кто чаще других пишет о ревности и алчности. И все же…
– Мы находимся там, где царит зависть. Мы видим и знаем все ее проявления. Но, признаться, мы не ожидали столкнуться с этим лицом к лицу на сегодняшней встрече одноклассников. Мы надеялись хотя бы немного отдохнуть и освежиться, – сказали мы.
– Разве щенки зависти не лаяли и раньше в нашем классе? Давным-давно. В детстве, – сказал Почтенный Товарищ. – Однако, они были совсем маленькими. Мы быстро забывали о них.
***
Глядя в небо, наш Тас Мекем сказал:
– Раньше я спрашивал о зависти и ревности у Баукена, у Бауыржана Момышулы. Он говорил: «Зависть, ревность, алчность присущи всем людям. Они, то есть ревность, зависть, алчность, подобны ядовитой змее. Их нужно душить, не давая поднять голову. Если поддашься ревности и позволишь ей овладеть мыслями, ты не сможешь с любовью служить своему народу».
МАЛАЯ ЗАВИСТЬ
В прошлом году исполнилось пятьдесят лет, как мы окончили одиннадцатилетнюю школу имени Абая. Мы провели встречу.
Выпускники 1964 года (двадцатого века) школы имени Абая блестяще организовали наши встречи через двадцать, тридцать, сорок лет. На встрече через двадцать лет наших учителей было еще много. Мы собрались в конце мая возле столовой интерната, расположенного рядом со школой. Мы плакали. Наши учительницы особенно растрогались. В глазах стояла тоска. Мы вошли в класс. Сели за парты. Нас было около пятидесяти, когда мы окончили школу имени Абая, полные надежд. Двадцать пять человек в «А» классе, двадцать пять в «Б» классе.
Двадцать лет. Прошли и ушли. Двое наших учеников – наши одноклассники – скончались. Мы ездили в их далекие села. Поклонились их могилам, совершили поминальную молитву. Это было время, когда поле ржи начало желтеть, а колокольчики звенели. Тридцатилетняя встреча прошла еще более организованно, с чистыми чувствами, словно кумыс, смешанный с тоской, в изысканных чашах.
На сорокалетней встрече мы тоже парили на крыльях радости и веселья, чудеса переполняли нас. По сложившейся традиции мы собрались на поляне за бывшей столовой, на краю сада бывшего интерната. Из наших выдающихся учителей, преподававших в школе имени Абая, остались лишь немногие. Мы отправились в районную мечеть, чтобы совершить поминальную молитву за всех наших ушедших учителей и одиннадцать наших друзей, ушедших в иной мир. Имам мечети, да будет доволен им Аллах, принял нашу просьбу и прочитал Коран подольше. Его чтение глубоко тронуло одноклассников. Имам также отметил, что, хотя среди верующих много тех, кто совершает поминальные молитвы за своих предков, родителей и других близких, он впервые видит людей, которые так вспоминают своих покойных учителей и одноклассников. Он искренне благословил нас.
И вот мы приближаемся к пятидесятилетней встрече.
По дороге сломалась наша машина. Она была не наша. Ключ улетел в небо. Пока мы кое-как добрались, одноклассники, ждавшие нас у школы имени Абая, начали беспокоиться. Ждать сорок пять минут – это, конечно, нелегко. У них не было другого выхода, кроме как ждать нас. Мы были одними из тех, кто стоял у истоков организации. Сценарии, концепции, различные списки – все у нас. Кроме того, в нашей сумке лежало сто семьдесят пять книг, собранных в течение года, с автографами областных писателей и поэтов, а также некоторых ученых.
Почти все, кто ждал, обнимали нас. Поцелуи. Объятия. Глаза наполнялись слезами. Радость переполняла. Искренность тоски заставляла сердце биться чаще. Однако, некоторые, как ни странно, отстранились. Угрюмые и надменные словно продавали даже свое приветствие. Подумать только, что мы почувствовали. Те, кто думал: «Кто ты такой, чтобы тебя так ждали, чтобы так собирались вокруг тебя…», не смогли уменьшить нашу тоску по нашей школе, по нашим дорогим одноклассникам, не смогли охладить нашу тоску. Тем не менее, нельзя не признать, что на душе появилось пятнышко.
Если задуматься о мелкой зависти некоторых одноклассников, то кем же ты на самом деле являешься? Спрашиваешь себя.
Вскоре все рассеялось. Грудь наполнилась вздохами.
Посмотрите на это чудо. На встречу пятидесятилетия пришло ровно пятьдесят человек. Семнадцать выпускников числятся в списке умерших. С момента нашей сорокалетней встречи многие ушли в мир иной. У некоторых наших одноклассников скончались супруги. Ни один из наших учителей не остался в живых. Увы, увы.
На пятидесятилетнюю встречу не пришли двое наших «учеников», хотя и слышали. Один выпускник не был найден. Один наш друг попал в больницу с сердечным приступом.
На сорокалетней встрече мы даже отправили специальную делегацию за месяц до этого к «жениху», который не пустил нашу одноклассницу на встречу. Этот «зять», ставший ныне известным представителем буржуазии, заявил: «Я не пускал вас и на двадцати-, тридцати-, сорокалетние встречи. И на пятидесятилетнюю не пущу… Мы не такие бездельники, как вы. Знайте, мы давно оставили позади сказочные мечты детства…». В тот момент наша одноклассница, красавица, которая в старших классах школы имени Абая помогала всем ученикам списывать сложные задачи по геометрии, химии, особенно алгебре, стояла, прислонившись к двери великолепного коттеджа, окутанная печалью, с блестящими глазами. И осталась там…
Почти все остальные присутствовали. Были те, кто пришел парами. Были те, кто потерял своих спутников жизни и вернулся назад. Несколько человек – потеряли своих детей, своих родных, своих любимых. О, этот бренный мир. Подумать только. В сияющих лицах ваших сыновей и дочерей, которые когда-то были как красные тюльпаны, чувствовалась печаль. Как говорится, «нет коня без изъяна, нет сокола без изъяна». Абай плакал: «Большая рана – ранняя смерть; Завистливый мир – враждебная смерть; Каменное сердце – каменная смерть; Хоть и не хочешь плакать; Разве можно вынести такую смерть?!». Наши скорбящие одноклассники школы имени Абая выходили немного вперед, вспоминали своих родных, изливали горе. Стараясь не показывать другим, они быстро приходили в себя и присоединялись к общему кругу.
