Кабдеш Жумадилов. Слезы академика

«Мұнарда-мұнар, мұнар күн,

Бұлттан шыққан шұбар күн.

Буыршын мұзға тайған күн,

Бура атанға шөккен күн…

Ер Исатай өлген күн».

Махамбет

— I —

Когда первый казахский горный инженер, знаменитый геолог Каныш Сатпаев, разрывался, стремясь раскрыть богатства казахской степи и обратить подземные богатства на благо народа, сама степь была в смятении, а люди, страдающие от голода, гибли как мухи. Возможно ли, чтобы народ, еще четыре-пять лет назад имевший несметные стада, которые не помещались на просторах степи, и чье богатство теклo через край, вдруг оказался в таком тяжелом положении? Оказывается, возможно. Если у кочевого народа, который жил только молоком четырех видов скота, не питаясь от земли и не занимаясь земледелием, отобрать все богатства и оставить его без хлеба насущного и коня под седлом, у него не останется другого выхода, кроме как проститься с жизнью.

Для этого достаточно одного условия: у власти должны находиться люди, которым совершенно безразлична судьба этого народа, чья единственная цель – установить господство толпы в этом крае, и которые радуются тому, что степь как можно скорее освободится от своих хозяев и уступит место другим народам. Что тут скажешь, Филипп Исаевич Голощекин, который сейчас находится во главе казахской власти, был именно таким человеком. Неограниченная жестокость. Именно Филипп Исаевич Голощекин в 1918 году по приказу Ленина расстрелял последнего русского царя Николая II, сосланного в город Екатеринбург, вместе с его детьми, всем родом, вплоть до врача и повара, и сбросил трупы в открытую шахту. Чего можно ожидать от такого человека?

У казахов есть пословица: «От болезни, которую сам напросился, лекарства не найдешь». Этого «кужака» (прямой перевод Голощекина) сами наши чрезмерно революционные «балшабеки» выпросили у вождя Сталина. В апреле 1925 года Турар Рыскулов пишет Сталину предсмертное письмо: «До нас еще не дошли блага Казанской революции. Казахские баи остались в прежнем виде. «Алашординцы» снова начали поднимать голову. Сейчас идеологи «Алашорды», такие как Магжан Жумабаев, Жусупбек Аймаутов, Мухтар Ауэзов, группируются вокруг газеты «Акжол», выходящей в Ташкенте. Если возможно, закройте эту газету «Акжол», – просил он.

А в мае того же года Сакен Сейфуллин лично обратился к Сталину с просьбой. Когда он приехал на V съезд Советов в Москву, Сейфуллин написал записку Сталину, сидевшему в президиуме, и попросил о приеме. Сталин, конечно, знал Сакена, который долгие годы был председателем Совета Народных Комиссаров в Казахстане. В один из последних дней съезда он принял его. Говорят, когда он вошел в кабинет, рядом с вождем сидел Серго Орджоникидзе. Когда спросили о цели визита, Сейфуллин повторил просьбу Рыскулова. «В последние годы в Казахстане снова начали поднимать голову националисты и баи. Из-за их давления коммунисты потеряли свои должности на нынешних выборах. Например, я, установивший советскую власть в Казахстане, сейчас безработный. Поэтому я хочу остаться здесь и учиться в Партийной школе. Дайте мне направление! – просил он.

– Какое учебное заведение вы окончили раньше? – спросил великий вождь.

– Всего лишь учительскую семинарию, – ответил Сейфуллин.

– О-о, для большевиков это немалое образование. Я тоже окончил только семинарию, – сказал Сталин. – Вы перестаньте учиться и возвращайтесь домой. Опытные кадры нужны и там. А что касается усиления влияния баев и националистов, то скоро мы отправим к вам руководителя. Этот человек «покажет» баям и националистам, кто здесь хозяин! – сказал великий вождь, усмехаясь из-под усов…

Все произошло так, как сказал Сталин. Как говорится, «попросишь масла – получишь хвост», в сентябре того же года в Казахстан прибыл руководитель, «кужак» – Голощекин. Он был лжереволюционером, у которого не было ни родины, ни совести, который всегда выделялся своими перегибами, как говорится, «бродячая собака лает, но караван идет». Приехав в Казахстан, он полностью разрушил страну.

Хорошо, допустим, прибыл бездушный активист со специальным заданием. Если бы он приехал в благополучную, сплоченную, единую как айран, мирную страну, что бы он смог сделать в одиночку? Каким бы жестоким и бесчеловечным он ни был, он ничего бы не смог сделать с разумным народом, который предвидит свое будущее. Те, кто позволил этому «кужаку» действовать, кто поддался ему – это снова мы сами. Говорят, когда прибыл Голощекин, казахи, стремясь ему угодить, жаловались друг на друга и не выпускали его из дома целый месяц. Три сотни знатных людей, очерняя друг друга, как на нитке, показали, кто националист, кто богач, кто религиозный деятель, кто пантюркист. Говорят, увидев такое безобразие, даже опытный и хитрый Голощекин был удивлен. «Тоба, неужели бывает такой невежественный, такой болтливый, такой безумный народ», – рассмеялся он.

Более того, именно в это время вышла автобиографическая книга Сакена Сейфуллина «Тар жол, тайғақ кешу» («Трудный путь, скользкий перевал»). В этой книге также было написано, кто богач, кто алашординец, кто против советской власти – все досконально. Голощекин немедленно перевел эту книгу на русский язык и использовал ее как учебное пособие.

Тем временем, этот хитрый «кужак», увидев, что змея потеряла ноги, уже изучил всех казахских чиновников-интеллигентов, находившихся у власти. Если не считать нескольких «алашевцев», которые еще не были наказаны, большинство из них оказались просто самодовольными, невежественными, неграмотными. Лишенные единства, все как один карьеристы, образованные люди трехсот родов враждовали между собой, разделяясь на «рыскуловщину», «сейфуллинщину», «мендешевщину». Увидев это, Голощекин возликовал и потирал руки, думая: «Я еще покажу им, что такое «шина»!»

На следующее утро он отправил телеграмму Сталину: «Тревога, поднятая «балшабеками», оказалась правдивой. Казахстану, действительно, не хватило толчка Казанской революции. Если вы позволите, я намерен провести в этой стране «Малую Казанскую революцию». Ответ не заставил себя ждать: «Я поддерживаю вашу инициативу. Проводите свою революцию! Разве не для этого мы вас отправили в Казахстан?» – ответил великий вождь…

Вот результат этой «Малой Казанской революции»! Половина из шести миллионов казахов умерла от голода, еще миллион перешел границу и эмигрировал в соседние страны… Каныш Сатпаев, чье сердце было отдано меди Жезказгана, не смог вовремя отследить происходящее в обществе. На что ты будешь опираться? Если ты смотришь под землю, то верхняя часть остается без внимания. Теперь же невозможно не смотреть вокруг, невозможно не стать свидетелем трагедии. Вся Жезказганская степь, Улытауский край, окрестности Жезды и Карсакбая были полны голодающих людей. Они пришли сюда, привлеченные тем, что здесь есть добывающие предприятия, промышленные объекты. Они просят принять их на работу. Они готовы продать глаза за кусок хлеба, за миску еды, протягивая руки… Каныш приказал приготовить несколько больших котлов, сварить коже и кормить голодающих один раз в день. Но сколько людей можно прокормить скудным зерном, выделенным для шахтеров? Возле заводов, вокруг шахт, где добывали руду, умирали от голода люди. Приходилось копать ямы в разных местах и хоронить трупы, что требовало немалых усилий.

Каныш Имантаевич уже давно не общался со своими родственниками в Баянауле. И они не жили лучше. Три-четыре года назад он ездил туда, чтобы прочитать молитву над могилами родителей. В то время богатые люди, хотя и потеряли скот, но голод еще не добрался до народа. Однако люди уже начали терять человечность. Люди, готовые разорвать друг друга, предчувствовали такую катастрофу. В народе возник раскол. Разделились на богатых и бедных. Бедные ненавидели богатых… Активисты, подстрекая бедняков, сначала разграбили Шорманские аулы, а затем и семью Сатпаевых. Отец Каныша, бий Имантай, был человеком общительным, не желавшим зла никому, не причинявшим вреда никому. Его, уже перевалившего за восемьдесят лет, не только лишили всего скота, но и вместе с его старшим сыном Газизом арестовали и пешком повели в районный центр. Бия посадили в районном центре, а Газиза отправили дальше, за Кереку.

Однако аксакал Имантай не вернулся из этой поездки. Через неделю он умер в тюрьме. Таким образом, его сыновьям не суждено было похоронить его, и родственники с трудом привезли его в аул и похоронили. Перед смертью отец сказал людям, находившимся рядом, всего два слова завещания. Первое – просил похоронить его рядом с любимой женой Алимой. Второе – «Не сообщайте Канышу. Пусть он пока занимается своим делом, не приближаясь к такому обезумевшему народу».

Конечно, смерть отца тяжело сказалась на Каныше. Более того, сейчас трое мужчин из семьи Сатпаевых находятся в заключении. Абикей, Абдикарим и его старший брат Газиз. На месте им помочь невозможно. Отец был прав. Нет смысла быть «занозой в глазу» этого «обезумевшего народа» и вызывать их зависть. Но он не сидел сложа руки. Во время одной из поездок в Москву Сатбаев подал заявление в соответствующие инстанции, сообщив, что семья Сатбаевых не подлежит конфискации, но, несмотря на это, их скот был конфискован (50 лошадей, 150 овец, около двадцати голов крупного рогатого скота), и трое Сатбаевых, работавших в сфере образования, были необоснованно арестованы. Удивительно, но благодаря тому, что заявление было написано очень грамотно, заявление Каныша возымело действие. Через два месяца пришла радостная весть от его родственников. Его двоюродные братья Абикей и Абдикарим, а также родной брат Газиз были освобождены из заключения. Газиз даже частично вернул конфискованный скот.

Каныш Имантаевич, думая, что на этом беды закончились, расслабился и занялся своим делом – разведкой полезных ископаемых. И здесь его ждала не менее напряженная работа. Найти огромные запасы меди и золота, железа и марганца, залегающие в Улытауском крае, – это одно, а убедить в этом чиновников в Москве – совсем другое. Хотя они и признавали наличие рудных запасов, они не хотели приближаться к пустынной степи без воды, без растительности, вдали от железной дороги. Выделенные на это средства они считали как деньги, брошенные на ветер. Сколько бы они ни представляли им проверенные доказательные документы, они уклонялись от месторождений Жезказгана. С одной стороны, много хозяев, которые шумят, а с другой – нет ни одного владельца, когда дело доходит до дележа – вот что такое Советское государство.

Иногда Канышу Имантаевичу приходила мысль: «Неужели они не хотят делиться этими безграничными богатствами с казахской степью?» Если не думать так, то Главное управление цветных металлов в Москве сократило финансирование разведки месторождений Жезказгана на предстоящий 1933 год. Но и это не могло заставить Каныша Имантаевича отказаться от намеченного. Даже если он обратится к министру тяжелой промышленности, а затем и в Центральный комитет, он все равно добьется правды.

А с тех пор он не мог не съездить на родину. Голод, разверзшийся как бездна – вот что происходило. Что случилось с его родственниками, только что освобожденными из тюрьмы? Трудно верить слухам, распространяющимся по аулам. В любом случае, он решил увидеть все своими глазами. У него был грузовик с мощным двигателем, покрытый брезентом, который он использовал для осмотра месторождений. Однажды он взял с собой опытного водителя, привыкшего к степным дорогам, и отправился в путь, направляясь в Баянаул.

— II —

Дорожное путешествие было ужасно тяжелым. Изнуряли и обременяли сердце не ухабы и колдобины привычной степной дороги, а невыносимые для глаз картины страданий вдоль дороги… Действительно, на казахов обрушилось несчастье. Трупы, упавшие на обочину и застывшие там… Аулы, чьи юрты остались закрытыми… Это, наверное, и есть то, что называют «Заманақыр» (конец времен). Если колониальная власть еще могла простить другое свое господство, то уничтожение целого народа, как стадо овец, простить нельзя.

Голодающие люди из Улытау, Жезды, Кенгира в основном стремились на юг, к Сырдарье, а люди с севера, как видно, двигались на север, в русские города Оренбург, Омск, Семипалатинск. Надежда увидеть конец жизни в русских лесах на севере была уже в прошлом. Но большинству не удавалось туда добраться… О, Алла, как можно так унижать целый народ, не совершивший никакого преступления!?

Они свернули к трем-четырем домам, расположенным недалеко от дороги. Если бы встретился кто-то из старейшин, они бы спросили дорогу. Ужас, в этом ауле не было ни одной живой души. Не говоря уже о скоте, даже собаки не было видно. Дверь одной из юрт, сделанная из войлока, была снята, снаружи привязана веревкой и завязана. Дымоход был открыт. Каныш, желая узнать причину этого необычного зрелища, развязал веревку, державшую дверь, и, приподняв войлочную дверь, чуть не упал навзничь. Ужас, пять-шесть детей в возрасте трех, пяти, семи лет, мальчики и девочки, прижались к двери и застыли в объятиях друг друга. Вероятно, старшие заперли младших детей аула в одной юрте и ушли искать что-нибудь поесть, но так и не вернулись в аул. Каныш, у которого сердце подскочило к горлу, поставил дверь на место:

– Ты думаешь, только этот аул такой? Другие аулы тоже пережили такое! – сказал он, скорбя…

На третий день после выхода из Улытау они добрались до западных окраин Баянаула, где проживала семья Сатбаевых! Каныш, чтобы не привлекать к себе внимания, решил прибыть в аул затемно и сначала направился к старому кладбищу, где покоились останки его родителей. Здесь покоятся самые дорогие люди, родившие Каныша на свет. После смерти отца он приезжал сюда через два месяца. Среди множества холмиков, появившихся за последние годы, он, не заблудившись, нашел нужную могилу. По своему завещанию, отец Имантай был похоронен рядом с матерью Алимой. У них не было возможности поставить надгробия из голубого камня. У могилы стояла плоская доска с именами.

Под влиянием тяжелых картин, увиденных по дороге, у могилы родителей Каныш потерял самообладание, и слезы потекли из его глаз. Его собственное горе смешалось с горем народа, и он не мог остановиться. Он рыдал беззвучно. Перед глазами мелькали незабываемые картины…

Кстати, Каныш мог и не появиться на свет. Отец Каныша, бий Имантай, до сорока пяти лет не имел детей и жаждал одного ребенка. Его старшая жена Нурым ханым – дочь богатого человека, с которым его отец Сатбай кажи заключил сватовство, была красивой и умной женщиной. Но, увы, что можно сделать с жестокой судьбой, до сорока лет ее лоно не расцвело, и она вместе с мужем разделяла горе бездетности. У казахов есть поверье: «дети зовут детей». Согласно этому поверью, они взяли к себе сына Жамина, брата Имантая, по имени Абсалам. Но до пяти лет этот Абсалам так и не привлек к себе никого. Таким образом, когда надежда на рождение детей угасла, у Нурым байбише появилась неожиданная мысль.

– Бий-ага, вы еще не стары. Сколько вы будете ждать, глядя на мое сердце, жаждущее хоть одного «писка»? – сказала она мужу. – Как и у всех, заведите себе вторую жену! Если повезет, эта вторая жена осчастливит нас обеих.

– Откуда ты знаешь? Тебе приснился сон? – спросил Имантай, не будучи еще далеким от желания почувствовать запах ребенка.

– Мне приснился сон! – сказала Нурым, не отступая от своего. – Во сне вы пришли откуда-то и разделись. Вдруг из вашего лона выскочили детеныши лисы, двух волков… Если Алла даст, вы родите от другой женщины двух сыновей и одну дочь…

Супруги договорились поступить так в уединении. Вскоре эта новость дошла до ушей его свекра и свекрови (в то время Сатбай кажи был еще жив), и они получили поддержку от старших. Теперь оставалось только найти подходящую невесту. Но искать не пришлось, такая же умная байбише, как Нурым, уже нашла свою будущую «соперницу». Это была молодая вдова из Шорманского аула – красавица Алима. Она тоже была дочерью кажи, воспитанной, умной, искусной женщиной, из чьих десяти пальцев текло мастерство… Итак, однажды Сатбай кажи, возглавив сватовство, вместе с байбише Нурым и группой людей отправился свататься в Шорманский аул. Конечно, семья Шорман не хотела отдавать свою молодую, красивую невестку другому. Возможно, у нее был и «аменгер» (муж сестры покойного мужа), который присматривался к ней издалека. Но из-за авторитета Сатбай кажи и уважения к бию Имантаю они не смогли противостоять. В итоге, красавицу Алиму выдали замуж в аул Сатбая с ее белой юртой и приданым. Это было, вероятно, около 1890 года. В тот год Имантаю было 45, а Алиме – 27 лет.

Наконец, с помощью Бога и духов предков, сон Нурым байбише оказался вещим, и в 1892 году Алима родила дочь, прекрасную как луна и солнце. Первенца назвали Газиза, дав имя при рождении. Через два года, в 1894 году, родился сын по имени Газиз (при рождении названный Габдулгазизом). Затем, через пять лет, в 1899 году, родился Каныш (при рождении названный Габдулгани)… Видите, наш казахский род восполнял свои недостатки, беря вторую жену. А Советская власть была против двоеженства. Это было подчинение русским порядкам и неуважение к казахским традициям. Если бы отец Каныша Имантай не женился во второй раз, если бы у такой матери, как Нурым, не возникла такая прогрессивная идея, то трое детей, включая Каныша, который сейчас является Сатбаевым, не появились бы на свет. В этом и заключается преимущество казахских традиций… Каныш не успел узнать свою мать Алиму, так как она умерла от послеродового кровотечения, когда Канышу было три года, и трое детей выросли под воспитанием Нурым байбише.

Просмотрев все это мысленно, Каныш взял горсть земли с могил родителей и рассыпал ее. Затем он завел машину и, когда начало смеркаться, подъехал к аулу, расположенному под холмом. Ужас, в ауле не было даже собаки, которая бы залаяла и выбежала. Не говоря уже о скоте, не осталось и следа. Только в одной-двух юртах виднелся слабый свет лампы. Каныш, не сворачивая в сторону, направился прямо к родовому дому отца. Здесь должен был находиться внучатый племянник Каныша, Тармизи… Открыв дверь и войдя, он увидел сплошные тени, прилипшие к костям. Это были не живые люди, а призраки, вышедшие из могилы. Только подойдя к ним, он понял. Это был Тармизи с детьми, спящие в полудреме. Помните, когда Каныши еще не родились, у Имантая был сын по имени Абсалам, которого он взял к себе от брата Жамина. Этот Тармизи – сын того Абсалама. Тармизи Имантаев. Он, похоже, остался и охраняет родовой дом, никуда не переезжая…

А от своего родного брата Газиза Каныш недавно получил письмо. Говорят, он сейчас нашел убежище в ауле Каржастар недалеко от Омска. Поняв, что это место не сможет стать для них убежищем, перед началом голода он погрузил своих детей на телегу, прицепил к ней двух-трех оставшихся у него лошадей и за одну ночь отправился в сторону русской земли. А Тармизи, не желая оставлять могилу отца и родовой дом пустыми, остался, не поехав с Газизом. Вместо этого Газиз забрал с собой жену Каныша Шарипу и двоих детей.

Вскоре, услышав о приезде Каныша, собрались все взрослые мужчины аула, способные передвигаться. Все они были так истощены, что едва держались на ногах. Говорили тихо. Исчезли прежние радостные моменты, громкий смех. Они криво улыбались, выражая радость. А дети… Они сидели, прилипнув к костям, с исхудавшими руками и ногами.

Тут Каныш принял твердое решение:

– Быстро собирайтесь, я отвезу вас всех в Жезказган! – сказал он Тармизи и его еле державшейся жене. – Затем, поскольку всех вас не увезти, соберите мне пятнадцать самых истощенных, самых нуждающихся детей. Я возьму их с собой, чтобы спасти от этой беды… Быстрее! Мы отправимся до рассвета!

Родственники, которые сначала подносили найденные ими зерна детям, теперь, почувствовав облегчение, обрадовались этой заботе Каныша. Каныш, предвидя, что впереди будет какая-то ситуация, взял с собой немного провизии. Часть ее он оставил детям в дорогу, а остальное раздал жителям аула. Семья Тармизи и пятнадцать детей мгновенно разместились в кузове машины. Молодой водитель укутал их киизами и покрывалами, взятыми из этого аула. После этого Каныш, не мешкая, попрощался с родными и отправился в путь.

Кстати, по дороге он должен был заехать в Шорманский аул. Ведь там жила его старшая сестра Газиза. Давно не виделись. Было бы неудобно проехать мимо, не узнав о ее положении. Канышу вся эта дорога была знакома. Когда-то это было одно из богатейших аулов в этой местности, где кипела жизнь скота и людей. В этом Шорманском ауле была двухгодичная русско-казахская школа. Каныш ездил в эту школу верхом на лошади. По дороге он соревновался с детьми, играл в борьбу, был полон радости. Это было уже прошедшее время… По словам Тармизи, сейчас и в тех аулах, вероятно, царит голод. Если старшая сестра Газиза согласится, он заберет ее с двумя детьми с собой.

Когда они подъехали к самому аулу, Каныш почувствовал что-то неладное, как будто предчувствуя беду. Не решаясь идти сам, он послал Тармизи узнать о положении дел. Тот вернулся через некоторое время. Он стоял, не в силах вымолвить слова, словно язык его заплетался. Он принес печальную весть. Газиза, которая до последнего кормила своих двоих детей найденными зернами, умерла от голода три дня назад. Ее дети тоже находятся на грани смерти. Говорят, у них нет сил ходить…

«Ой-хой, мир! Что происходит в это время? Как такое возможно, что семья Шорман, которая когда-то имела столько овец и лошадей, что не помещались на пастбищах, и занимала весь Баянаульский край, теперь умирает от голода, не имея даже миски еды?! А Газиза… Бедная Газиза!» В этот момент Каныш не смог сдержаться и разрыдался. Слезы текли из его глаз. Слезы, которые он сдерживал в своем ауле, теперь хлынули неудержимым потоком… Придя в себя через некоторое время:

– В таком случае, – сказал он брату Тармизи, – вернись и привези тех двоих племянников!

– Ойбай-ау, они не в состоянии ходить. Все равно погибнут в дороге. Зачем вам возиться с ними, – сказал Тармизи, который уже привык к смерти и не хотел идти. Возможно, он не хотел увеличивать число ртов и делить еду, кто знает.

– Эй, что ты несешь? – Каныш сам не заметил, как закричал. – Разве эти дети не единственные потомки моей старшей сестры? Разве не она, Газиза!.. была первенцем, которого отец Имантай вымолил у Бога, когда жаждал детей! Как я могу оставить детей моей сестры, оставшихся после нее, умирать на улице в таком состоянии? Идите, даже если придется нести их на руках, доставьте их сюда! – сказал он, добавив к Тармизи своего водителя.

Вероятно, в этом ауле им никто не мог помешать. Через некоторое время они вдвоем вернулись, неся двоих детей. Старшему, Кемелю, было восемь лет, младшему, Ришату, – пять. Дав им немного еды, чтобы они пришли в себя, их посадили к остальным детям в машине. Двум племянникам суждено было увидеть свет. Благодаря Канышу, оба они получили образование и стали достойными людьми. Один из них, Кемель, известен всему казахскому народу. Позже именно этот Кемель Акишев, знаменитый археолог, нашел «Золотого человека» у подножия Алатау и удивил весь мир.

Мы, желая скорее поделиться доброй вестью, возможно, опередили ход событий. Теперь вернемся к нашей теме.

Каныш, найдя осиротевших племянников, хоть и немного успокоился, но все еще находился в состоянии глубокого волнения. Он был полон ненависти к «кужаку» – Голощекину, который организовал это истребление. О, какой же он был злодей, какой кровожадный! Какую такую кровную обиду он имел на казахов? А Голощекин пусть будет псом, специально посланным империей. А что можно сказать о казахских чиновниках, которые были рядом с ним?!

Когда Голощекин конфисковывал казахское имущество, он сказал своим сообщникам:

– Пока у казахов под ногами есть скакуны, они не будут обращать внимания на нашу политику. Чтобы полностью подчинить их, нужно в первую очередь уничтожить лошадей и оставить казахов без транспорта.

Тогда один из подхалимов, ответивший начальнику «ляббай, тақсыр», сказал:

– Мы режем скот, отобранный у баев, и отправляем мясо во внутреннюю Россию. А что делать с лошадьми? Русские ведь не едят конину, – сказал он.

– Тогда загоните лошадей в ущелья, призовите солдат и расстреляйте их из пулеметов! – сказал Голощекин.

– Но не будет ли мясо убитых лошадей гнить и распространять болезни вокруг?

– Неужели и до этого твой ум не доходит, глупец? Засыпьте трупы лошадей землей и сожгите их!

Подхалимы беспрекословно выполнили приказ. Глупцы, если не смогли защитить свой народ, то хотя бы сохранили бы лошадей! В 1928-1929 годах сотни тысяч лошадей были расстреляны таким образом в казахской степи. В целом, Камбар-ата – священное животное. Разве его невинно пролитая кровь и святость пройдут даром? Вот первый результат: миллионы казахов умирают от голода, не имея возможности поесть.

— III —

Возможно, не все читатели знают, но у Каныша Имантаевича, унаследовавшего черты своих предков, тоже было две жены. Первая жена – Шарипа ханым, на которой родители настояли и выдали замуж, и вторая – Таисия Алексеевна, одна из русских красавиц с голубыми глазами, его сокурсница по Томскому технологическому университету. Эти две жены никогда не соперничали за мужа и не создавали ему проблем. Наоборот, старшая жена Шарипа отвечала за уход за пожилыми родителями мужа в ауле, а инженер-геолог Таисия Алексеевна была верным спутником Каныша, который постоянно занимался разведкой руды и путешествовал по степи. У Шарипы было трое детей: Хайниса, Малыбай, Шамшиябану. А от Таисии Алексеевны была дочь по имени Мейиз (их первый сын умер в младенчестве).

Таисия Алексеевна, родившаяся и выросшая в Усть-Каменогорске Алтайского края, никогда не проявляла зависти к байбише. Она взяла на воспитание старшую дочь Шарипы, Хайнису. А супруги, искренне любящие друг друга, после окончания учебы, долго ждали друг друга, преодолевая множество трудностей, пока Каныш не уладил свои дела в Жезказгане, и никогда не ссорились за чаем в семье.

Когда же этот умный и культурный муж, не предупредив заранее, привез из Баянаула 15-20 детей в состоянии смерти, Таисия Алексеевна была поражена, как будто на нее упала молния. Если бы они открыто выступили друг против друга и подняли голос, то это было бы так:

– Каныш, что это? Когда мы сами еле сводим концы с концами, как ты мог привезти сюда голодающих из степи? – спросила Таисия Алексеевна, ее глаза чуть не вылезли из орбит.

– Это не просто «голодающие из степи», это мои родственники! – сказал Каныш, повысив голос даже больше, чем его жена. – Старших я не смог привезти. А спасти этих детей от смерти – мой долг…

С одной стороны, Таисию Алексеевну можно понять. Расходы семьи в первую очередь ложатся на кошелек женщины. У них уже находились на попечении старшая дочь Шарипы, Хайниса, и дочь брата Абикея, Ханен. После смерти единственного сына, мать Таисии, Фелисата Васильевна, тоже переехала сюда в прошлом году. На руках у нее еще была дочь Мейиз, еще не отнятая от груди. Когда вся семья, состоящая из многих человек, едва сводила концы с концами на зарплату Каныша, вдруг появились эти люди, как будто с неба… К тому же, вид этих голодающих детей был ужасающим: волосы отросли, лица были покрыты отеками. Одежда была грязной, в лохмотьях…

Семейные споры могли бы обостриться еще больше. Именно в этот момент из своей комнаты вышла Фелисата Васильевна и быстро разрешила сложный узел. Она была еще энергичной, упрямой женщиной, не утратившей своих сил. Она сурово посмотрела на Таисию Алексеевну:

– Эй, девочка, прекрати так хныкать! – сказала она властным голосом. – Если ты не хочешь ухаживать за родственниками своего мужа, ты должна была подумать об этом до того, как вышла замуж за казаха. Теперь плакать поздно… Лучше вставай и приступай к делу. Разожги баню! Возьми ножницы и бритву в руки и остриги этих детей! Сними с них лохмотья и сожги их! – она немного помолчала, а затем посмотрела на Каныша: – А ты, жених, не сиди так растерянно! Иди в магазин комбината и принеси кусок ткани, холста, что-нибудь! Я сошью одежду этим детям, – сказала она…

Все произошло так, как сказала Фелисата Васильевна. Голодных детей, принявших баню и одетых в чистую одежду, держали дома несколько недель, и когда они наелись и окрепли, их передали в казенный пансионат в районном центре. Каныш оставил у себя только двоих племянников, Кемеля и Ришата. Позже все эти сироты, ставшие «детьми Каныша», стали достойными людьми. А старший племянник, Кемель Акишев, впоследствии стал знаменитым ученым-археологом и, как было упомянуто выше, нашел «золотого человека» скифов, жившего 25 веков назад, и удивил весь мир.