Если посчитать, получилось пятьдесят. Пятьдесят человек. Пришли на пятидесятилетнюю встречу. Пятидесятой оказалась наша черноглазая подруга, с которой мы учились вместе до восьмого класса. «Я прочитала объявление в газете и спешила, очень ждала. Пришла, как мечтала. Хоть мы и не окончили школу вместе, я пришла увидеть вас всех хотя бы раз. Примете ли меня? В свой круг?» – говорит наша «девочка» из восьмого класса, у которой вспотели кончики ноздрей.
Поскольку они не утратили своей чувствительности, не отошли полностью от особенных сказок детства, многие искренне плакали от тоски.
«Ты все такая же. Не изменилась». «Ты как в молодости». «Ты как в интернате школы имени Абая». «Ты как в юности». «Ты как студентка». «Твои глаза не изменились». «Твоя улыбка осталась прежней». «Ты помолодела». «Ты как изящная ложка…». Так говорили одноклассники друг другу. Конечно, наши одноклассники вежливы. Серьезны. Чувствительны. Нас воспитал мир Амирханова. Наш директор, Сираж Амирханов, был одним из выдающихся деятелей Алаша. Он руководил образованием в Западном Казахстане и на этом Юге. В 37-м году был осужден на десять лет. Страдал на Колыме. Едва избежав, был оправдан. Стал директором школы имени Абая. Мы раньше подробно писали о «мире Амирханова». Многие выпускники школы имени Абая обязаны этому миру. Обязаны разумом. Наш могучий брат Сираж родился в песках Нарынской пустыни на Западе, на земле Жидели-Бесшокы. В три года лишился матери. Учился с величайшим трудом. Пережил все муки, хуже ада. В период, когда он стал личностью, когда он навсегда запечатлел идеалы деятелей Алаша в своем разуме и теле, его назвали «врагом народа» и сослали… на Колыму. Школа имени Абая, благодаря миру Амирханова, была понята и оценена жителями Туркестана, имеющими слух, и подрастающим поколением, стремящимся к знаниям, хотя и не полностью. Многие из нас замечали это еще в восьмом классе. Все районные руководители, включая партийный комитет, районный комитет и так далее, сторонились просветителя Амирханова, директора школы имени Абая. Мы постепенно поняли, что образованность и компетентность Амирханова, свет его честности и луч справедливости, требовательность, основанные на дисциплине и воспитании, заставляют их сторониться и уважать его. Пусть и не сразу. Наши братья, начавшие с Сиража Амирханова, такие как Елеусиз, Муслим, Абдиреш, Дауренбек, Нургали, Камытбек, Пернебай, Изтилеу, Амиртай, библиотекарь Казым, и наши сестры Казима, Жибек, Клавдия, Антонина, Зинат, Асия, Анна, Валентина, воспитывали нас в духе культуры, поэтому на пятидесятилетней встрече ни один из наших одноклассников не сказал: «Ты постарела», «Ты сгорбилась», «Ты стала старухой», «Ты как старая развалина», «У тебя нет живого места на лице от морщин», «Ты ходишь с палкой», «У тебя поседели волосы». Возможно, они думали об этом. Их мысли. Их чувства. Многие вздыхали и снова улыбались. «У тебя много внуков?», «А как твои невестки?», «Есть ли правнуки?» – спрашивали они друг друга.
Да, тот Дворец культуры Туркестанского района, построенный по предложению наших братьев, таких как Сираж, которые думали глубоко и широко, жертвовали собой ради народа, поколения, нации, сгорел в три часа ночи, когда дети интерната, расположенного примерно в сорока-пятидесяти метрах от того Дворца, крепко спали! Внутри нового Дворца культуры были украшены узорами. Поскольку наша школа была старой, а классные комнаты были тесными и невзрачными, наши братья и сестры приводили нас в белоснежный Дворец, расположенный рядом со школой имени Абая, и вдохновляли нас на культурные и литературные мероприятия. Наш Дворец внезапно охватил огонь, и казалось, что бушующее пламя пожирает звезды на небе, вырывая их. Мы помним, как ночью мы кричали и стонали. Среди тех, кто, проваливаясь по колено в снег, замерзая в лютый мороз, горько плакал, были, вероятно, Старые Друзья и Почтенные Товарищи. Мы тоже были в смятении. Да, наши одноклассники в день пятидесятилетней встречи забудут о зависти, не допустят ревности, будут охвачены страстью. Не допустят злых умыслов. Великое чувство тоски не оставит места воровским мыслям. Так мы думаем. Внутренний мир нашей души.
Итак, одноклассники. Дорогие мои. Мы были старшими. По возрасту. Шутя и говоря серьезно, вы называете нас «аға». Действительно, некоторые из вас на год, а некоторые даже на два моложе нас. Почему? Спрашивают некоторые. После потери отца мы скитались и учились в разных селах, в разных областях. В шестом классе я заболел. Болезнь, которая поставила крест на моем будущем, разрушила мой разум. Не нашлось никого, кто бы отвез меня в Шымкент. Я боролся с тяжелой раной полгода, пас овец в колхозе полгода. Как же узка была тогда судьба! Наконец, я поздно присоединился к школе имени Абая, к вашему классу. Меня принял в интернат Сираж Амирханов. Он простил мое опоздание. Размышляя об этом, обходя одноклассников: «Ты слишком сильно разволновался, не споткнись на пороге», – сказал Старый Друг, поддерживая меня под руку. «Ты в прекрасном волнении с момента прихода», – рассмеялся Почтенный Товарищ.
Мы начали входить в музей нашей школы.
Первым, кого мы увидели, был Амирханов. Одна стена музея была полностью посвящена нашему брату Сиражу. Его лоб сиял, он смотрел испытующе своими немного печальными глазами. В музее было много других выдающихся личностей. Наш брат Муслим Абииров. Он пришел после Амирханова. На должность директора. Ваш Амирханов руководил школой имени Абая двадцать лет. Только один из этих лет выпал на нас. В восьмом классе. Это был 1960-1961 учебный год. В 1962 году вашего полководца и героя Сиража увезли в Алматы, на повышение. Хотя мы были в девятом классе, мы помним, как сильно огорчились. Наш брат Муслим был директором, когда мы учились в семилетней школе в далеком селе Абай. Когда этот человек возглавил школу имени Абая в районном центре, мы, с одной стороны, радовались, а с другой – беспокоились. «Не будет ли трудно Абиирову после Амирханова?»