Каныш Имантаевич, не сумев спасти казахский народ от бедствия голода, утешался тем, что спас около двадцати голодных детей от смерти, и теперь приступил к своим профессиональным обязанностям. Несколько лет назад в Москве Главное управление цветных металлов выделило большие средства Жезказгану, и группа геологов-разведчиков сформировалась как самостоятельное предприятие с отдельным балансом. Благодаря этому Каныш смог расширить свою деятельность и увеличить численность рабочих до семисот человек за счет голодающих, пришедших просить работу.

По какой-то причине это благоденствие не продлилось долго. В то время Жезказганское управление разведки полезных ископаемых подчинялось Атбасарскому тресту цветных металлов, а те – Главному управлению цветных металлов в Москве. В начале 1933 года через эти инстанции пришла дурная весть. «В связи с нехваткой средств и увеличением других месторождений, разведка полезных ископаемых в Жезказгане временно приостанавливается. Поэтому с этого года им не будет выделяться бюджетное финансирование».

Это, честно говоря, означало лишь потерю многолетнего труда Каныша. Нет, нельзя было мириться с таким насилием. Пришлось снова бороться. Это дело рук местных чиновников. Как говорится, «бедняк жалеет о еде богача». Медь Жезказгана хороша, руды великолепны. Но они не хотят выделять на это средства. Уставший от всего, он теперь не видел другого выхода, кроме как убедить кремлевских чиновников в богатстве Жезказгана.

С этой мыслью Каныш Имантаевич отправился в Москву и, можно сказать, провел там почти весь 1933-1934 годы. Сначала он изучил положение дел в Главном управлении. Они не отступали от своих прежних слов. «Финансирование ограничено. Мы и так выделяем мало денег Казахстану. Пока мы освоим месторождения Конырат-Балхаш, это уже немалая добыча. Куда денется медь Жезказгана? Если она пролежала миллион лет, то подождет еще двадцать лет, ничего не случится», – говорили они, высмеивая его. Следовательно, от них помощи не будет. Выход из тупика нужно искать в другом месте.

Когда Каныш Имантаевич покидал Карсакбай, он собрал мастеров и рабочих геологоразведки и честно рассказал им:

– Я отправляюсь наверх, чтобы добиться отмены необоснованного решения. Не знаю, что из этого выйдет. Если на земле существует справедливость, Жезказган не должен быть закрыт. Веря моим словам, те, кто останется со мной, продолжайте разведку, хоть и понемногу. А те, кто хочет уехать в другое место ради своих семей, дорога открыта, я не обижусь на них, – сказал он.

Посмотрите на эту удивительную вещь: рабочие настолько поверили Канышу, что, за исключением нескольких человек, основной состав геологов остался в Жезказгане. Помимо меди и золота, лежащих под землей, им нужно было найти деньги для обеспечения жизни тех рабочих, которые поверили Канышу и были преданы своему делу. В Москве у золотодобытчиков, угольщиков были свои тресты. Он специально направился к ним. А искатели самоцветов сами пришли к Канышу. Не было времени на раздумья, Сатбаев заключил договор со всеми ними. Они найдут месторождения, которые искали эти люди, в Улытауском крае. За это они переведут казахскому ученому огромные деньги. Он подписал договор без колебаний, потому что Канышу было известно, где находятся эти месторождения. Во время поиска медных пластов в Жезказгане он много раз натыкался на золото, уголь и железо. А самоцветы можно найти в каждом ущелье Улытау. Такие полезные ископаемые тоже когда-то были учтены в картотеке. Тресты, заключившие договор, немедленно перевели деньги и долгое время обеспечивали средствами нуждающихся рабочих.

Но сколько можно прожить на такие дополнительные доходы. Вопрос Жезказгана необходимо было решить окончательно. Для этого нужно было добраться до Центрального Комитета ВКП(б), а еще лучше – до члена Политбюро, министра тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе! Однако, если судьбе было угодно, добыча сама приходила к нему. Однажды он неожиданно встретил своего бывшего преподавателя из Томска, академика Михаила Антоновича Усова. Этот человек был хорошо знаком с производством Жезказгана. Теперь, беседуя со своим учеником, старый академик сильно опечалился, узнав о его злоключениях.

– Нельзя отдавать плоды Жезказгана невеждам. Мы должны найти способ спасти эти огромные богатства! – сказал он сразу. – Не волнуйся, у меня уже начали открываться двери, ведущие наверх.

На следующий день Михаил Антонович отвел Каныша к своему старому другу, профессору Института цветных металлов В.А. Ванюкову. Что интересно, этот человек был советником наркома тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе, которого они так искали. Теперь они втроем обсудили проблему Жезказгана.

– Ради настроения Михаила Антоновича я всегда готов отвести вас к Наркому и попросить его об одном, – сказал Ванюков, выслушав просьбу Каныша. – Я верю, что вы будете самоотверженно защищать Жезказган, которому вы посвятили долгие годы. Но одного вашего довода может показаться Наркому недостаточным. Ах, если бы у вас было решение какого-нибудь научного учреждения! Например, если бы на сессии Академии наук было принято постановление о месторождениях Жезказгана… Тогда никто не смог бы отменить решение академии.

В конце концов, все произошло так, как сказали эти ученые-преподаватели. С помощью Усова и других ученых большая тема Жезказгана была включена в повестку дня очередной сессии академии. На сессии Каныш Имантаевич должен был сделать доклад. Вначале Каныш очень волновался: «У нас ни у кого нет ученой степени. Как мы пройдем критику «академиков-быков»?» Докладчик, Угедей Алиханович Букейханов, также был молодым геологом, недавно прибывшим в Карсакбай. Хотя он окончил Московскую горную академию, у него пока не было научного звания. Однако Каныш Имантаевич был уверен в себе. Потому что Жезказган – это тема, которая не выходила у него из головы ни днем, ни ночью, и которую он уже много раз представлял перед многими людьми, настолько хорошо ее знал. На сессии академии, состоявшейся 10 ноября 1934 года, Каныш успешно прошел критику ученых. Угедей Алиханович также высказал ряд грамотных мыслей в своем докладе. После них многие ученые выступили в поддержку жезказганцев. В итоге, сессия, длившаяся неделю, приняла несколько важных постановлений по месторождению Жезказгана. Некоторые из них гласят: «Нынешний Карсакбайский завод не способен освоить огромные запасы месторождения Жезказгана. Поэтому мы предлагаем построить большой Жезказганский медеплавильный комбинат вместо него, чтобы полностью решить потребность страны в меди. Мы считаем, что для полного освоения минеральных ресурсов этого края необходимо в течение этой пятилетки приступить к строительству железной дороги Жезказган – Караганда – Балхаш. Нет сомнений в успешном осуществлении этого дела, если Госплан СССР, Главное управление цветных металлов, Наркомат путей сообщения будут действовать сообща».

Как только постановление сессии академии было получено, благодаря помощи профессора Ванюкова, встреча с Серго Орджоникидзе, которого когда-то называли «Железным Наркомом», прошла успешно. Кавказский, добродушный, с сильным характером человек, расспросив Каныша Имантаевича о его родных местах, городе учебы, расположении Жезказгана на карте, вскоре увлекся увлекательным рассказом геолога и сам начал говорить.

– «Знатоки» из нашего управления, должно быть, измучили тебя, заставив бегать как собака, – сказал он, слушая о трудных путях Каныша. – Что поделать, и им нет упрека. Они несут ответственность за каждую копейку государства.

Эта встреча состоялась 31 декабря 1934 года. Завтра Новый год. 1935 год стучится в дверь. Нарком посмотрел на часы и сказал:

– Ты, парень, задержись в Москве еще на несколько дней. Эти бумаги пока оставь у меня. Нам нужно подготовить предложение для Политбюро. Ты тоже примешь в этом участие. Пока я договорюсь с Главным управлением цветных металлов, они, возможно, дадут тебе что-нибудь из своих запасов. Если этого будет недостаточно, посмотрим… Договорились? – сказал он, усмехаясь из-под усов.

Они поздравили друг друга с Новым годом и тепло попрощались с наркомом.

После этого производство Жезказгана, которое было приостановлено на два года, снова начало оживать. Из центра были выделены сотни миллионов. 25 марта 1935 года нарком тяжелой промышленности подписал приказ о начале строительства Жезказганского медеплавильного комбината. Планировалось строительство города Жезказган в нижнем течении реки Кенгир. Что тут скажешь, производство по всему Союзу шло в гору, все мечты сбывались. Но что делать, если с самого начала фундамент был заложен неправильно, и Советскую власть снова постигла неудача.

— IV —

1937 год. Это был проклятый, несчастливый год, когда члены общества шпионили друг за другом, искали врагов в стране и отправляли друг друга в ад. Вероятно, в этом Социалистическом обществе было какое-то недоразвитие. Что бы ни случилось, все начиналось из центра. В начале тридцатых годов были устранены противники Сталина во главе с Каменевым, Зиновьевым, Бухариным. Это называлось «антипартийный блок». В 1934 году Киров, глава Ленинградского обкома, был внезапно убит, и появилось название «враг народа». «Чем больше побеждает социализм, тем больше множатся его враги», – сказал великий вождь. С тех пор поиск «врагов» в стране стал обычным делом.

В последние годы главным «врагом» был назван Троцкий, а его сторонники – «троцкистами». На самом деле, Троцкий был тем, кто создал Советскую Красную Армию своими руками. В связи с этим в армии началась чистка. Из пяти Маршалов Советского Союза трое были названы «врагами народа» и отправились в загробный мир. Егоров, Блюхер, Тухачевский. Это были самые грамотные командиры в армии. Оказалось, что они были сторонниками Троцкого. Дело не ограничилось Маршалами, 80 процентов генералов, 60 процентов полковников были названы «врагами», одни были расстреляны, другие отправлены в Сибирь. И когда проводилась эта кампания? Когда Гитлер пришел к власти в Германии и начал угрожать соседним странам. Можно ли назвать это делом умного человека? Каныш Имантаевич до этого момента имел неоднозначное мнение о вожде с усами, но после этого перестал ему верить.

Если в Москве дул ветерок, то в Казахстане он превращался в черную бурю. Вскоре и здесь начали искать «врагов народа». Мало того, что в Казахстане просто быть «врагом народа», теперь к этому добавился ярлык «японского шпиона». О, бедные казахи, почему, как только начинается такая кампания, у нашего народа начинается воспаление легких? Это, вероятно, одно из проявлений рабской психологии, желания угодить высшим чинам. Раньше двое поссорившихся казахов, будто бы вся власть была в их руках, злобно говорили друг другу: «Эй, я покажу тебе, как сидеть в тюрьме». Сейчас, что тут скажешь, их желание сбылось, и те, кто имел взаимную вражду и зависть, легко отправляли друг друга. Было бы еще лучше, если бы их повесили и уничтожили.

В Жезказгане, на далекой окраине, Каныш читал списки «врагов» только в газете. Почти все активисты, которые еще вчера ездили на лошадях и управляли народом, были арестованы. Нет вестей об их живых или мертвых. Не говоря уже о других, когда даже Леон Мирзоян, первый секретарь Компартии Казахстана, сделавший немало добра казахам после Голощекина, был назван «врагом народа» и расстрелян, то что говорить о других?!

После высокопоставленных руководителей правительства очередь дошла до поэтов и писателей, ученых: Сакен Сейфуллин, Ильяс Жансугуров, Бейимбет Майлин, Магжан Жумабаев, Ахмет Байтурсынов, Кудайберген Жубанов, Мухаметжан Тынышбаев, Санжар Аспандияров… их было много. Все они – «враги», все – «японские шпионы». Этот «преступление» было совершено не только в республике, в областных центрах, но и в аулах, где даже бригадир, не знавший, где находится Япония, попал под эту «волну».

Многие казахи, возможно, просто кивали головой и верили всему, что говорило правительство. Но Каныш Имантаевич не только не верил в откровенную ложь, но и внутренне понимал, зачем нужна была эта кампания. По его мнению, эта кампания была продолжением голода 1932 года. Да, в результате преднамеренно организованного голода погибла половина казахов, а другая часть бежала за границу. Хотя они не могли открыто выступить против этого, разве не возникали вопросы и недовольство среди интеллигенции, среди образованных людей? Шпионы-доносчики внутри страны доносили об этом властям. Теперь задача — не оставить живых свидетелей их преступлений. Уничтожить всех мало-мальски грамотных, образованных людей и оставить в этой степи только безвольных рабов.

За что же этот казах заслужил такое преследование, такое преследование со всех сторон? Кроме широкого гостеприимства, в чем его вина? Ни в чем. Единственная его вина — это обширность его земли, на которой могли бы поместиться пять Франций. То, что он граничил с колониальной империей. Через несколько лет на этой земле должны были поселиться не казахи, а всемирно известная, могущественная страна. Например, волк ест овцу не потому, что она в чем-то виновата. Это что-то похожее.

Когда Каныш Имантаевич пребывал в таком унынии, на него обрушилось новое несчастье. За один месяц арестовали трех его старших братьев. Бывший директор Семипалатинской учительской семинарии, известный просветитель, двоюродный брат Каныша Абикей Сатпаев, не находя себе места на родной земле, переехал в Кыргызстан и преподавал в педагогическом институте в Бишкеке. Увы, его нашли и там… А Абдикерим Сатпаев, с детства склонный к искусству и не вмешивавшийся в политику, руководил одним из учреждений культуры в Кереку. Его, ни в чем не повинного брата, тоже увезли за одну ночь. А его родной брат Газиз Сатпаев совсем отчаялся в Казахстане и жил среди казахов в окрестностях Омска. Но и его не спасли бандиты из КГБ. Его нашли и арестовали специально. Это означало, что семья Сатпаевых находилась под особым наблюдением…

Неизвестно, почему Каныша еще не арестовали. Вероятно, пока он нужен для добычи руды и выплавки меди. То есть, медь Жезказгана — он все еще хранит ее. Но за ним следят. Неизвестные люди постоянно шныряют вокруг Каныша. «Записывай на бумаге, что говорит твой начальник в уединении, с кем разговаривает», — приказали его шоферу… Думая обо всем этом, Каныш теряет надежду на мир: «Зачем мне искать руду в глуши и выплавлять медь для колониального правительства, которое считает тебя чужим и относится как к приемному ребенку?» — иногда говорил он, захлебываясь от злости. — «Разве не лучше, чтобы богатства казахской земли лежали нетронутыми, ожидая своего будущего хозяина, чем стать добычей чужаков».

Однако есть поговорка: «Гнев — впереди, разум — позади». Если подумать разумно, то нельзя мыслить так узко. На самом деле, разве не ради этой земли, а не ради Империи, которая поклоняется одному человеку и является кровожадной и безрассудной, он трудится? Как долго казахская степь будет спать, не следуя за цивилизацией? Эта земля тоже должна пробудиться от долгого сна и оживить просторы саксаула. Колонизаторы, думая: «Какие богатства могут быть в этой безводной, безлесной пустыне Казахстана?», — высокомерно презирают ее. Поэтому Каныш должен доказать, что кочевники, помимо разведения скота в жаркой пустыне, веками сидели на золоте, меди и других драгоценных рудах.

С другой стороны, если подумать, Каныш Имантаевич должен был трудиться и ради себя. Сколько раз он ходил в Москву, чтобы объяснить, что в Жезказгане лежат миллионы тонн меди? Чьи двери он не стучал? Кто, кроме нескольких учителей-ученых, преданных истине, и наркома Серго Орджоникидзе, думавшего о государственных интересах, помог Канышу? Не говоря уже о помощи, он много раз замечал, что в глубине души многих из них таилось неверие: «Что может знать этот кочевой сын степи, у которого даже нет ученой степени?». Поэтому Каныш должен доказать, что этот «кочевой сын степи» знает свою землю лучше, чем все эти высокомерные ученые. Началась атака на Жезказган, отступать некуда.

Теперь беспокойство не в Жезказгане, а в другом. Тревожит сочетание хитроумной двуличной политики колонизаторов и наивного характера рабов. О, почему наш казах так активно участвует в таких кампаниях, крича лозунги? Укрепление единства нации, предотвращение внешней угрозы, предотвращение раздора внутри страны, спасение своих граждан — все это не приходит им в голову. Если враг нападет снаружи, они сами бросятся вперед! Но когда дело доходит до выдачи друг друга, до представления завистливых, враждебных людей как «врагов», им нет равных. Что тут скажешь, эта кампания стала невосполнимым инструментом для алчных, враждующих казахов, которые не успокоятся, пока не уничтожат друг друга. Сейчас разделение по родам и жузам разгорается как пожар. За этим стоит желание угодить власти, выделиться, обогнать других. В конечном итоге все это сводится к невежеству, которое не видит дальше своего носа, к рабскому менталитету, глубоко въевшемуся в плоть и кровь, к слепому разуму.

Видя и зная все это, Каныш Имантаевич впадает в отчаяние, не находя выхода. Теперь все поздно. Невозможно переучить казахов в одночасье. Самое трудное — это то, что даже мудрые учителя, которые могли бы направить казахов на правильный путь, были арестованы. Разве не для этой цели были уничтожены деятели «Алаша»? Все, что мог сделать Каныш, — это протянуть руку помощи детям своих арестованных братьев, названных «врагами народа». Семья его брата Абикея осталась в Кыргызстане. Один из сыновей Абикея, Галымтай, вырос под опекой Каныша. Недавно этот Галымтай, окончив Ленинградский геологический институт и работая на руднике Ащисай на юге, был переведен в золотодобывающую отрасль Кыргызстана, чтобы быть рядом со своей семьей. А в семью Газиза, оставшуюся в окрестностях Омска, был отправлен Тармизи Имантаев (это его младший брат, которого он забрал из Баянаула вместе с голодающими детьми в 1932 году, когда тот был на грани смерти от голода), чтобы успокоить их и оказать финансовую помощь. А Умина, оставшаяся с двумя детьми в доме своего брата Абдикерима, была связана с ее родными. Только после этого ему стало немного легче.

Хорошо, что в эти годы, к утешению, добыча в Жезказгане ускорялась большими темпами. К этому времени был запущен медеплавильный комбинат в Карсакбае. В 1938 году была построена железная дорога «Жезказган — Жарык». Таким образом, три промышленных гиганта в степи Арка были связаны железной дорогой: Жезказган — Караганда — Балхаш. Одновременно с этим началось строительство Кенгирского водохранилища. Таким образом, Улытауский край начал превращаться в крупнейший промышленный центр Союза. В этом отношении можно сказать, что Каныш Сатпаев достиг своей цели. Готовому — вооруженный, если Жезказган поднял Сатпаева, то Жезказган поднял Сатпаева. Сегодня на земле мало кто не знает казахского геолога. Фотографии Каныша, хвалебные статьи-очерки в центральных газетах…

Пятнадцать лет в Жезказгане! Эти годы были для Каныша годами, когда он забыл об отдыхе, расслаблении, наслаждении, годами отчаянной борьбы! Поверите ли, супруги Сатпаевы за эти годы ни разу не брали отпуск и не ездили на курорт. В 1939 году два месяца на берегу Черного моря — в Ялте — словно сняли всю усталость и изнеможение. Человек узнает, насколько он измотан, когда освобождается от ярм. О, мир! Бывает такое наслаждение в жизни! Что тут говорить, жаркое солнце, теплый песок, безбрежное синее море… Оно освежило его, словно он родился заново. В 1940 году 20-летие образования Казахской Республики было отмечено большим подъемом. Желая, чтобы правительство забыло о невинных жертвах прошлого, оно ничего не жалело для этого праздника. Юбилей отмечался в Алматы, во всех областях республики в течение года, а затем продолжился в Москве. Среди других мероприятий в Москве Президиум Академии наук СССР также решил провести специальное торжественное собрание. Когда встал вопрос, кто будет делать основной доклад на тему «20-летние достижения науки Казахстана», правительство республики единогласно предложило Каныша Сатпаева.

Этот доклад, можно сказать, определил дальнейшую судьбу Сатпаева. Поднявшись на трибуну, Каныш на этот раз ни в чем не колебался. Он изложил свои мысли, накопившиеся в душе, одно за другим. Прежде всего, он остановился на необъятных просторах казахской степи. Он с гордостью заявил, что казахская степь — это край, соединяющий Азию и Европу, земля которого может свободно вместить Германию, Италию, Францию, Великобританию, край, полный богатств, как сверху, так и снизу. «Золотые запасы Алтая, месторождения меди, марганца, свинца, цинка в Жезказгане и Балхаше, уголь Караганды — вот доказательство наших слов… Короче говоря, все элементы из таблицы Менделеева найдены на казахской земле», — сказал он. Все это было признано и открыто в советскую эпоху. Он напомнил, что знаменитые ученые второй половины XIX века Семенов-Тянь-Шанский и автор книги «Месторождения полезных ископаемых» Богданович ошибались, говоря: «На казахской земле нет полезных ископаемых, кроме соли», и рассмешил зал ученых. Он хорошо привел конкретные примеры того, как наука Казахстана постепенно развивается вместе с ускоренным развитием производства в Казахстане.

Доклад был настолько впечатляющим, что даже академики, которые раньше не знали Каныша, пожали ему руку и поздравили. Ведь Каныш Имантаевич на этот раз восхитил ученых не только своими всесторонними глубокими знаниями, но и своим красноречивым русским языком. Что тут говорить, после этого, как говорится, «что посеешь, то и пожнешь», победы, радости, успехи приходили вдвойне.

В 1940 году, в честь 20-летия Казахской ССР, Каныш Имантаевич был награжден орденом Ленина. В 1941 году он был избран руководителем Казахского филиала Академии наук СССР. А также назначен директором Института геологии в Алматы. Вскоре после этого, по решению Всесоюзной аттестационной комиссии, Сатпаев получил степень доктора геолого-минералогических наук. В том же году за огромный вклад в открытие месторождений Жезказгана ему была присуждена Государственная премия СССР. Затем, в следующем году, он был избран действительным членом Академии наук СССР, то есть академиком… Все это, в конечном итоге, было подготовкой к созданию Академии наук Казахстана, когда Каныш Имантаевич переехал в столицу республики, Алматы.

— V —

Переезд Каныша в Алматы в качестве руководителя Казахского филиала Академии наук СССР и директора Института геологии совпал с началом Великой Отечественной войны в 1941 году. В связи с этим перед ним стояли две большие задачи. Одна из них — приспособление науки Казахстана, особенно достижений геологических исследований, к обороне страны, к добыче металлов, необходимых для производства вооружения. Вторая — активизация работы казахского филиала, расширение его масштабов, объектов исследований и открытие новых институтов. Возможно, по милости Божьей, обе эти задачи были выполнены в срок и успешно.

Когда речь идет об обороне страны, медь, цинк, свинец и олово Казахстана давно служили оборонным нуждам. Теперь вдруг возникла острая нехватка марганца! Раньше две крупные месторождения удовлетворяли потребность Советского Союза в марганце. Одно из них — Никопольское месторождение на берегу Днепра, а второе — Чиатурское месторождение на Кавказе. Теперь оба эти месторождения оказались в руках врага. Что делать теперь? Без марганца не обойтись. Марганец — это настоящий доспех, придающий стали и железу свойство непробиваемости. Без марганца не построить ни танк, ни пушку. Если и построить, то получится груда черного железа, лишенная стальной оболочки. Откровенно говоря, это поражение.

Совет Народных Комиссаров СССР был в таком затруднительном положении, что в августе было принято постановление и обращение о срочной добыче марганца из восточных регионов. Было отмечено, что для этого будут выделены значительные человеческие и финансовые ресурсы. Это постановление, равносильное приказу, поступило в Казахстан наряду с другими республиками, конечно. Правительство Казахстана, когда речь шла о меди и стали, знало только одного — Сатпаева. Его сразу же вызвали в ЦК:

— Что будем делать с этим марганцем? Найди выход! — попросили они Каныша.

— Не волнуйтесь. У нас есть марганец. Сколько нужно, столько и найдем! — спокойно ответил Каныш Имантаевич, как всегда.

— Правда? О, это очень хорошо! Где же этот чертов марганец? — с облегчением спросили руководители республики.

— Где бы он ни был? В нашем Жезказгане! — улыбаясь, ответил Каныш Имантаевич.

Что тут говорить, дальновидность Сатпаева в такой критический момент снова принесла пользу! Он говорил правду. Каныш Имантаевич в прошлом году обнаружил большие запасы марганца в долине реки Жезды и давно нанес их на карту. Более того, этим летом, словно предчувствуя что-то, он отправил группу геологов во главе с И.Н.Богданчиковым в Жезды для определения масштабов марганцевого месторождения. Теперь это месторождение оказалось очень кстати в трудную минуту. Радости руководителей республики не было предела. В то время как другие республики искали марганец на своих землях, Казахстан уже выполнил эту задачу. Они сразу же отправили телеграмму в Комитет обороны, чтобы получить разрешение. Через некоторое время они снова подумали и решили, что лучше отправить телеграмму не от имени правительства, а от имени рабочих. В те дни о марганцевом месторождении открыто не говорили. Поэтому из Карсакбайского геологоразведочного центра в Наркомат черной металлургии была отправлена секретная информация под особым шифром.

Однако время такое, что никто никому не верит. Со стороны некоторых завистников, которые не хотели признавать такую честь Казахстану, возникли подозрения и осторожность. Есть ли марганцевое месторождение в Жезды? Если есть, то каков его запас — комиссии приходили одна за другой. Первая группа, прибывшая туда, вернулась, сказав: «В этом районе нет и следа марганцевого месторождения. Все это — пустые слухи». За ними последовал вывод внушительной комиссии от имени наркома металлургии И.Ф.Тевосяна, который был неубедительным: «Марганец в Жезды есть. Но запасы руды пока не определены, это лишь предположение».

Короче говоря, никто не хотел брать на себя ответственность. Никто не хотел говорить категорично. Время, когда никто никому не верит, каждый заботится о себе. Если вдруг в Жезды не окажется марганца, или его запасы будут слишком малы, это будет стоить головы… В этой стране есть только один человек, который не боится за свою голову, что бы он ни делал. Это — Сталин. Сталин, вероятно, тоже следил за выводами комиссий по Жезды. Однажды, потеряв терпение, он сказал:

— Хватит пустых разговоров! Нам нужен марганец. Немедленно введите в эксплуатацию месторождение в Жезды! Время покажет, каковы его запасы! — сказал он.

После этих слов в Жезды началось бурное развитие. Каныш Имантаевич не вмешивался в споры о марганцевом месторождении в Жезды и его запасах. Он никого не умолял, говоря: «О, здесь большие запасы марганца». Он только удивлялся невежеству членов комиссии, которые ничего не знали о земной коре. Потому что Сатпаев был уверен в себе. «Если им нужен марганец, они сами придут в Жезды», — сказал он, пустил насвай и спокойно сидел…

В конце концов, прогноз Каныша Имантаевича оказался точным. Миллионы тонн марганца в Жезды, которые были оценены, никто не смог исчерпать. Весь период Великой Отечественной войны и после нее запасы марганца в Жезды обеспечивали танковые заводы в Уральске и Магнитогорске.

Значительный вклад республики в оборону во время Великой Отечественной войны, то, что девять из каждых десяти снарядов, выпущенных против врага, были отлиты из казахстанского металла, значительно повысил авторитет страны в Союзе. Именно это достижение проложило путь к созданию самостоятельной Академии наук в Казахстане. И есть еще один фактор, способствовавший быстрому развитию науки Казахстана в то время. Это то, что многие ученые, эвакуированные из осажденных Ленинграда, Киева и других городов во время войны, остались здесь и занимались научной работой. Например, в области астрономии и физики в Казахстане раньше не было никакой подготовки. В тот год крупные представители этой науки В.Е.Фесенко и Тихо, приехавшие наблюдать полное лунное затмение с высот Алатау, не смогли вернуться на родину из-за начала войны и остались здесь, что способствовало созданию основ астрофизики в Казахстане. И астрофизики стали одним из первых пяти институтов, созданных здесь.