Хоть мы и были детьми, но были же мы тогда. Кто знает, кто знает, может быть, особенности короткого периода «оттепели» в начале шестидесятых годов заставили нас раньше повзрослеть. Мы вели себя как взрослые. Честно говоря, когда мы учились в семилетней школе в далеком селе, один наш брат-поэт сочинил стихотворение: «Директор ағай Муслим; Какой прекрасный у тебя облик. Смотря на тебя, не можешь насытиться; Хочется смотреть на тебя». Наш брат Абииров, который стремился продолжить мир Амирханова своими собственными узорами, был полон энтузиазма. Он был страстен. Он показал свой уровень, не споря и не выпячиваясь, и это понравилось подрастающему поколению. Вот здесь, в этом углу, в музее нашей школы, находится безжизненный образ нашего дорогого поэта, выдающегося писателя, меланхоличного композитора Тұтқаш көкеміз, Тұтқабай Иманбекұлы, который проявил себя своим благородным характером и творческой искренностью. Наш дорогой брат, автор повестей «В тени тутового дерева» и романа «Большой дом», является образцом благородного характера. Трудно назвать безжизненным взгляд, полный тоски, на пожелтевшую фотографию этого чуткого человека. Его широкий, как на два локтя, лоб освещается светом, падающим из окна.
Мы двинулись к центру. Наша стройная дочь Мекемтас Мырзахмет-улы, которая знакомила собравшихся на пятидесятилетнюю встречу с выдающимися личностями и проводила экскурсию, задержалась подольше. Доктор филологических наук. Профессор. Лауреат Государственной премии. Абаевед. Мухтаровед. Бауыржантанушы. Так она сказала. Наша дочь-тюльпан. Она упомянула его ордена и медали. Она также назвала некоторые его титулы в тюркском мире.
«Разве этот наш брат не академик?» – спросил один одноклассник. «Ему не дают звание академика. А ведь он настоящий академик», – сказал другой одноклассник. «Ах, дорогие мои, вы знаете, вы осведомлены», – подумали мы с восхищением. Мы. Одноклассники.
Дочь-тюльпан продолжила свой рассказ. «Среди ваших одноклассников (она назвала наши имена, некоторые из наших титулов и наград) есть статья «Ищешь добрый город, дорогой брат». О нашем ата Мекемтасе. Эта статья была опубликована в газете «Қазақ әдебиеті», в книге. Вы, наверное, читали», – сказала безупречная девушка. В музее. «Вот фотография этого Мекемтас Мырзахметұлы с его одноклассниками, сделанная после окончания 1947-1948 учебного года. А вот – нынешний облик нашего гордого ата Мекемтаса. Ему в следующем году исполнится восемьдесят пять лет».
Каким же был наш Тас Мекем көке в 1947-1948 учебном году? – спросили мы. Внутренне. Внимательно посмотрев, мы подняли пятки. Совсем молодой. Мекемтас. Теплый. Казалось. Лицо. Не без блеска. Его немного прищуренные глаза. Мы стали изучать их еще внимательнее. Казалось, в них есть какая-то холодность. В его облике. Казалось, он смотрит холодно. Его последующие изображения тоже оставляли такое же впечатление. Двойственное состояние. В любом случае. Почему?
Мы окончили школу имени Абая. Так мы говорили. Мы. Все мы. Гордились. Мекемтас Мырзахметұлы и Тұтқабай Иманбекұлы окончили школу имени Абая. Так мы говорили. Мы. В те моменты, когда нужно было немного выделиться. В моменты, когда мы почитали мир литературы как святыню.
«Ты слишком пристально смотришь, дорогой. На нашего брата, который ищет добрый город, путешествуя по Казахстану», – сказал Старый Друг.
«Разве этот наш брат не академик? Правда? Разве сейчас не называют академиками тех, кто не стоит и ногтя этого брата?» – сказал Почтенный Товарищ.
«Уважаемые выпускники 1964 года школы имени Абая, – сказала девушка-тюльпан, продолжая экскурсию по музею. – Мы безмерно благодарны вам! Среди вас есть те, кто подарил сто семьдесят пять книг с автографами областных писателей по инициативе нашего брата (она снова назвала наши имена, перечислила некоторые наши награды). Среди них есть и книги Мекемтас Мырзахметұлы. Вот, мы специально сделали полку в этом углу».
«Наш брат, который находится среди вас (девушка-тюльпан снова повторила наши имена), когда отмечалось его пятидесятилетие во Дворце культуры района, раздал все ковры, полученные в подарок, школам. Этот ковер с изображением мудреца Абая и тот узорчатый ковер этот брат (девушка-тюльпан снова назвала наши имена) подарил школе имени Абая…»
В этот момент один из наших одноклассников выдал себя. Его немного надменные голубые глаза сначала замигали, а затем наполнились слезами. Его лицо, склонное к бледности, покрылось пятнами от жара. Он сказал: «Что за шум! Кроме этого (он с досадой добавил наше имя), разве нет других людей, о которых можно говорить?! – сказал он. – Вы говорите это снова и снова…»
Семь-восемь человек из собравшихся на пятидесятилетнюю встречу, конечно, услышали. Конечно, ясно поняли. Что произошло. Что он сделал. Причину его обиды.
Одноклассники, которые услышали, почувствовали неловкость. Некоторые посмотрели на нас. Другие опустили глаза. Задыхаясь от затруднения. Нашлись и те, кто насмехался. Девушка, проводившая экскурсию по музею, покраснела. Она пылала, как ярко-красный тюльпан. Ее лицо.
«Не расстраивайся из-за него, ребенок, разве его зависть не известна давно?» – прошептал незаметно Старый Друг.
«Это всего лишь проявление мелкой зависти. По сравнению с крупными проявлениями ревности, это ничто», – думаешь про себя. Улыбаешься внешне. Скрывая свои чувства.
Мы начали выходить из музея. Собравшиеся на пятидесятилетнюю встречу. Те, кто еще не хотел уходить, рассматривали разные картины, информацию. Не хотели уходить.
Мы, кто знает почему, снова и снова возвращались к изображениям нашего Тас Мекем көкеміз, снова и снова вглядывались в них.
«Тас Мекем көке! Дорогой брат, ищущий добрый город! Как ты выстоял перед обладателями великой ревности ради своих великих дел?! А мы, не в силах вынести мелкую щенячью зависть, приходим в смятение». – подумали мы. Улыбаясь внешне. Смущенно.
Мы вошли в наш класс. Конечно, это была уже не наша прежняя комната. Нет-нет-нет. Даже здание школы было другим. Но мы чувствовали себя как в своем классе. Все наши учителя скончались. Мы взяли на себя обязанность открыть классные журналы и перечислить выпускников. Как самые старшие из одноклассников. По возрасту, конечно. Список учащихся 11 «А» и 11 «Б» классов 1963-1964 учебного года должен был быть полностью прочитан. По сценарию. Мы читали. Живые, пришедшие на встречу, поднимались, говоря «я». Мы вспоминали разные забавные выходки, сложные случаи, шаловливые и неуклюжие действия из детства, из школьных лет. Мы смеялись. С наслаждением. О тех, кого нет, давалась информация. «Умер. Да упокоит Господь его душу». «Нет. Не найден». «Не пришел, зная о встрече». «Не смогла прийти из-за мужа». «Находится в больнице».