Известные ученые-геологи Н.Г.Кассин и М.Г.Русаков также оказались в Казахстане, занимаясь геологоразведочными работами, когда началась война, и не смогли вернуться домой в Ленинград. Каныш Имантаевич немедленно вызвал их в Алматы и сделал своими помощниками. Вскоре через правительство были перевезены и их семьи.

Когда Каныш Сатпаев впервые пришел руководителем филиала, в его подчинении было всего четыре института и семь секторов по различным областям науки. К 1945 году, накануне создания Академии наук Казахстана, количество институтов достигло одиннадцати. Теперь можно было сказать, что условия для создания академии были выполнены. Но для этого требовалось разрешение сверху, постановление ЦК ВКП(б). Каныш Имантаевич провел около месяца в Москве и привез оттуда документ с печатью Центрального Комитета и Академии наук СССР.

Однако в 1945 году предстояло празднование 25-летия образования Казахской ССР, и церемония создания академии была отложена на следующий год. Таким образом, долгожданная Академия наук Казахской ССР была создана в июне 1946 года. В тот день на общем собрании был объявлен список действительных членов и членов-корреспондентов академии, утвержденный правительством. Общее число этих людей составляло около тридцати. Среди них были казахи: Мухтар Ауэзов, Алькей Маргулан, Ахмет Жубанов, Б.Бектуров, Симет Кенесбаев, Сауранбаев и другие. Несколько оставшихся были избраны членами-корреспондентами академии. На следующий день на общем собрании с участием вышеупомянутых академиков, Каныш Имантаевич Сатпаев был единогласно избран первым президентом Академии наук Казахстана. Мудрецу в том году исполнилось сорок семь лет. Его знания и ум достигли мудрости, а звезда удачи ярко сияла.

Академия, подготовленная учеными Казахстана в тяжелые годы войны и созданная в трудный период, просуществовала пятьдесят лет без изменений. Она вывела науку Казахстана на мировой уровень. Она прекратила свое существование только в период независимого Казахстана, когда правительство, не нуждаясь в науке, ставило во главу угла подсчет денег.

Что касается нашей темы, то 1946 год стал годом успехов для Каныша Имантаевича. В феврале того года на выборах он был избран депутатом Верховного Совета СССР, а в ноябре — действительным членом Академии наук СССР. До Каныша Сатпаева ни один восточный человек не поднимался на такую высоту.

— VI —

Как после зимы приходит весна, так и после страшной войны наступили радостные годы, когда вся страна расслабилась. Но, увы, то время не продлилось долго. В стране, где закон не властвует, не может быть стабильности. Мир меняется в зависимости от настроения диктатора. Если мирные дни затягиваются, рабы начинают буйствовать, говорят, что каждые десять лет их бьют по голове. Так случилось и на этот раз. Для казахской интеллигенции, которая начала подниматься, надвигалась новая черная туча. Сначала с далекого горизонта подул ветер бурного ливня, и сверкнули раскаты грома. Вскоре мир был перевернут с ног на голову, и буря с ливнем пронеслась. Город и деревня были в смятении, и крыши многих домов рухнули.

Прошло около пятнадцати лет с того печально известного 1937 года. За это время, хотя и не было восполнено место деятелей «Алаша» и других национальных лидеров, расстрелянных и убитых, выросла новая волна, подобная обгоревшим углям. В казахской литературе и культуре, в исторической науке наблюдались признаки прогресса. В Казахстане была создана Академия наук, и ученые встали на путь независимого развития в различных областях. Казахи не только разводили огромное количество скота в аулах, но и их ученые-геологи начали получать мировую известность в использовании подземных богатств.

Это заметили и колонизаторы, сидящие в Кремле. «Эй, куда они идут?» — сразу же возникло подозрение. Их нужно остановить вовремя. Вы знаете, что сделают казахи, если им дать немного свободы. Они кажутся очень умным, проницательным народом. Помните, как ученые «Алашорды» А.Бокейханов, А.Байтурсынов, А.Ермеков в 1922 году спорили с самим В.И.Лениным? Разве они не утвердили карту Казахстана, соревнуясь в знаниях с великим вождем? Они заняли место в самом сердце Азии! И какие земли! Обширный, богатый край, на котором могут поместиться пять Франций…

К счастью, деятели «Алаша» были своевременно уничтожены. Иначе они могли бы проявить непокорность и не подчиниться. Теперь казахская интеллигенция снова начала поднимать голову. Нельзя допустить этого. Следовательно, пришло время для новой кампании. Назовете ли вы это «борьбой против национализма» или «пересмотром исторических трудов с марксистско-ленинских позиций», все подойдет. Если вы начнете, то и без того некомпетентные активисты сами раздуют это. Методы борьбы — те же: разжигание раздора внутри страны, настрой интеллигенции друг против друга, короче говоря, столкновение талантов с бездарностями… Колониальные идеологи, усмирившие многих непокорных, были очень искусны в таких уловках…

Каныш Имантаевич пришел к такому выводу, размышляя о политических репрессиях, происходящих в Казахстане в последние месяцы.

Конечно, колониальные идеологи не напали на казахскую интеллигенцию сразу. Эта кампания была подготовлена издалека, многоступенчато. Прежде всего, чтобы показать: «Вот, мы не щадим даже себя», они взяли под контроль журналы «Ленинград» и «Звезда», нашли в произведениях Зощенко и А.Ахметовой, опубликованных там, нотки тоски по прошлому и подвергли их резкой критике. В продолжение этого было принято постановление ЦК ВКП(б) «О идеологической работе Татарского обкома», в котором резко критиковались общие для тюркских народов песни, такие как «Едиге», «Шора-батыр», «Карасай-казы». Это был знак: «Вы тоже должны взять это на заметку». Разве Казахстан мог остаться в стороне? Интеллигенция здесь тоже много времени потратила на обсуждение этих постановлений. Они даже успели покритиковать друг друга.

Оказалось, что это было не просто обсуждение, а предварительная разведка для определения, кто есть кто. Настоящая «бомба», брошенная в Казахстан, взорвалась 26 декабря 1950 года. Статья в газете «Правда» под названием «История Казахстана должна быть изложена с марксистско-ленинских позиций» действительно не была хуже бомбы. Если бы эта «бомба» взорвалась в другой стране, она бы не причинила много вреда вокруг, а лишь выжгла бы место взрыва. Но в нашем Казахстане все было иначе… Что тут говорить, казах, который и без того не имел возможности выстрелить в противника и ждал возможности отомстить, не думая о последствиях, бросился на врага с ножом.

А подготовка этой статьи от имени Т.Шойынбаева, Х.Айдаровой, А.Якунина — это отдельная история. Она тоже прошла через множество этапов. В целом, основой статьи послужила книга «История Казахской ССР», вышедшая в 1943 году. Особенно глава «Борьба казахского народа за свободу под предводительством хана Кенесары». Автором главы был талантливый молодой ученый Ермухан Бекмаханов. Два года назад он защитил кандидатскую диссертацию по этой теме, и книга «История Казахской ССР» была настолько хорошо принята общественностью, что ее выдвинули на Государственную премию. Если бы эта книга получила премию, молодой ученый Бекмаханов тоже стал бы лауреатом.

Вот тут-то у группы историков, не участвовавших в написании книги, загорелось «сердце». Особенно жадность М.Акынжанова, Т.Шойынбаева, Х.Айдаровой была безгранична. Они сразу же взялись за дело. Любой ценой нужно было не допустить присуждения Государственной премии книге. Особенно нужно было преградить путь этому Бекмаханову. С этой мыслью эти люди поочередно писали статьи, полностью критикуя «Историю Казахской ССР». Особенно они набросились на главу о Кенесары, написанную Бекмахановым, и вылили на нее всю грязь. «Ностальгия по прошлому», «Стремление к ханству», «Исторические события не рассматривались с классовой точки зрения», — говорили они. В общем, все вместе они не допустили присуждения Государственной премии «Истории Казахской ССР». По словам знающих людей, они были активны еще со студенческих лет. В 1937 году они оклеветали книгу своего учителя Санжара Аспандиярова «История казахов» и в итоге сделали из него «японского шпиона». Значит, это люди, которые умеют сбрасывать кого-то с обрыва…

Вот эти люди стали незаменимым оружием в нынешней кампании. Шпионы, возглавляемые заведующим агитационно-пропагандистским отделом ЦК КП(б) Казахстана И.Храмковым и корреспондентом и шпионом из Москвы А.Черниченко, взяли на вооружение этих клеветников-историков и использовали их. Они заставили их подготовить статью «бомбу», опубликованную в газете «Правда». Сначала они хотели опубликовать ее от своего имени, но искали другого, авторитетного автора. Однако, в любом случае, автор статьи должен был быть казахом. Изначально предложение стать автором статьи было сделано первому секретарю Компартии Казахстана Шаяхметову. Однако дальновидный руководитель, почувствовав, что эта статья не принесет ему славы, категорически отказался стать автором. Затем, не имея другого выхода, статью опубликовали от имени этих клеветников.

Каныш Имантаевич чувствовал, что в Казахстане происходят такие тайные злодеяния. Но остановить их было невозможно. Потому что сценарий кампании был разработан в Москве. Мельница завертелась, и теперь она не остановится, пока не перетрет зерно, попавшее в жернова.

Если присмотреться, ожесточенная борьба идет не только среди историков, но и среди литераторов. И там в центре внимания — движение Кенесары. Это движение стало основным критерием для определения друзей и врагов. Когда-то один писатель написал пьесу о Кенесары. Другой написал поэму. Историки писали статьи о движении Кенесары и включали их в учебники… Теперь, оказывается, писатели указывают друг на друга, каждый спасает свою шкуру. Те, кто подливает масла в огонь, возродили старый спор между М.Ауэзовым и С.Мукановым, а другие, не отставая от них, с головой ушли в «кокпар». Абдильда Тажибаев и Калижан Бекхожин, Есмагамбет Исмаилов и Кажым Жумалиев, Ауэзов и Мусрепов… Они разделились на группировки и вступили в ожесточенную борьбу.

Это было именно то, что нужно для кампании, срежиссированной в Москве. Был ли хоть один человек из ЦК или республиканского правительства, который бы их остановил! Их подстрекали, настраивали друг против друга, и они наблюдали за этим с удовольствием. Враг не пришел извне, сами литераторы разоблачали друг друга. Именно они выносили приговор: «Избавимся от этих и этих из нашего окружения». Каков был результат? Как-то раз один лжец сказал: «Видел двух змей, борющихся друг с другом. Вдруг смотрю, обеих нет на месте. Оказалось, змеи проглотили друг друга». Здесь произошло то же самое. Многие были исключены из партии, их должности были понижены. Некоторые лишились полученных ранее званий и степеней. Историки Бекмаханов, Сулейменов, а также литераторы К.Жумалиев, Е.Исмаилов, К.Мухаметханов были приговорены к 25 годам и отправлены в «собачье место». Академики А.Жубанов, М.П.Русаков, К.Жумалиев были исключены из членов академии.

Если присмотреться, эти люди не сделали ничего плохого, каждый из них успешно работал в своей области. Советская власть потратила много средств на их обучение и воспитание. Кто получил какую выгоду от уничтожения собственных кадров, которых и так не хватало? Говорили, что некоторые хищные рыбы в море пожирают своих мальков, это похоже на то. В конечном итоге, они думают только о том, как удержать прогнивший колониальный режим.

— VII —

Поиск «врагов народа» и «националистов» не ограничился гуманитарными областями, но и медленно, но верно добрался до естественных наук. Первые споры здесь возникли в области биологии и медицины, возглавляемой академиком Н.В.Павловым. Оказалось, что и среди всесоюзных ботаников возник раскол. На прошлой сессии ВАСХНИЛ академик Т.Д.Лысенко отверг старую генетику и предложил вместо нее свою «мичуринскую биологию». Эта наука когда-то получила поддержку Сталина. Теперь и вы должны поддержать эту науку. А если не поддержите, то вам известно, куда идти — станете «врагом народа».

А академик Павлов до мозга костей против учения Лысенко. Воспользовавшись этим, некоторые активисты в этом институте, похоже, сильно «потрепали» академика. Измученный от слов каждого встречного, мудрец однажды пришел к президенту Академии Канышу Сатпаеву с заявлением. В заявлении он просил освободить его от должности директора института. «Я не могу больше оставаться там, где каждый встречный становится судьей и поднимает ложные лозунги против науки. Поэтому прошу освободить меня от должности директора и члена президиума», — настаивал он… Потеря такого выдающегося биолога, как Павлов, равносильна разрушению одной стены академии. Поэтому Каныш Имантаевич принял удар, направленный на Павлова, на себя и с трудом убедил академика остаться на службе.

Сам Сатпаев долгие годы копал руду в Жезказгане, плавил медь, жил вдали от общества. Его приезд в Алматы — это последние десять лет. Чиновники не всегда понимают тонкости геологии. Возможно, он думал, что эта область, исследующая недра земли, будет свободна от бедствий. Но этого не произошло. Преследователи бедствий, освоив поверхность земли, теперь спустились под землю. Неизвестно, какое преступление он совершил, но его друг-коллега, академик М.П.Русаков, открывший месторождения Карагайлы, Кентобе, Кайракты в Арка, введший в эксплуатацию месторождение Конырат-Балхаш, кавалер орденов Трудового Красного Знамени и Отечественной войны, был арестован в Ленинграде во время командировки. Если КГБ не пощадил своего соотечественника, русского ученого, то значит, и для президента Академии Каныша Имантаевича была расставлена ловушка. Возможно, Русаков был принесен в жертву специально, чтобы поймать Сатпаева. Несмотря на это, Каныш Имантаевич пытался оправдать Русакова и дошел до Москвы. Но ничего не смог сделать. Вместо того чтобы освободить Русакова, его самого долго мучили вопросами: «Почему вы общаетесь с врагом народа, который пытался совершить диверсию против Советского Союза?».