Мы вынуждены признать. Смеясь, заставляя смеяться, мы все же не смогли избавиться от маленького пятнышка на душе. Мы. Даже читая список в журнале; рассказывая разные истории; любуясь садами, которые мы когда-то посадили, как саженцы в шестидесятых годах прошлого века, а теперь превратившиеся в густой лес, вдоль блестящих арыков и каналов, у пруда; когда на дастархане традиционно звучала песня «Где вы, мои друзья!» и другие мелодии; это серое облако на небе души не уходило. Увы, увы. Как бы мы ни старались радоваться, как бы ни ругали себя, ни упрекали сердце, ни бранили разум; все же оказалось трудно полностью исцелиться. На встречах через двадцать, тридцать, сорок лет мы, инициаторы, ведущие, зажигающие, были в числе тех, кто вызывал волнение, раскрывались, наслаждались. А теперь что? Мы старались быть бодрыми и растроганными, чтобы не падать духом и на пятидесятилетней встрече. Мы суетились. Мы старались не показывать этого. Однако…
Мы решили провести все так, чтобы никто не заметил. Тем не менее, те, кто заметил, были.
Номинальные названия, или почетные звания, для наших одноклассниц, одноклассников «жен», были впечатляющими, веселыми, неожиданными для многих.
Посмотрите: «Неизменившаяся особенная личность». «Красавица Астаны». «Сияние Шымкента». «Предприниматель класса одноклассников». «Красавица жен одноклассников». «Красавица одноклассников». «Чудо жен одноклассников». и т.д. и т.п. Представляете ли вы себе, как можно было увидеть и почувствовать настроение «женщин-старушек», получивших такие звания и золоченые грамоты, и посвятить каждой песню?! Ах, вряд ли.
Что и говорить, пятидесятилетняя встреча выпускников 1964 года школы имени Абая прошла на таком высоком уровне, что о ней будут слагать песни.
Трудно прощаться! Все стоит в глазах. Наполнилось до краев.
Мы со Старым Другом остановились у самого большого дуба.
«Все равно, ты не исцелился, остаешься в смятении. Тем не менее, спасибо за твой труд. Те, кто поймет, найдутся», – сказал он.
«Мы видим и чувствуем разные виды ревности и зависти. Но мы не ожидали этого со стороны одноклассников», – сказали мы.
«Пусть в душе не останется пятен. Как ты сам оцениваешь, без мелкой зависти нет и крошечной жизни», – сказал Старый Друг на прощание, вздыхая.
Перед нашими глазами снова и снова возникал наш Тас Мекем көкеміз.
Тас Мекем көкеміз. Мекемтас Мырзахметұлы. Выпускник школы имени Абая. Каменный выпускник. Мы знаем его как одного человека. Так мы говорим. Мы прочитали почти все его книги. Мы, кажется, не пропускаем его мысли, статьи, интервью, публикуемые в газетах и журналах.
Мы не общались. Тем не менее. Возможно, он даже не знал, что мы окончили одну школу. Приезжая и уезжая из школы имени Абая, мы не вглядывались так в его редкие фотографии в музее, как в тот день. Почему же, когда наша пятидесятилетняя встреча подошла к концу, и мы сделали небольшую остановку в районном центре, образ дорогого Абаеведа снова и снова возникал перед нашими глазами?
Вот он, кажется, смотрит испытующе из своих фотографий. Кажется, смотрит сурово. То кажется, что он растроган до слез. Посмотришь снова, и кажется, что он становится слишком холодным, высокомерным.
«Да-а-а. Откуда вы?» – послышался хрипловатый, очень медленный, чрезвычайно тихий, знакомый до боли, особенно близкий голос. Мы обернулись.
Это был наш Тас Мекем көкеміз.
Как можно не удивиться?!
Он сам пришел к нам. Каменный выпускник школы имени Абая.
«Исполнилось пятьдесят лет, как мы окончили школу имени Абая… Сегодня, двадцать четвертого мая две тысячи четырнадцатого года, мы провели замечательную встречу, көке! – говорим мы, стараясь не показывать своего приподнятого настроения. – Сколько лет прошло с тех пор, как вы окончили школу имени Абая? А вы?»
«Это нужно посчитать, сев, – сказал он, тепло улыбаясь. – Ты тоже выпускник нашей школы имени Абая, да? Не знал».
Вот вам. Его доброжелательный вид мгновенно стал холоднее камня. Может быть, потому, что он сказал правду: «Не знал».
«Мы внимательно рассмотрели ваш добрый образ 1948 года, в восемнадцать лет, когда вы окончили школу, көке», – сказали мы, как обычно, с легкой шуткой.
Реакция была минимальной. Он не переставал смотреть испытующе. Его теплая улыбка тоже казалась бледной. Он напоминал Сиража ағай. Его испытующий взгляд. Он впитал в себя свет мира Амирханова гораздо больше, чем мы, в течение многих лет, в своем разуме и душе. Он заразился им. Полностью.
«Хорошо-о-о. Мы едем в сторону Тараза», – сказал Мекемтас Мырзахметұлы. Хрипловатым, но приятным и тихим голосом, напевая. Его скупость на слова смягчала его мелодию.
Он вышел из аптеки в районном центре. Мы направились к аптеке. Смотрели ему вслед. Невольно повернувшись. Он шел медленным, но уверенным шагом. Плечи ровные, спина прямая. Ничего лишнего. Как стройный юноша. Девушка-тюльпан в музее сообщила, что ему в следующем году исполнится восемьдесят пять.
Он совершил великие дела.
Мудрец из мудрецов.
В пути великих дел он пострадал от великой ревности. Он пережил все виды зависти.
Мы, застыв от крошечного пятнышка зависти, долго вглядывались в каменного выпускника нашей дорогой школы имени Абая.
Выйдя из аптеки в районном центре, мы снова увидели нашего Тас Мекем көкеміз, который, как оказалось, встретился нам на той самой пятидесятилетней юбилейной встрече, в день праздника выпускников школы имени Абая. Старый Друг и Почтенный Товарищ появились перед нами. Навстречу нам.
«Мы не хотим расставаться, – сказали они в унисон. – Зачем ты вошел в аптеку, придирчивый көке?!»
«Мы правильно сделали, что вошли. Мы встретили нашего мудрого брата, которого зовут Мекемтас Мырзахметұлы. Здесь. Только что», – сказали мы.
«Неужели?! Прямо сегодня, да!» – сказал Старый Друг.
«Интересно. Иногда удивляешься случайным совпадениям», – сказал Почтенный Товарищ.