В конце концов, как говорится, «от чего умрешь, от того и умрешь», вскоре и над головой самого Сатпаева сгустились тучи. Геологов начали допрашивать одного за другим, собирая материалы против него. Однажды вечером в сумерках к ним домой пришел старый академик Николай Григорьевич Кассин. Он был бледен, шатался и едва вошел в дверь. Великий ученый, создавший геологическую карту земной коры Казахстана. За это он получил Государственную премию СССР… Оказалось, что государственная комиссия из Москвы сильно давила на этого человека и допрашивала его. «Правда ли, что вы намеренно затягивали разведку месторождений железа в Карсакбае и Атасу, нанося ущерб государству?» — спрашивали его. Кассин, конечно, отвечал: «Это ложь». «Тогда кто еще может быть свидетелем этого дела? Скажите!» — продолжали давить на него.

— А как я могу пойти на такую хитрость? Если я не сказал лжи в молодости, как я скажу ее в старости? Я знаю только одного Сатпаева. Он не просто геолог, а гениальный искатель руд! — сказал Кассин, с трудом открывая рот.

У Кассина, казалось, поднялось кровяное давление. Хозяева дома пытались успокоить его, предложив горячий чай. Когда его состояние немного улучшилось, он вернулся в свой дом неподалеку. На следующий день его снова вызвали на допрос, и вскоре он попал в больницу. Вскоре он окончательно покинул этот свет.

Спустя некоторое время, долго скрываемая и тайно расставленная сеть наконец-то вышла на свет. Государственная комиссия, присланная из Москвы, теперь начала допрашивать самого Сатпаева. У них были вопросы, заранее записанные на бумаге. Эти подлые вопросы, которые казахские шпионы, знающие местность лучше москвичей, нашли и передали им:

— Вы, оказывается, сын бия, внук кажи. Но, вступая в партию, вы скрыли свою родословную и не упомянули об этом. Почему вы так поступили? — спросили его, впиваясь взглядом, как кровопийцы.

— Проверьте: я ничего не скрывал в своей автобиографии. Моя родословная четко написана в моем заявлении о вступлении в партию, — ответил Каныш Имантаевич.

Но никто не обращал на это внимания и не разбирался. Вашу правду считали ложью и приписывали черное к белому. Каныш, который хорошо знал их происхождение, изначально не стремился стать коммунистом. Когда он работал главным геологом в Жезказгане, первичная партийная организация хотела принять его в члены. Тогда Каныш отказался от членства, указав на свое происхождение. Узнав, что Каныш был сыном бия, внуком кажи, активисты тоже отказались от своих первоначальных намерений и перестали настаивать. Видите ли, представители партии «балшабеков» не могут принять в свои ряды людей с таким происхождением. Следовательно, вы можете узнать, из кого состоит партия большевиков. Большинство из них — бедняки, воры, которые не успели насытиться в молодости, завистливая толпа, которая не может видеть чужое богатство и способности, и которая хочет унизить тех, кто лучше их, если представится возможность.

Каныш вступил в Партию в 1944 году, в возрасте сорока пяти лет. И то не потому, что хотел, а потому, что президент Академии должен был быть коммунистом, и его заставили. Его слова о том, что «мой род чужой, он не соответствует вашим условиям», не были приняты во внимание. В нужный момент они переступили через свои принципы. А теперь они делают это! Каныш, как будто он — чужеродный элемент, проникший в их партию.

— Вы когда-то были членом партии «Алаш». Значит, вы начали страдать от болезни национализма еще в молодости… Верно?

— Нет, это тоже ошибочное мнение, — сразу же возразил Каныш. — Ошибочное потому, что когда в 1917 году была образована партия «Алаш», я был восемнадцатилетним юношей, учившимся в Семипалатинской семинарии. И в том же году я простудился и уехал в степь на лечение. У меня даже не было возможности общаться с «Алашем».

Но никто не слушал. Ваши слова улетали на ветер. Они делали вид, что слушают, и переходили к следующему вопросу, как будто ничего не произошло. Такова была ситуация с этим сценарием, разработанным Иваном Храмковым из агитационно-пропагандистского отдела ЦК при участии завистливых активистов.

— Если вы сами не националист, то как вы собрали в институтах Академии одних националистов, противников партийной политики? Например, Е.Бекмаханов, Б.Сулейменов, К.Жумалиев, Е.Исмаилов… Более того, вы собираете в Академии одних своих земляков…

— Люди, которых вы назвали, — это ученые, которые начали работать до моего прихода в Академию. У каждого из них есть свои объекты исследования в истории и литературе. Когда речь идет о «национализме», они ошибаются только в одном общем вопросе. Все спотыкаются о движение Кенесары в XIX веке… Во время Великой Отечественной войны, чтобы пробудить патриотический дух, нужно было поднять дух героев прошлого. В обращении Центрального Комитета к советским воинам на фронте в 1942 году говорилось: «Пусть дух Исатая и Махамбета, Кенесары и Наурызбая поддержит вас». А наши поэты, писатели и историки ответили на этот призыв со своей стороны, — сказал Сатпаев, опровергая обвинения следователей. — А на обвинение в том, что «вы собрали своих земляков в Академии», я скажу: те, о ком вы говорите, — это академики, такие как Алькей Маргулан, Шафих Шокин, А.Б.Бектуров. На самом деле, они тоже пришли в Академию раньше меня. И без их труда сегодня невозможно представить Академию.

В общем, если не считать того, что это было записано в протоколе, никто не слушал эти слова внимательно. Допросили, проверили, выяснили — это только для вида…

— Националист, искажающий историю Бекмаханов пользовался вашей особой поддержкой. Вы специально отправили его в Москву, чтобы он защитил докторскую диссертацию по теме движения Кенесары…

— Да, Бекмаханов — самый молодой и самый ищущий талантливый историк у нас. Он защитил диссертацию в Москве и стал доктором наук всего в тридцать один год, — ответил Каныш Имантаевич на этот вопрос с явным удовольствием. — Кстати, он — единственный доктор наук среди историков в нашей республике. А о том, как он защищал диссертацию, лучше спросить у московских ученых.

— Итак, вы не признаете ни одного из предъявленных вам обвинений? Так? — спросил майор КГБ в строгом костюме.

— Здесь вам предстоит разобраться, что признавать, а что нет. Я говорю только о чистой невиновности, — коротко ответил Каныш.

— Хорошо, тогда и мы попробуем обратиться к невиновности, — усмехнулся майор. — Вы не только переиздали «Сказание об Едиге» четверть века назад, но и написали к нему предисловие и восхваляли его до небес… После этого мы должны считать вас свободным от национализма?

— Да, я действительно объединил различные варианты этого сказания и переиздал его четверть века назад, — сразу же согласился Каныш. — Я впервые нашел это сказание в записях Шокана. Валиханов высоко оценил художественную структуру сказания. Для меня нет авторитета выше Шокана… А что касается того, какой «национализм» вы находите в событии XV века, до присоединения Казахстана к России, я не понимаю.

В общем, такое нелогичное, бессмысленное расследование, собранное из разных мест, продолжалось несколько недель. Научные работы ученых остались без внимания, каждый день допросы, каждый день обсуждения. Что поделаешь, в этой кампании два интереса, начавшиеся сверху и сошедшиеся внизу, прекрасно совпали. То есть, колониальный интерес, который вычерпывает сливки нации и давит на ее выдающихся деятелей, и казахская мелочность, которая в таких случаях пожирает своих лучших. Другими словами, столкнуть талантливого человека с бездарными, бросить образованного человека под ноги невеждам. Что тут говорить, младший научный сотрудник, которого вы сами недавно приняли на работу, теперь разговаривает с президентом Академии Канышем Сатпаевым, указывая пальцем: «Эй, Каныш!». Неужели эти несчастные думают, что они сравнялись с академиками? Что значит сравнялись, сейчас они считают себя выше Сатпаева…

— VIII —

Если присмотреться, Казахстан — это обширная республика, соединяющая Азию и Европу. У нее есть своя Коммунистическая партия, свое правительство. Хотя она не вмешивается во внешние дела, республика должна сама управлять внутренними делами. Кто являются выдающимися людьми нации в этой стране? Кто являются передовиками производства? Руководители республики должны знать это. Не просто знать, но и защищать таланты, которые являются богатством нации, как зеницу ока — это их долг.

Но, глядя на первого секретаря Компартии Казахстана Жумабая Шаяхметова, секретаря по идеологии Ильяса Омарова, нельзя сказать, что этот долг выполняется. Председатель Совета министров того времени тоже не особо вмешивался в защиту национальных кадров. Когда деятелям науки и культуры совершались явные несправедливости и их отправляли в ссылку, никто из них не смог заступиться. Среди них только секретарь по идеологии Ильяс Омаров, хотя и сочувствовал нации, но в прошлом году выступил в качестве ответственного редактора «Истории Казахской ССР» и написал предисловие, а затем, будучи признанным виновным, был отстранен от власти. Сейчас слова второго секретаря С.Круглова и начальника агитационно-пропагандистского отдела И.Храмкова имеют больший вес, чем их. А безграничную власть им дали люди «трех букв». На самом деле, КПСС и КГБ кажутся единым целым, близнецами. Они, похоже, поочередно правят государством. Возможно, именно эти годы — очередь КГБ, кто знает?!

Итак, вместе с другими «преступниками» президента Сатпаева тоже стали выносить на обсуждение на любом собрании. Эти собрания постепенно приобретали жесткий оттенок и скатывались к грубости. Если пытаешься ответить на совершенно нелепые, клеветнические слова, тебя перебивают и не дают говорить. Так было на собраниях Алматинского областного и городского актива. Однажды, когда Сатпаев выступал на трибуне, толпа, заранее подготовленная, шумела со всех сторон, словно выгоняя его со сцены! Что делать? Великий Абай, наверное, именно в таких случаях говорил: «Раз мой народ невежествен, куда мне деваться?»

Центральный комитет партии, вместо того чтобы защищать Сатпаева, теперь спешил от него избавиться. Все их мысли были о том, как снять Каныша Имантайулы с должности президента Академии. Руководителя, избранного академиками, нельзя снять приказом. Поэтому они хотели, чтобы он сам написал заявление об уходе без шума и скандала.

Каныш Имантайулы из-за большого шума на собраниях у него поднялось давление, и он лежал в больнице. Чтобы уговорить его пойти на вышеуказанную просьбу, Жумабай Шаяхметов отправил секретаря по идеологии Ильяса Омарова. Какая спешка! Не дождались даже выздоровления больного. Их требование было все то же: написать заявление по собственному желанию и уйти с должности. На этот раз Каныш Имантайулы не принял предложение секретаря и ответил ему резкими словами.

Через неделю этот разговор продолжился в кабинете первого секретаря Жумабая Шаяхметова. Он с нетерпением ждал его выписки из больницы, и на следующий день после приезда домой вызвал его. И здесь не было ничего нового. Словно сговорившись, они говорили одно и то же: «уйти с должности по собственному желанию». Добавили: «Мы думаем о вашем благополучии… Мы хотим вас спасти, как бы то ни было», — говорил он, проявляя заботу. Так от кого же они хотели защитить Каныша, от чего спасти? Этого они не объяснили… К этому времени нервы Сатпаева были уже на пределе.

— Почему вы так тянете и повторяете одно и то же слово, как жвачку? — сказал он, обращаясь к секретарю, который был на три года моложе его. — Эту никому не нужную, бесполезную кампанию можно было давно пресечь. У вас это не получилось. Вы потеряли власть. Сейчас в Казахстане кто хочет, тот и правит, делает что вздумается… Признайтесь: вы думаете не о моем благополучии, а о своем собственном шкуре…

— Каныш, за домом есть люди. Говорите осторожнее! — сказал Шаяхметов, сильно возмутившись.

— Терпение. Я еще не закончил говорить, — сказал Сатпаев, пристально глядя на секретаря большими глазами. — Вы хотите, чтобы я написал заявление по собственному желанию, ушел с должности и избавился от меня. Не надейтесь, я не уйду с этой должности по собственному желанию. Потому что эту академию я создал своими руками. Кому я ее оставлю? Оставлю академию бесхозной, чтобы толпы пожирали талантливых ученых? Как я посмотрю в глаза народу, если уйду из академии в трудное время по собственному желанию? Что останется от моей чести и гражданского достоинства? Нет, Жумабай, я не могу допустить этого при жизни!

Шаяхметов едва сдерживался, готовый взорваться. Его и без того бледное лицо покраснело от гнева, он задохнулся и сказал:

— Если вы не уйдете по собственному желанию, мы найдем другой способ вас уволить!

— Делайте, что хотите… Власть в ваших руках. Если этой власти не хватит на других, то ее хватит, чтобы уничтожить казахов! — сказал Сатпаев, встал и ушел, не попрощавшись.

Вероятно, их хозяева торопили, и Центральный комитет не стал затягивать это дело. В 1951 году, 23 ноября, «дело коммуниста, президента Академии наук Казахстана Каныша Сатпаева» было рассмотрено на Бюро Центрального комитета. Заседание прошло очень строго и грубо. То, что академик Сатпаев не признал ни одного из предъявленных ему обвинений, сильно задело высокопоставленных партийных чиновников, и там великого ученого, выдающегося сына нации, растерзали партократы, не стоящие ничего! Отбросив всякую вежливость, они позволили себе нецензурные, грязные слова, которые даже русские не осмеливаются произносить… Это еще ничего, чего еще ожидать от русских шовинистов. Больно было то, что ни один из казахов, присутствовавших на этом Бюро, не смог сказать: «Товарищи, не сваливайте всю вину на одного человека. Ведь Сатпаев внес вклад в развитие страны!»

В связи с этим принятое постановление было очень безжалостным и суровым: «Бюро Центрального комитета считает нецелесообразным дальнейшее пребывание товарища Сатпаева в должности президента Академии и директора Института геологии. Предлагает решить вопрос о его освобождении от этих обязанностей на общем собрании Академии наук».

Всего два коротких предложения. Ни одного теплого слова, ни благодарности за тридцать лет труда великого ученого… Пусть делают, что знают! Во всяком случае, Каныш Имантайулы был рад, что закончился бессмысленный шум, который не давал ему покоя в течение многих месяцев. Что поделаешь, иногда так бывает. Сегодня один, завтра другой. Казахская нация еще не была свободна. Не имея собственной власти, несчастные рабы кого могли защитить! Пока у казахского народа нет достойных качеств, но и без любви к этому несчастному народу не прожить…

О том последнем дне остались такие воспоминания у управляющего делами Академии Г.В. Нечитайло: «Когда Каныш Имантайулы вошел в мой кабинет, я испугался. Лицо у него было совсем бледное, настроение подавленное… Он поздоровался со мной и сел на один из стульев, стоявших рядом.