Затем мы с удовольствием посмотрели на красивую беседу наших жен. Казалось, они тоже не хотели расставаться друг с другом. Оставив их троих, мы, трое одноклассников, которые жили в стоместном интернате при школе с восьмого по одиннадцатый класс, прогулялись по тротуару, который мы много раз топтали, и по обновленной ныне набережной.
«Я не понял, почему ты так расстроился, если сегодня это не было заметно, если это не проявилось среди одноклассников, – сказал Почтенный Товарищ. – Разве ты не живешь среди великой ревности?»
«Именно поэтому мы снова искали тебя. Мы пришли сказать, чтобы ты не расстраивался», – сказал Старый Друг.
«Помнишь, когда наш брат Дауренбек посадил вас двоих за одну парту, нашлись и те, кто завидовал? – сказал Почтенный Товарищ. – Когда вы двое сидели за одной партой и первыми решали сложную и интересную задачу по геометрии, наш друг Тырбык так возмущался, что не мог вместиться в свою шкуру!»
«Кстати, когда мы вдвоем получили пятерки подряд по пяти урокам, в тот день, когда преподавали объединенные классы «А» и «Б», наша подруга Завистница, которая благодаря отцу не ездила каждый год на сбор хлопка в Мактаарале и не собирала «белое золото», покраснела, как свекла…» – сказал Старый Друг.
«Кто устраивал драки каждый раз, когда твои стихи публиковались в районной газете «Социалистический земледелец»? Разве это не был наш «атаман», который служил с тобой в армии, а затем исчез, увезя два вагона лука в Сибирь? – сказал Почтенный Товарищ. – Ты все это забыл?»
«Этого достаточно, ағай! – сказал Старый Друг, громко смеясь. – Ты вроде бы немного успокоился».
«Хорошо. Это просто каприз, мои дорогие! Будем живы, встретимся снова», – сказали мы.
«Кстати, ты поговорил с нашим братом, который искал добрый город? С Мекем көке?» – спросил Старый Друг.
«Понемногу… Возможно, в будущем мы сможем поговорить с этим братом…» – сказали мы. Тогда. Это было именно в тот день, когда такая мысль пришла нам в голову. Мы попрощались, не желая расставаться. Со Старым Другом. С Почтенным Товарищем. И тут же почувствовали тоску по одноклассникам.
ВЕЛИКАЯ РЕВНОСТЬ
После проведения встречи пятидесятилетия в качестве выпускников 1964 года школы имени Абая, мы иногда начинали вести внутренние беседы с такими выдающимися личностями, как Мекемтас Мырзахметұлы. Только внутренне. В мечтах. Тас Мекем көке. Так мы говорим. Мы. Шепчем. У нас был родной брат по имени Тасболат. Мы называли его көке. Он ушел рано. В мир иной. Был и брат по имени Мекемтас. Он умер еще младенцем. Ушел из жизни. Умер.
«Умирающий ребенок особенный». Ах, он был таким красивым! Он мог бы стать прекрасным юношей! Я говорю это не потому, что он мой родной. Его лоб был широк, глаза горели, тело было крепким. В конце концов, начальник перме, который постоянно страдал от ревности, забрал его. Однажды мы с отцом не пошли на собрание перме. Пришел тот начальник перме. Наш ребенок Мекемтас остался на своем пути. Его нога не двигалась. Начальник перме, схватив его, сдвинул и сказал: «Ой, какой же он тяжелый!» – сказал он, глядя на нас с укором, собираясь нас ругать. На следующее утро Мекемтас не смог встать с постели. Когда мы осмотрели его спину, она была вся в синяках, покрыта пятнами», – говорила наша добрая и драгоценная мать. Асем апа. Она говорила так и заливалась слезами. «Мекем-тас-е-е-ем… Мекем-тай-е-ем! Ты не стал Мекем… Не стал Тас Мекем… Детка моя… Если бы ты был жив…» Так она говорила.
Впервые мы услышали в школе имени Абая. Ваше имя. Тогда наша школа была в другом месте. Музея тоже не было. Вашей фотографии тоже не было. Ваше имя и ваш титул начали появляться гораздо позже, Тас Мекем көке.
Когда-то, когда мы случайно встретились в Алматы, вы просто ответили на наше приветствие и медленно пожали нам руку. Мы были скромными людьми. Мы. Мы не смогли сблизиться. Даже прикоснуться, даже не думали. Мы постеснялись даже познакомиться и ушли. Только: «Мекемтас. Мекемтас аға. Мекем көке. Если бы наш Мекемтас көке был жив… Мы бы не были такими… Возможно, мы бы стали как этот Мекемтас Мырзахметов!» – думали мы, умирая от тоски. Неважно, что мы уминали от тоски.
Разве мы не пережили много лет, подобных вою?… Каждый раз, когда мы выли, образ нашего брата, который умер в младенчестве, получил травму языка, а спина была покрыта синяками, возникал перед нашими глазами в разных состояниях. До сих пор так.
Позже, даже здесь, после того, как прошло полвека с момента окончания нами школы имени Абая в 1964 году, в моменты, когда мы немного откровенничали после нашей обычной встречи, наш көке, похожий на Тас Мекем, иногда говорил: «Ты тоже такой же скромный, как я. Ты сам так пишешь. Я прочитал…» Его голос был хрипловатым. Приятным и тихим. В другой раз: «Хотя ты намного моложе нас, ребенок, кажется, ты тоже пережил все невзгоды, все страдания», – сказал он. Его голос остался прежним.
В такие моменты: «Ой, перестаньте, көке. По сравнению с вашими страданиями, наши – ничто!» – говорили мы, с нашей привычкой немного шутить.
«Наш Тас Мекем көкеміз улыбается. В его глазах, похожих на корейские, ничего нельзя было ясно разглядеть. Было стыдно вглядываться. Кажется, он не смеется от души. Или ему кажется, что он вот-вот рассмеется от доброты, но быстро сдерживается? Или нам так кажется, кто знает. С этим человеком, Мекемтас Мырзахметұлы, мы не вели откровенных бесед, ограничивались лишь кратким обменом приветствиями, но уважали его издалека, искали и читали не только его книги, но и статьи и интервью в газетах и журналах, наслаждались, утоляя жажду, годами шли годы. Примерно в 2000 году. На рубеже веков. Мы, считая себя его тайными сторонниками, но внутренне почитая его, размышляли письменно о нашем Тас Мекем көкеміз. Мы назвали его «Ищешь добрый город, дорогой брат…». Сначала мы хотели назвать его «Ревность и страсть». Потом изменили. Нам постоянно приходила на ум «Добродетельный город» нашего предка Аль-Фараби. А Мекемтас аға постоянно переезжал из города в город. Конечно, было немало причин для этого. Однако, основными были зависть, ревность, алчность. Всякого рода зависть была связана и с руководителями. Поэтому, в нашем произведении «Ищешь добрый город, дорогой брат…» мы взяли эпиграфом из знаменитого произведения Абу Насра Аль-Фараби: «Правитель… должен обладать острым и проницательным умом, быть красноречивым, стремиться к искусству и знаниям, избегать гедонизма, любить истину и правдивых людей, ненавидеть ложь и льстецов».