— Я больше не президент, меня освободили от этой должности час назад, — сказал он, посмотрев на меня безразличным взглядом. — Григорий Васильевич, вы ведь молодой и умный человек. Что мне делать в такой ситуации?

Сначала я растерялся, не зная, что сказать. В тот момент мне вспомнились слова майора Комитета госбезопасности, курировавшего Академию, который тайно сказал мне вчера вечером: «Сатпаев завтра будет снят с должности и вскоре арестован». Вспомнив это, я сказал:

— Вам лучше всего сейчас поехать в Москву, — сказал я, не объясняя причин полностью. — Отдайте ваше депутатское удостоверение. Я куплю вам и Таисии Алексеевне билеты на поезд на завтра, — сказал я, решив больше ничего не раскрывать.

Я всю ночь ворочался и не мог уснуть. Только утром, когда я увидел, что Сатбаевы в порядке на вокзале, мое сердце успокоилось. Я тут же подошел и, не разговаривая, внес в купе два больших чемодана. Кроме меня, никто не провожал этих людей. Знакомых тоже не было видно. Устроившись в купе, при прощании Каныш Имантайулы крепко обхватил меня за оба плеча и замер безмолвно… Что он хотел сказать? Слезы текли из его глаз. Казалось, он даже не пытался их скрыть… А я был рад, что проводил своего начальника, с которым проработал несколько лет, в Москву».

Да, слезы академика… Это редкое явление в мире. Так, доктор геолого-минералогических наук, профессор, действительный член Академии наук Казахской ССР и ее президент, действительный член Академии наук СССР, заслуженный деятель науки Казахской ССР, лауреат Государственной и Ленинской премий СССР, депутат Верховного Совета Казахской ССР и Верховного Совета СССР, дважды кавалер ордена Ленина (всего Каныш Имантайулы получил орден Ленина четыре раза до конца своей жизни) Каныш Имантайулы Сатпаев 24 ноября 1951 года из своего родного города Алматы отправился в Москву, плача. Вышеупомянутые научные звания и полученные премии, депутатские должности не смогли защитить его. Вот она, эта лживая жизнь, прошедшая в унизительном рабстве, где ты зависишь от других!

Да, в слезах академика в тот день было и унижение, и обида на свой народ, и гнев от того, что многолетний труд, пролитый пот, звания и степени, которые обычно не могли защитить, оказались бесполезными в трудное время, и сожаление, и горечь. Особенно он думал о своем народе и его интеллигенции. Покачиваясь в поезде, он вспомнил свою речь, произнесенную пять лет назад в Лондоне. В 1947 году он вместе с советской делегацией депутатов Верховного Совета СССР ездил в Великобританию. Они не спеша посетили города Англии в течение десяти дней. В один из таких дней делегация была на приеме у Черчилля в Лондоне. Русские, вероятно, не были чем-то особенным для английского магната. Во время встречи взгляд Черчилля то и дело останавливался на Сатпаеве. Там началось краткое знакомство. Когда спросили о его происхождении, Каныш Имантайулы сказал, что он из казахского народа, который когда-то очень интересовал английских предпринимателей, и они получили от этого некоторую выгоду.

— Вот как… Английский капитал дошел до казахских степей! — сказал хозяин, довольный. — Я раньше не видел казахов. Скажите, господин Сатпаев, все казахи такие же высокие и статные, как вы? — спросил он, с удовольствием выдыхая сигарету.

Тогда Каныш Имантайулы, не задумываясь, ответил:

— Я казах среднего уровня. Мой народ намного выше меня!

После этого его спутники, сопровождавшие его, были довольны его ответом:

— Твой ответ получился хорошим. Ты поразил Черчилля! — говорили они.

Каныш тоже был доволен тем, что его слова попали в цель. Ведь это были слова, сказанные в порыве чести. Позже эта фраза быстро распространилась по стране… Но действительно ли его народ выше самого мудреца? Разве нация, достигшая такой высоты, не будет внимательно смотреть вокруг и думать о будущем? Разве не встанет она на защиту своего гражданина, когда его бьют враждебные люди? Следовательно, этот вопрос тоже нужно пересмотреть.

— IX —

Москва не встретила Каныша Имантайулы, бежавшего туда, с распростертыми объятиями, как раньше. Дело в том, что в последние годы погода в Москве тоже была не очень ясной. Сталин нашел им развлечение. Здесь тоже под лозунгом «борьба с космополитами» шла кампания по вытеснению в основном евреев. Поэтому лицы многих ученых, которых знал Каныш, выглядели мрачными.

Нельзя не упомянуть одно интересное зрелище, которое запомнилось с первого дня. Поезд, в котором ехали супруги Сатбаевы, прибыл в Москву в конце ноября, в полдень. Поскольку их поездка была тайной, они никому не отправляли телеграмму. Следовательно, их никто не встречал. Но когда они вышли из Казанского вокзала и ступили на перрон, они не могли поверить своим глазам и замерли в изумлении. Перед ними стояла группа казахов с букетами цветов. Среди них, казалось, были и сотрудники Академии, приехавшие в командировку. Они вручили букеты цветов Таисии Алексеевне, а сами, как и прежде, суетились вокруг Каныша Имантайулы.

— Как вам зимний отпуск? — спрашивали они между делом.

Оказалось, что они еще не слышали последних новостей из Алматы, о снятии президента с должности. Они пришли встречать Сатпаева, думая, что он приехал отдыхать… О, ужас! Как только Каныш услышал последние новости, те, кто его встречал, бросились врассыпную, не глядя по сторонам. Рядом остались только два-три аспиранта, которые здесь учились… Каныш Имантайулы громко рассмеялся:

— Вот каков сейчас гражданский и моральный облик нашего казаха! — сказал он Таисии Алексеевне, стоявшей рядом. — Если эти люди испугались и сбежали, находясь в Москве, то что говорить о тех, кто остался в Алматы? Боже мой, когда же наш казах образумится?!

Они приехали в гостиницу «Москва» и поселились в привычном для них люксе. На следующее утро Каныш Имантайулы, не спеша, приведя себя в порядок, заглянул в президиум Академии наук СССР. Все были его старыми знакомыми, товарищами, с которыми он сидел за одним столом на многих собраниях. Но когда он пришел к ним с просьбой, Каныш, как и Биржан сал, говоря «Не умираю от стыда», чуть не взорвался от стыда! Он пришел сказать им, что «бежал, спасаясь от унижений в своей республике». «Что за беспутный народ, у которого никогда не кончаются споры и распри», — подумают они. Ведь эта ложная «борьба с национализмом» шла только в Казахстане. Другие республики жили спокойно, без всякого шума.

Тем не менее, он рассказал о своем положении нескольким академикам, в том числе вице-президенту Академии наук СССР И.П. Бардину. Однако ученые, которые сами боролись с «космополитами», не смогли сказать ничего, кроме: «Отдохни здесь немного, приди в себя. В конце концов, мы найдем выход». Только Иван Павлович Бардин позвонил заместителю председателя Совета Министров СССР (Сталина) И.Ф. Тевосяну и вкратце объяснил ситуацию Каныша. Иван Федорович Тевосян — бывший министр тяжелой промышленности, старый знакомый Каныша Имантайулы. Но и он через своего помощника передал ответ: «Пусть подождет некоторое время».

На самом деле, Каныш Сатпаев приехал в Москву не просить о должности. Пусть ему не дадут никакой должности в Москве или Алматы, если ему понадобится заработок, он может присоединиться к любой геологической экспедиции и заниматься разведкой полезных ископаемых. Его основная цель приезда в Москву — остановить беспрецедентную кампанию, направленную на полное уничтожение интеллигенции республики, если его жалоба дойдет до верхов. Ужасно, но уже около двухсот ученых из сферы Академии наук были «делами» и отправлены в Сибирь. Сколько еще было осужденных из учебных заведений, областей! Если так пойдет дальше, в культуре и науке Казахстана не останется ни одного талантливого человека, и их место займут бездарные толпы. Это нужно остановить.

Теперь, подумав, он понял, что это дело не в компетенции Академии наук и отдельных чиновников. Все корни проблемы были в центре. Поэтому Каныш Имантайулы, не теряя времени в гостинице, написал отдельные письма И.В. Сталину и Г.М. Маленкову, подробно изложив ситуацию в Казахстане. Он ничего не скрыл от руководителей Центрального комитета, подробно описав текущую ситуацию в республике. Письмо Сталину, напечатанное на машинке, составило 50 страниц, а краткая версия того же письма Маленкову — 5 страниц. Оба письма были вложены в отдельные конверты, адреса были написаны снаружи, и они были официально сданы в канцелярию Кремля.

Было известно, что ответа на эти письма не будет сразу. Поэтому он получил путевку от отдела лечения Академии на двоих и вместе с Таисией Алексеевной отправился на курорт Кисловодск на Кавказе. Проведя там около месяца, он вернулся в Москву. От Центрального комитета все еще не было новостей. Зато в начале марта пришло приглашение от президента Академии наук СССР Несмеянова.

На встрече президент Академии сообщил Сатпаеву, что, несмотря на любые бедствия, происходящие в его республике, мнение президиума Академии о нем здесь не изменится, и сказал несколько теплых слов. Затем он предложил Канышу Имантайулы две должности. Первая — «Возглавьте Уральский филиал Академии и станете директором Института геологии в Свердловске». «А если вы хотите остаться в Москве, не уезжая далеко, станьте председателем отдела геологии-географии Академии! Честно говоря, чтобы не снижать ваш статус, мы придумали последнюю должность», — рассмеялся президент.

Каныш Имантайулы выразил удовлетворение обеими предложенными должностями и искренне поблагодарил президента за такую заботу. Только он упомянул, что недавно написал письмо в Центральный комитет о текущей ситуации в Казахстане. Он попросил разрешения подождать ответа на это письмо.

Однако от Центрального комитета по-прежнему не было никаких новостей. Что может быть хуже неизвестности, мучительного ожидания чего-либо? Прошло почти четыре месяца с тех пор, как он уехал из Казахстана. С тех пор, кроме Алкея Маргулана, никто не приходил к нему, не расспрашивал о его делах, не передавал приветствия! Кому же Каныш Имантайулы служил столько лет? Ради кого он копал руду в Улытау и Джезказгане? Ради кого открыл Академию наук и кого воспитал? Неужели все эти труды были напрасны? Ладно, пусть они не приходят к нему специально. Но ведь можно было бы проявить теплоту и поздороваться при встрече. Вчера произошло нечто ужасное: в этой гостинице остановился какой-то академик из Казахстана, приехавший в командировку. Этот ученый, который еще вчера лизал ему подошвы, встретившись на лестнице, прошел мимо, будто не видя Каныша. По сравнению с ними, ученым Москвы — спасибо! Известные академики, старые титаны геологии: В.А. Обручев и И.П. Бардин до сих пор носят Каныша Имантайулы на руках.

В один из таких дней, полных тоски и страданий, в Москву по командировке приехал академик Шафих Шокин. Справедливости ради, он специально приехал в номер Сатбаевых в гостинице. Супруги были очень рады этому незначительному знаку внимания. Они не могли нарадоваться, обмениваясь новостями с обеих сторон! Каныш не знал, с кем посоветоваться по поводу предложенных должностей президентом Академии. Он попросил мнения своего любимого младшего брата.

— Вам не нужны ни одна из этих двух должностей, — сказал Шокин, не скрывая своих мыслей от Каныша. — Лучше вернитесь в Казахстан. Что такого, если правительство не даст вам высокую должность, вы сможете работать и в самом Джезказгане… Если уедете в другое место, ваш народ вас не поймет. Они обидятся: «Он сегодня здесь, завтра нет, почему он обиделся на каких-то начальников и уехал из страны».

Каныш Имантайулы был очень благодарен за этот искренний и заботливый совет. Казалось, перед ним открылся новый путь. Он так обрадовался, как ребенок, и сказал Таисии Алексеевне:

— Жена, что-то у тебя есть. Разве можно не упомянуть такой умный совет? Как мы раньше об этом не думали? Поехали в Джезказган! — и вскочил с места.

Таисия тоже не могла остаться равнодушной к Джезказгану. Она тут же принесла коньяк, стоявший в холодильнике. В тот день геологи были вне себя от радости, словно за ними переехал целый народ (из книги Ш. Шокина «Жизненный путь НАН»).

Иногда события, которые долгое время стоят на месте, внезапно начинают развиваться. Так произошло и в этот раз. В середине марта позвонил помощник Тевосяна, которого долго ждали, и попросил Каныша Имантайулы зайти к нему сегодня. Каныш пришел в назначенное время. На этот раз Иван Федорович, заместитель Сталина, встретил его с распростертыми объятиями и пригласил гостя в комнату отдыха в своем кабинете. Они беседовали, потягивая пятизвездочный армянский коньяк. Судя по разговору, письма Каныша Имантайулы дошли как до Сталина, так и до Маленкова. Они тоже признали, что в Казахстане имели место перегибы и громкие крики. Но свершившееся свершилось. Нет смысла пересматривать решения, которые были вынесены и опубликованы в прессе. Поэтому нет необходимости снова разжигать бесконечные споры, ругая руководство республики. Говоря об этом, Тевосян сказал:

— Вскоре ваше дело будет пересмотрено в Казахстане, — сказал он, пристально глядя на Каныша. — Сейчас здесь находится руководитель Казахстана Жумабай Шаяхметов. Он приехал на сессию Верховного Совета. Он был сегодня в этом кабинете. Мы довели до него указания сверху. Он хочет поговорить с вами завтра. Лучше всего будет услышать суть вопроса от товарища Шаяхметова…

Как и было сказано, сразу после окончания сессии Верховного Совета, 14 марта, первый секретарь Компартии Казахстана Жумабай Шаяхметов принял Каныша Имантайулы в своем люксе на 6-м этаже гостиницы «Москва». Кто знает, у кого он побывал до этого, но ясно, что он получил сильный нагоняй сверху. Настроение у него было подавленное, лицо выглядело сломленным. Не было и следа той холодной враждебности, которая была четыре месяца назад: «если вы не уйдете с должности по собственному желанию, мы найдем другой способ вас уволить». Он изо всех сил старался смягчить выражение лица и начал разговор с извинений за прошлогоднее грубое поведение. Он признал, что в партийной политике были перегибы, грубые ошибки, которые искали блох. Особенно он отметил, что Центральный комитет не смог защитить Сатпаева, внесшего огромный вклад в развитие страны, и отдал бразды правления каким-то активистам — это, конечно, непростительный грех… Можно было бы исправить эту ошибку и вернуть Каныша Имантайулы на должность президента Академии. Однако, поскольку этот вопрос стал слишком громким и в центральных газетах было опубликовано много негативных критических статей, сейчас это невозможно. Тем не менее, он смиренно попросил академика как можно скорее вернуться в Казахстан и пока взять на себя руководство Институтом геологии. Сказав это:

— Уважение Центрального комитета к вам сохранится. Мы немедленно снимем с вас партийное взыскание, вынесенное в прошлом году! — сказал он, пытаясь уговорить мудреца любой ценой.