Написали бы мы это произведение или нет, но некоторые из вас начали специально спрашивать.
«Эй, говорят, этот Мекемтас Мырзахметов снова переехал в другой город?» «Интересно. Твой брат именно так и поступает. Он болеет, если не переезжает». «Говорят, он уехал из Туркестана и поехал в Алматы, или остановился в Таразе? Почему он всегда обходит Шымкент?» «Говорят, он вернется в Туркестан. Ты, наверное, знаешь все? Ты знаешь».
А мы, честно говоря. Говорим: «Не знаем». Смущенно. Те, кто говорит быстро, не верят. То, что мы не знаем, подтверждается тем, что мы лишь изредка, на собраниях, случайно встречаемся и холодно здороваемся. Разве мы не скромные люди?
Другие не поверят. «Ну, вы же земляки». «Ты не хочешь говорить о недостатках своего брата». «Разве он не твой көке?» – говорят они.
Наконец, однажды, когда у нас был камень в горле, мы записали на бумаге тему «Ревность и страсть». Немного подумав, мы вычеркнули ее. И заменили названием «Ищешь добрый город, дорогой брат…». Это размышление было опубликовано в одной из крупных газет. Мы написали его как ответ тем, кто задавал вопросы с насмешкой, как мы описали выше.
Мы размышляли примерно так. Кто-то знает Мекемтас Мырзахметұлы, кто-то нет. Так мы думали. Среди тех, кто называет себя интеллигенцией, наверное, нет тех, кто не знает. Само слово «зия» означает «свет». Конечно, нет лекарства от тех, кто лишен света.
Мы считаем, что Мекемтас Мырзахметұлы, по многим своим качествам, похож на таких выдающихся личностей, как Алькей Маргулан, Акжан Машани, Ауелбек Коныратбаев, и это не будет преувеличением. Возможно, в некоторых аспектах он превосходит некоторых из них, кто знает, но нет сомнений в его близости к тем благородным людям, у которых преобладала «человечность», а «греховность» была меньше. А теперь имя профессора Мекемтас Мырзахметұлы, как выдающегося абаеведа, стоит в благородном списке, начиная с Мухтара Ауэзова, Такена Алимкулова, Каима Мухаметканулы. Наш дорогой журнал «Абай», издающийся в Семее, написал о нашем брате Мекем: «Он не только один из лидеров, но и единственный среди абаеведов». В связи с этим, разве не была присуждена Государственная премия Республики Казахстан группе ученых к 150-летию Абая? Вот, многие знают, что Мекемтас Мырзахметұлы, который не стремился к званиям и не рвался к похвале, не мог не получить эту премию. Известно, что были и те, кто не хотел ее давать. Даже его защита докторской степени по филологическим наукам незадолго до этого столкнулась с ожидаемыми и неожиданными препятствиями, и свидетели того, как зависть и алчность, власть имущие, враги и друзья, работающие на одном уровне, сговорившись, разорвали его на части и разделили, были более чем достаточно.
Во-первых, как его величайшее достижение мы отметили его выдающуюся абаеведческую деятельность. Во-вторых, профессор Мекемтас Мырзахметұлы является выдающейся личностью и как мудрый мухтаровед, и как стойкий наставник влиятельной школы мухтароведов. Это давно доказанная истина.
В-третьих, наш брат Мекем проявил еще один великий подвиг, полностью разрушив взгляд на миссионерство, в том числе на миссионерство царской России, и разбив вдребезги устоявшиеся принципы, которые оправдывались и восхвалялись как просвещение и хранились в сознании.
В-четвертых, именно наш Тас Мекем көкеміз, с его хрипловатым, но несгибаемым и стойким духом, помог сдвинуть и разрушить непоколебимые скалы в вопросах топонимики и ономастики. Когда в последнее время названия, связанные с захватничеством, колониализмом, темным, орусченным мышлением, начали находить свои исторические корни, это также произошло по его инициативе.
В-пятых, именно господин Мырзахметұлы первым осмелился открыто говорить и писать о смене фамилий казахов, об избавлении от окончаний «-ов» и «-ев».
В-шестых…
Продолжать ли?
Сегодня многие, кто выглядит так, будто взял на себя всю тяжесть событий декабря 1986 года, стали появляться. Глядя на таких людей, наш Тас Мекем көкеміз, который молча улыбается, иногда вздыхает, не причисляет себя к таким «деятелям». Однако, наш брат, который привык молча совершать великие дела ради своего народа, является не только одним из тех, кто придал качественное направление путям и методам выяснения истины Желтоксана, но и единственным. Он был сопредседателем комиссии, созданной в то время. Те, кто знал несгибаемость Тас Мекем, который не отступал от истинного пути правды, даже если бы умер от голода, пытались быстро заставить его отказаться от сопредседательства.
Ладно, хватит.
Не будем вдаваться в подробности. Тем не менее. Наш брат Мекемтас начал свой несколько мечтательный научный путь в прекрасном городе Алматы. С аспирантских времен, казалось, недоброжелательность постоянно препятствовала его шагам, накладывала путы. Все, как мы только что подробно описали выше. Молодой ученый, подобный одинокому волку, отделившемуся от стаи, не терпел лести, хитрости и лжи. Он был далек от всякого коварства.
Говорят, зависть – это зло, но иногда она необходима. Некоторые из вас. Великий казахский старец, мудрец человечества, неоднократно подчеркивал и повторял в своих прозаических словах значение меры и размера. Все должно иметь свою меру и размер. В противном случае, как сказал Абай, «будет его навоз». В ваше время зло зависти распространилось, его навоз разлетается, его стрелы летят.
Испугавшись жары Алматы, напора ревности, не затаив обиды, но в конечном итоге, чтобы стать сильнее и вернуться, молодой Мекемтас отправился в Шымкент. Город у подножия Казыгурта проявил недоброжелательность. Он упорно отказывался принимать. Затем он появился в городе на Сырдарье. Оттуда он не пострадал. Даже находясь далеко, он не отказывался от поисков. Он копался в пыльных, покрытых пылью архивах в каменных зданиях Ташкента. Он жадно изучал пожелтевшие бумаги.