Каныш Имантайулы почувствовал, что его письмо Сталину не пропало даром. Именно давление сверху заставило Шаяхметова так заискивать. Однако у казахов есть поговорка: «Если кто-то приходит к тебе и кланяется, прости ему долг твоего отца». Сатбаев, который за последние месяцы начал скучать по родной земле, посчитал дальнейшее сопротивление неуместным и согласился вернуться на родину.

Академика склонили не столько авторитет первого секретаря, сколько незавершенные важные работы Каныша Имантайулы в области геологии. Он хотел довести эту работу до конца, руководя Институтом геологии в Алматы. Что это за работа? О, это очень замечательная вещь, которая станет большим открытием в подземной науке. Если он сможет законодательно оформить систему прогнозирования в области геологии и минералогии и создать ее казахскую карту, это будет считаться итогом многолетней работы Сатбаева, его вершиной. Если эта карта будет реализована, геологи не будут больше бурить наугад в разных местах. Они пойдут точно по карте и добудут руду прямо над месторождением.

В целом, возвращение Каныша Имантайулы на родину оказалось правильным во всех отношениях. Ведь в мире нет ничего постоянного, застывшего. 5 марта 1953 года умер Сталин. Одни радовались смерти тирана и бросали шапки в небо, другие рыдали, словно потеряв отца. А Канышу Имантайулы показалось, что с него сняли тяжелый гнет, который давил на общество. Перед его глазами предстали невинно погибшие мученики, герои, страдавшие в лютые морозы Сибири, его дорогие братья, которые не вернулись.

А Казахстан всегда ориентируется на Москву. В феврале 1954 года бюро Центрального комитета Казахстана было полностью обновлено. Первым секретарем был избран приехавший из центра П.К. Пономаренко, вторым секретарем — Л.И. Брежнев. Конечно, задача, поставленная Н.С. Хрущевым перед этими секретарями, была совершенно иной. Это было освоение целины в казахской степи, создание изобилия зерна и, соответственно, заселение региона переселенцами. Однако умные руководители понимали, что для выполнения своих задач им не обойтись без помощи местных кадров. Для этого они прежде всего попытались поднять униженное достоинство казахской нации. Они приложили усилия, чтобы вернуть на родину тех, кто был сослан как «враг народа» во времена Сталина, и реабилитировать интеллигенцию, подвергшуюся преследованиям во время перегибов два-три года назад.

Сразу же по прибытии в Казахстан П.К. Пономаренко вызвал к себе Каныша Имантайулы. Увидев, что руководитель знает ситуацию в Казахстане как свои пять пальцев, академик предположил: «Мое прошлогоднее письмо Сталину попало в его руки». Они нашли общий язык и быстро сблизились. В конце концов, он был человеком из Центра, и, в отличие от Шаяхметова, не колебался и не боялся ничего. По любому вопросу он говорил прямо, без колебаний.

— Мы пересмотрим все постановления, основанные на прошлых несправедливостях. Ошибки обязательно будут исправлены! — сказал он в конце своей речи. — Ваше партийное взыскание еще не снято. Мы его снимем и вернем вас на должность президента Академии.

Каныш Имантайулы искренне поблагодарил руководителя, с которым нашел общий язык. Он радовался возвращению на родину ученых, находившихся в ссылке, больше, чем своей собственной судьбе. Что касается высокой должности, то у Каныша уже не было прежнего энтузиазма. Он был человеком, который все пережил, остыл. Если он вернется на должность президента, то сделает это ради науки, а также для восстановления справедливости и окончательного оправдания себя перед обществом. А те, кто подлизывался, уже окружили его, рассыпаясь в комплиментах, узнав, что Сатбаев вернется в Академию. Вот она, эта лживая жизнь. Не будет лишним увидеть и ее в своей короткой жизни.

А сейчас все мысли Каныша Имантайулы снова были направлены на казахскую степь. Для создания минерагенической карты он сформировал консультативную группу из восьми человек из своего Института геологии. Все они были опытными учеными, глубоко знающими казахскую степь, каждый из которых открыл свои месторождения полезных ископаемых. Многие из них имели научные степени академиков и членов-корреспондентов. Это были: К.И. Сатпаев (руководитель), Р.А. Рукаев, И.И. Бок, Г.Ц. Медоев, Г.Н. Щерба, Д.Н. Казанлы и другие…

Когда пришло время выбирать первую испытательную площадку, Каныш Имантайулы сразу остановился на Центральном Казахстане. Причина в том, что Центральный Казахстан граничил с Западно-Сибирской равниной на севере, Алтайским краем на востоке, Балхаш-Чуйской областью на юге и Мугоджарскими горами на западе, и был как бы эпицентром всего этого. Упомянутые ученые должны были систематизировать исследования коллективов и отдельных специалистов, работавших на местах, и сделать теоретические выводы.

А теперь посмотрите на это чудо: как только узнали о новой инициативе казахских ученых, Ленинградский Всесоюзный геологический институт тоже приступил к созданию металлогенической прогнозной карты Центрального Казахстана. А этот институт с императорских времен считался центром геологических исследований. К тому же, он давно занимается составлением металлогенических прогнозов. Специалисты там опытные, оборудование полное… Значит, это дело не будет одиночным, а будет идти в конкуренции. Что такого, наличие еще одной группы для соревнования — это даже хорошо. Казахские ученые тоже не уступят никому в этой области.

Государство тоже было заинтересовано в реализации этого дела. Ведь предыдущие работы по разведке полезных ископаемых в основном основывались на слепом риске. Например, чтобы открыть одно месторождение, нужно было пробурить сотни участков. Сколько труда, сколько денег? Металлогеническая прогнозная карта избавит вас от всех этих мучений. А здесь вы идете к месторождению, указанному на карте, и добываете его прямо из середины.

А Каныш Имантайулы, используя существовавшие до него методы металлогенического прогнозирования при составлении карты, предложил новый метод, который разделял порядок расположения рудных пластов в земной коре по геологическим эпохам и аналитически определял их по вещественному составу. Если этот метод принесет свои плоды, то академик Сатпаев станет основоположником учения о металлогении и ведущим учителем казахской школы геологов.

Победитель этого геологического соревнования был объявлен в 1958 году на Всесоюзном совещании металлогенистов, открывшемся в Алматы. Оба института два года назад распространили правила прогнозирования среди геологоразведочных коллективов. Теперь, сравнив результаты, геологи Казахстана вышли вперед. Из 358 месторождений, открытых в Центральном Казахстане, девять из десяти, то есть 331 месторождение, были найдены по карте, предложенной Сатпаевым. А разведка, проведенная по карте, предложенной ленинградскими геологами, не оправдала себя.

Короче говоря, научный результат, являющийся итогом многолетней работы Каныша Имантайулы, прославил имя академика на весь мир. Советское правительство и Коммунистическая партия, похоже, поняли, что слишком поверхностно думали о Сатпаеве. За выдающийся труд Каныша Имантайулы в том же году была присуждена Ленинская премия.

Об этом управляющий делами Академии Г.В. Нечитайло оставил такие воспоминания: «Во время одной из поездок в Алматы Н.С. Хрущев специально пригласил Каныша Имантайулы и поговорил с ним. В ходе разговора Никита Сергеевич рассказал, что в прошлом году, когда они с Н.А. Булганиным (председателем Совета Министров СССР) были в Англии, премьер-министр этой страны Энтони Иден особо отметил академика Каныша Сатпаева, сказав: «Такая всемирно известная личность встречается в нашей стране очень редко». А Хрущев и Булганин, не зная что сказать о Каныше, были в затруднительном положении. Причина приглашения сегодня была именно в этом.

— А какие у вас теперь требования к правительству? Будут созданы все условия! — сказал глава государства.

Сатбаев, не выдвигая никаких требований, ограничился благодарностью. Тем не менее, неудивительно, что эта встреча оказала положительное влияние на беспрепятственное получение Канышем Имантайулы Ленинской премии в том году.

Так или иначе, к этому времени все трудности остались позади, и академик Сатбаев поднялся на новую ступень жизни. Несмотря на его категорический отказ, в 1955 году он был вновь назначен президентом Академии наук. В этот период можно сказать, что Каныш Имантайулы получил все возможные звания, премии и награды. Он четырежды получал орден Ленина — высшую награду в Советском Союзе. Лауреат Ленинской премии, Государственной премии, многократный депутат Верховного Совета КазССР и Верховного Совета СССР.

Однако в последние годы своей жизни он уже не проявлял прежнего энтузиазма к высоким должностям и званиям. Казалось, он все повидал, все пережил. Он в полной мере ощутил и горечь, и сладость этой жизни. Он видел и улыбающееся лицо этого лживого мира, и его отвернувшуюся, холодную спину. В любое время — та же притесняющая жизнь, несчастная судьба. Твоя воля не принадлежит тебе, куда бы ты ни пошел — ты зависим. Ты виноват и за то, что богат, и за то, что являешься правителем. На самом деле, пока твой народ не свободен, пока твоя нация не счастлива, отдельный человек, как бы он ни возвышался, не будет счастлив. Это понял Каныш Имантайулы, достигнув пророческого возраста.

Колониальной власти не нужен ни Каныш, ни кто-либо другой. Им нужен только мозг в голове и мастерство в руках. Если нужны были Сатбаевы, разве они не расстреляли бы трех братьев академика без всякой вины? Колонизаторам не нужен казахский народ. Если бы им нужен был народ, разве они не организовали бы голод искусственно и не уничтожили бы половину народа? Им не нужен казахский народ, им нужна земля. Им нужны подземные богатства: золото и медь, марганец и цинк, уран и уголь. Им нужно зерно и скот для пропитания. Вот для чего им нужна «лаборатория» дружбы народов.

Что поделаешь, судьба есть судьба, Каныш Имантайулы, достигнув пророческого возраста — шестидесяти трех лет, заболел неизлечимой болезнью. Врачи называют ее «рак». По-казахски — «неизлечимая». Никто пока не придумал, откуда берется эта болезнь и как ее лечить. Почему-то эта болезнь чаще поражает наших казахов. Судя по всему, это болезнь колониализма.

Не знаю, что думают другие, но у Каныша есть свое представление об этой болезни. Это тоже предположение, возникшее из образования металлов под землей. На самом деле, академик Сатбаев за свою жизнь много плакал, не выдерживая унижений и насилия. Сколько слез, не вылившихся наружу, ушло внутрь в такие моменты? Эти слезы, ушедшие внутрь, не пропали даром. Они собрались в одном месте и превратились в неизлечимую болезнь. Это не что-то, зараженное от других или упавшее с неба, а твои собственные слезы, твоя собственная боль, твоя собственная болезнь…

Удивительно, но когда врачи назвали имя болезни, Каныш не испугался, как другие, а принял ее с невозмутимым спокойствием, как будто ничего не произошло. На самом деле, он повидал всякое, и хорошее, и плохое, и теперь, наверное, пришло время и смерти. Он не стал пугать семью, рассказывая о развитии болезни. Он не спеша привел в порядок свои рукописи, разобрал бумаги. К осени он съездил в Жезказган, Карсакбай, Жезды и еще раз осмотрел места, где трудился в молодости. В Карсакбае он купил надгробный камень, изготовленный мастерами по обработке камня, и отправился в Баянаул.

До этого дня у него не доходили руки поставить надгробные камни на могилах родителей. Теперь пришло время исполнить этот долг. Плоская доска с именами покойных на могиле стояла на месте. Только земля на ней осела, превратившись в травянистый холмик. Привезенные специально мастера разровняли холмик, забетонировали его по периметру и установили куб, а затем установили надгробия отдельно у каждой могилы. На белом мраморе были выгравированы изящные надписи. На одном было написано: «Имантай Сатбайулы (1845-1928)». На другом, сверкая на солнце, привлекала взгляд надпись: «Алима Сатбай келини (1863-1902)».

Каныш Имантайулы с наслаждением вдыхал аромат выросшего на склоне полыни и немного полежал там. Воздух этого края тоже был особенным, черт возьми! Когда Каныш упал на землю, он наполнил легкие драгоценным воздухом родной земли… Какая плодородная здесь земля, темная и богатая?! Канышу было бы не о чем мечтать, если бы ему была суждена земля рядом с родителями. Если бы он завещал похоронить его здесь после смерти, разве выполнили бы это те, кто у власти? Эх, не выполнят. Разве те, кто не дал ему воли при жизни, не будут всем управлять и после смерти…

«Вот теперь можно и умирать! — сказал Каныш Имантайулы, когда, исполнив свой последний долг перед родителями, садился в машину. — Прощай, священная родная земля! Прощай, Баянаул, который выпускает из своих объятий только таланты! Увидим ли мы тебя теперь или нет». Машина тронулась с места. Вскоре позади остались места, где маленький Каныш бегал за бабочками, гонял на лошадях, охотился с ястребом…

Ужас этой болезни — она постепенно ослабляет силы, портит кровь и высасывает организм, как пиявка. А Господь да не пошлет никому такой комок в желудке. Справедливости ради, врачи Алматы и Москвы сделали все, что могли, но ничто не помогло… Наконец, врачи-хирурги согласились на операцию. Кто знает, может быть, она принесет какое-то исцеление…

Академик Сатбаев скончался на операционном столе в Москве 31 января 1964 года и был похоронен в Алматы 3 февраля. Похоронен — только тело великого ученого, а душа его обрела место в раю.

Но имя Академика не исчезло. Сегодня его имя превратилось в город Сатпаев, улицу Сатпаев, университет Сатпаев, школу Сатпаев. На улице его имени, перед его университетом, возвышается бронзовый памятник Сатпаеву. Только один памятник великому мудрецу находится на недосягаемой высоте. Это «Планета Сатпаев», вращающаяся вокруг Солнечной системы в космосе.

Национальный портал