Вернувшись в Алматы с мечтой, он был в первых рядах тех, кто придал новые русла истории абаеведения и мухтароведения, написав десятки томов книг, не только увеличив число последователей, но и помог им поднять качество сознания на новые высоты. Мекемтас Мырзахметұлы, которому исполнилось шестьдесят лет, возложил на свое благочестивое сердце, привыкшее нести тяжелые грузы, желание: «Туркестан станет духовной столицей тюркских народов, поднимет дух казахской нации в небо», и обосновался на священной земле, где покоится его предок Ахмет Ясауи.
У нас, слава Богу, есть мудрецы, которые сами по себе – целый институт, возможно, университет, возможно, академия. Лоб казахов не пуст, он не сжат, он вмещает многих выдающихся личностей, дает им место, звание, уважение. Мы сами – те, кто сужает, не желая вместить даже кончик волоса. Вокруг великих личностей, великая зависть, подобно щенку, рычит от зависти, от алчности.
Давайте не будем преувеличивать, говоря «он сам – академия, университет», наш брат Мекем. Он не нуждается в таких похвалах. Однако, нет сомнений в том, что он проделал работу, достойную целого отдела академии или института. Находясь в Туркестане, он подготовил семнадцать кандидатов наук, которые исследовали глубокие темы и высокие направления, связанные с руслами Абая, наследием Мухтара, их связью и гармонией с Ясауи, Аль-Фараби, Баласагуном и другими. Находясь в Туркестане, он успел написать шестнадцать книг, которые поразили многих.
Брат Мекем, что бы там ни говорили, вы стали одним из тех, кто открыл источники духовности в регионе, который еще не полностью пробудился, в преддверии тысячелетнего юбилея Туркестана, и вы стали одним из тех, кто открыл эти источники. Конечно, к сожалению, ваши предложения по превращению Арыстанбаба и Азирета Султана в комплексный и совершенный, драгоценный мир, ваше намерение развивать ясауиведение наравне с абаеведением и мухтароведением, и многие другие благородные стремления столкнулись с непреодолимыми препятствиями и не были реализованы. Ваши идеи: «Чтобы Туркестан стал истинным духовным центром, а ХКТУ – благородным, уникальным, передовым учебным, образовательным и научным центром тюркского мира, необходимо сделать то-то и то-то», – не дошли до недоброжелательных ушей. Напротив, ловкачи, говорящие: «У нас есть это, у нас есть то», как в произведении великого поэта Султанмахмута Торайгырова, перешагнули через разум и обогнали его.
Давайте не будем говорить «есть ли слезы от несправедливых глаз», Тас Мекем аға, вы уехали в Тараз за девять месяцев до празднования юбилея Туркестана…
«Наверное, снова отправился искать добрый город», – стали говорить многие, усмехаясь.
Тех, кто вздыхал, было меньше.
В древние времена ваш предок Аль-Фараби тоже так поступал. Он много путешествовал по миру в поисках доброго города. Когда он писал свое произведение, начинающееся словами «Жители добродетельного города…».
Пишите и вы. Пусть будет больше пишущих.
Возможно, это из-за вашей «болезни» – желания «независимости свободолюбивой натуры», как говорит Такен Алимкулов, кто знает, кто знает…
Тегиси, Алматы, Шымкент, Сырдарья, Чирчик, Ташкент, снова Алматы, Туркестан, Тараз, снова Туркестан, Алматы – все они были городами милосердия, городами с сияющим светом. Жестокость и беспринципность, зависть и злоба, крупные интриги исходят не от городов, а от их жителей. И среди тех, кто считает себя интеллигентом, больше негодяев, вредителей, неверующих, уверовавших во ложь и склоняющихся к подхалимству. Это не новость. Всегда и везде так. И так будет продолжаться. Иначе, разве образ нашего предка Аль-Фараби, странствующего по миру в поисках города милосердия, не отразился бы в облике и судьбе нашего нынешнего ага Мекемтаса? Ведь прошло почти тысяча сто лет! Как это может повторяться?! Сегодня Аль-Фараби исполнилось тысяча сто тридцать лет, а Мекемтасу Мырзахметовичу – семьдесят! Радует и утешает то, что в Таразе, который только готовится к своему двухтысячелетию, наш ага Тас Мекем не будет сидеть сложа руки. Он будет неустанно трудиться. Он будет совершать духовные дела, которые станут примером для нации.
Пусть ваш город будет милосердным, а его жители – добрыми, господин Мырзахметович!
Вот, уважаемые читатели, мы почти полностью изложили нашу статью о нашем ага Тас Мекем. Поскольку мы чувствуем его, не разговаривая и не беседуя с ним, и читаем его интервью и записи, мы написали это отчасти как ответ тем, кто нас поддразнивает и высмеивает. Однако, несмотря на публикацию в большой газете, Мекемтас Мырзахметович не сказал, что прочитал ее. Вскоре мы встречались с ним на собраниях не один, а несколько раз. Он принимал наши приветствия сдержанно и прохладно, и, как всегда, медленно подавал руку. Мы не могли осмелиться спросить, видел ли он статью и читал ли ее. Мы не отказывались от своего достоинства. Подобно корейцам, не выдавая своих чувств, вежливые. Как представители родственного народа, которые не меняют своего вида даже после поездки из Сеула. Таков наш ага Тас Мекем.
Зато некоторые из вас показали мне, кто здесь главный. Как говорится: «Ваш ага так и делает. Если ваш ага не переезжает, не меняет место жительства, он будет болеть, конечно». «Он переехал из Туркестана в Тараз или прибыл в Алматы?», «Вы, наверное, все знаете? Вы знаете», – говорили они. Они немного пошумели. Некоторые из них бунтовали. «Вы написали неправильно. Никто не преследовал вашего ага. Разве кто-то сказал ему уйти? Это он сам. Пусть винит себя», – сказали они. «Вы сравнили вашего ага с Аль-Фараби?», «Он ищет город милосердия или страдает болезнью, желая получить по дому в каждом городе Казахстана?», – спросили они.
Мы уклонялись от ответов молча.
«Зависть и страсть». Так мы говорили. Только про себя. Шепотом.
«Что ты сказал? Ты что-то сказал?» – спрашивали такие люди.
«А? Нет, ничего не сказали», – отвечали мы, сдерживаясь.
Кстати, весной восемьдесят третьего года (прошлого века), кажется, в отдел культуры, литературы и искусства областной газеты «Южный Казахстан» поступила статья Мекемтаса Мырзахметова «В чем секрет названия Ванновка?». Мы, руководители областной газеты, сначала испугались. Будучи заведующим отделом, членом партийного бюро и редколлегии, я подписал статью без единого изменения и с радостью подготовил ее к публикации, но мы волновались, что будет дальше. Те, кто выше нас, боялись еще больше, конечно. «Не будет ли проблем?» – сказал редактор газеты. «Возможно, будут. Однако авторитет нашей газеты «Южный Казахстан» возрастет. Лед тронется. Вас станет больше тех, кто будет благодарен». В то время некоторые издания начали становиться смелее. Статьи, вызывающие споры, глубокие интервью, мнения, вызывающие резонанс, стали публиковаться чаще, чем раньше. Кажется, это было время Андропова, если я не ошибаюсь. «Хорошо, давайте опубликуем», – сказал Амирсеит Алиев. Примерно за пять-шесть месяцев до этого Абеке совершил еще один подвиг. «Южный Казахстан» – это не литературная газета, но еженедельно выходят страницы «Литература и искусство», раздел «Развлечения», уголок «Ловушка». Кроме того, публикуются стихи поэтов, отрывки из рассказов и повестей писателей, литературные рецензии. Это ведь не литературное издание! Нужно прекратить!» – так он дал отпор известной группе, которая нападала, и сказал: «Да, наша газета «Южный Казахстан» – это не литературная газета, но она – газета, любящая литературу. И такой она останется». Так сказал Амирсеит ага, весомо и рассудительно.
Итак, было опубликовано произведение «В чем секрет названия Ванновка?». Органы, которые следили за каждым шагом, каждым пером, каждой статьей, не выразили недовольства. Только от одного учреждения было предупреждение о необходимости быть осторожными в будущем. Честно говоря, им, вероятно, понравился материал ага Мекемтаса и поднятая им проблема.
Для лучшего понимания наших читателей, думаем, будет уместно привести несколько отрывков из той статьи, которая сдвинула застоявшийся лед. В статье, опубликованной в восьмидесятом году в нескольких изданиях, наш ага Мекемтас пишет: «Решающей причиной изменения названий населенных пунктов, земель, и даже, если хотите, самих народов, являются политико-социальные и исторические события. Для примера не нужно ходить далеко, мы можем многое понять и сделать выводы из истории изменения названий земель, вод, городов, рек и народов, хорошо знакомых нам в Средней Азии и казахской степи. Известно из истории, что эти края много раз были в водовороте исторических событий, и под их влиянием названия земель, вод, населенных пунктов и народов много раз менялись».
«Во время Великой Октябрьской революции были насильственно установлены названия Перовский, Верный, Черняев, Скоблев, Гавриловка, Абакумовка, Александровский форт и многие другие, которые были восстановлены в их первоначальном историческом виде. Хотя в первые годы советской власти колониальные топонимы были значительно изменены, некоторые названия населенных пунктов остались без внимания. Время не позволяло полностью исследовать и раскрыть значение топонимов, порожденных колониальной идеологией. К числу таких забытых названий населенных пунктов можно отнести село Ванновка, ныне центр Тюлькубасского района, и села Антоновка, Вознесеновка, Корниловка, Новониколаевка, Сергеевка в пределах этого района. Все эти села были названы по желанию царских чиновников, помимо воли местного населения и переселившихся крестьян».
«Село Ванновка было основано в 1891 году, и сам царь Николай стал причиной его такого названия. Дело в том, что село Ванновка было названо в честь Петра Семеновича Ванновского (1822-1904), который с 1882 по 1897 год был военным министром Российской империи. Имя этого военного министра было присвоено нескольким селам только в Казахстане. Название этого села сначала было переведено как «Тюлькубас» и названо Лисицыно, затем Ванновский, а потом Ванновка. Село в Федоровском районе Костанайской области и сельский совет там также носят такое название».
«Отношение «царя-батюшки» к П.С. Ванновскому было настолько близким, как внутренняя подкладка одежды, что это ясно видно в «раскрипте», написанном им собственноручно 25 марта 1901 года. В нем он выразил радость по поводу его «назначения министром просвещения». Известно, что генерал П.С. Ванновский, потерявший авторитет из-за своего неподобающего поведения в армии, будучи министром просвещения, ввел в учебные заведения Российской империи крайне реакционную, колониальную реформу».
Тас Мекем ага, приводя неопровержимые доказательства о Ванновке и Ванновском, приводит сведения из книг Кауфмана «К вопросу о русской колонизации Туркестанского края», «Обзор Сырдарьинской области» и трудов других авторов. Таким образом, он сообщает, что село Антоновка в Тюлькубасском районе ранее называлось Кершетас, Корниловка – Жасылкешу, Высокое – Шакпак, Новониколаевка – Рыскулбек жайлауы, Вознесеновка – Шиттобе, и все остальные имели казахские, исторические, географические названия. Он не просто сообщает, но и выражает предложение пересмотреть вышеупомянутые названия и решить их в соответствии с требованиями времени, поскольку названия населенных пунктов, названные в честь царей, князей, кровожадных генералов и генерал-губернаторов, священников и попов, совершенно не соответствуют духовному достоинству нашего народа, вернуть прежние исторические названия или присвоить имена настоящих деятелей, выдающихся представителей культуры и искусства.
Статья «В чем секрет названия Ванновка?» вызвала оживленные дискуссии среди читателей газеты «Южный Казахстан». Поступило много писем. Руководитель издания сказал: «Нам нужно спокойствие. Достаточно опубликовать статью и отделаться без лишнего шума, дорогой мой. Отвечайте всем, кто выразил свое мнение, постепенно, осторожно, культурно». Однажды, когда мы случайно встретились, как обычно, мимоходом, быстро поздоровавшись, Мекемтас ага сказал: «Я был удивлен, что ваша газета опубликовала, ведь несколько газет и журналов отказались печатать» – и ушел. Иногда он улыбался по-корейски, иногда по-японски. И ушел. А позже, когда появилась возможность немного поговорить, пообщаться, наш ага Тас Мекем сказал: «Ты говоришь о зависти? Крупные завистники обычно вращаются вокруг крупных личностей. Самые крупные завистники в казахском народе, вероятно, были вокруг Абая, а затем в жизни Мухтара, Ауэзова… Жизнь Баукена, Бауыржана Момышулы также была полна зависти и недоброжелательности…» – сказал он, вздохнув.
«Мы пишем об имперской зависти. Это самое печальное горе», – снова говорит наш ага Тас Мекем.
«Мы были так впечатлены вашей статьей «В чем секрет названия Ванновка?», что написали ономастическую статью», – сказали мы.
«Что это за статья? Кажется, я не читал», – сказал господин Мырзахметович.
«Если вы не знаете других вещей, то должны быть в курсе ономастических статей, – пошутили мы. – Вот, прочитайте и убедитесь. Если хватит терпения».
Мархабат БАЙГУТ,
писатель