Назгуль Кожабекова родилась в 1982 году в городе Алматы. Окончила казахскую среднюю школу №136 имени М. Дулатова, филологический факультет Казахского национального университета имени аль-Фараби по специальности «Литературное творчество». Магистр филологии. Работала в сфере издательского дела, производства документальных фильмов. С 2011 года – сотрудник Интерньюс. Редактор телепрограмм, онлайн-ресурсов и веб-проектов, медиатренер.
– Назгуль, ты уже давно в социальных сетях активно критикуешь современные казахские сайты за неумение правильно ставить заголовки и за их безграмотность. Как ты думаешь, откуда к нам пришла эта эпидемия безграмотности? Каковы ее глубинные причины? Было бы неплохо, если бы ты сама объяснила, что такое грамотность?
– Говоря «активно критикуешь», ты имеешь в виду. «Опечатка» – это не очень хорошее прозвище сейчас. Когда я вижу ошибку, я говорю не для того, чтобы указать кому-то, а с целью, чтобы другие так не писали. Тем более, я многих из этих журналистов не знаю. Говорю и тем, кого знаю, и тем, с кем хорошо общаюсь. Многие воспринимают это как «придирку». Это не придирка, мне какое дело до других. Просто болит душа…
Причина нынешней безграмотности одна – люди либо в школе, либо в вузе не изучали казахский язык и казахскую литературу. Бывают случаи, когда журналистами работают люди, прочитавшие в жизни три книги. Да, возможно, это сильный журналист, который будет говорить правду. Но читатель сначала читает заголовок, потом лид, а потом уже статью. Заголовок (название) – это должна быть картинка. Он несет половину содержания статьи. А когда говорят «Туалет заставил депутата схватиться за воротник», читатель ищет в статье такую же картинку.
Я считаю, что грамотность должна быть на интуитивном уровне. Грамотность – это то, что должно быть присуще всем, кто умеет читать и писать. Прежде всего, это свойство человека, который может мыслить на этом языке. Я не верю, что человек, пишущий безграмотно, может систематизировать свои мысли. Я думаю, что человек, который «путает» окончания и союзы, сам не понимает, о чем пишет. Я также не верю, что человек, который постоянно меняет местами дефис и тире, знает казахский язык. Это всего лишь два примера, но они наглядны. Это очень важные категории в письме, категории, которые могут совершенно изменить смысл слова, предложения. А журналисту категорически нельзя использовать эти категории неправильно, заменяя одно другим.
Я не специалист по языку. В моем дипломе нет ни слова, связанного с казахским языком. Я преподаватель литературы, литературный работник. В университете на казахский язык было столько же часов, сколько на русский в русских группах. Мы закончили обучение по трети той программы, которую прошли факультеты казахского языка. Только когда я захожу в чаты однокурсников, я сомневаюсь, действительно ли учились те, кто шесть лет проучился на факультете казахского языка… Судя по этому, не так уж и важно, как и сколько ты учил казахский язык. Грамотность есть в крови или нет. Я тоже не гений грамотности. Бывают моменты, когда я ошибаюсь. Поэтому я не считаю себя стражем языка, просто не могу терпеть, когда вижу кричащую ошибку.
— После твоей критики руководители сайтов или отдельные журналисты обращались к тебе лично, чтобы исправить свои ошибки?
— Нет. Кто я такая, чтобы признавать и говорить «ты права»? Есть те, кто обижается и говорит: «Ты могла бы сказать мне лично». Но больше тех, кто вместо того, чтобы признать: «Ой, я ошиблась, надо исправить», жалуется на то, что какая-то Кожабекова нашла их ошибку. Есть те, кто приходит под мои посты с указанием на ошибку и смеется надо мной. Одни говорят: «Ты что, умнее всех?» Другие говорят: «Вот же проблема». В моих статьях тоже много ошибок. Я вижу их потом, и если не ленюсь – исправляю. Тогда я думаю: «Неужели никто этого не видел? Если видел, почему не указал мне? Почему не сказал мне лично?»
Есть один журналист, который постоянно показывает мне все, что пишет, и говорит: «Скажи, если есть ошибка». Иногда у меня нет времени читать его тексты, но если попадается на глаза, я говорю, и он сразу исправляет. Я ведь не ищу ошибки в интернете специально. Когда просматриваю ленту ФБ, мне в глаза бросаются ошибки, особенно в заголовках статей. Я пишу об этом и иду дальше. Если заголовок ошибочен, я боюсь даже читать статью, опасаясь, что начну анализировать ошибку. Иногда я знаю, что автор заголовка, на который я указала, видел мой пост, но молчит. Не выражает своего согласия или несогласия. Тогда я думаю, разве не было бы хорошо, если бы этот человек пришел и доказал, если прав, или признал, если не прав, если бы был диалог? Это был бы урок грамматики. Кому от этого польза, кроме того, что я буду опорочена, если он будет спорить со мной и молчать?
– Если бы у тебя была возможность, ты бы создала организацию «Университет грамотных журналистов» или открыла бы курсы с выдачей сертификатов? Или ты думаешь, это заденет некоторых наших старших коллег-журналистов?
– Почему это должно задевать старших коллег-журналистов? Я не думала об открытии таких курсов, у меня была другая идея, другой план, который остался под спудом. Если кто-то другой захочет открыть и обучать – пожалуйста. Только пусть это делают действительно грамотные журналисты. Иначе, если те, кто сам ни разу не создал мультимедийный материал, будут проводить тренинги по мультимедиа, а безграмотные журналисты начнут учить грамотных журналистов – это конец. А если бы я начала такое дело, я бы обратилась за помощью к старшим коллегам. Что можно сделать, крича в одиночку? Только я боюсь, что на такие курсы не придут слушатели. Я бы не выдавала сертификаты. Грамотное письмо – это не то, что можно закрепить печатью.
Если ресурс три раза подряд выдает мусор, значит, это «помойка».
— Сейчас журналистика – это не только газеты, телеканалы, радио, но и давно шагнувшая в мультимедийную интернет-журналистику. У каждого своя аудитория. Чтобы читателю, такому как вы и я, не сбиться с толку от обилия информации на медиарынке, что, по-твоему, нужно учесть в первую очередь?
— Говоря о медиарынке, сейчас мы теряем различие между журналистикой и медиа. Есть медиа, а внутри этих медиа – журналистика. В медиа есть все – и развлекательные программы, и реклама, и концерты, и сериалы. Журналистика – это другое. Мы всех, кто работает в медиа, называем журналистами и начинаем требовать от них качеств журналиста. Это неправильно. Не весь контент в медиа является журналистским материалом. Особенно в онлайн-медиа. Например, какой бы сайт ты ни взял – это медиа. Но то, что внутри, – не журналистика. Возможно, я ошибаюсь, но в той журналистике, которую я знаю, главное качество журналиста – аналитическое мышление. Там, где этого нет, ты – «медийщик», а не журналист. Легко сказать «конец», это – медиа, а анализировать, из чего это произошло и что может произойти дальше, следить за историей до конца и делать выводы – это журналистика. Поэтому иногда я не понимаю тех, кто говорит, что певцы отбирают хлеб у журналистов. Певец никогда не станет журналистом. А телеведущий – не журналист. Певцы ведь не ведут аналитические программы. Они сами знают, где их предел. А «развлекаловка» – это не журналистика. Аудитория – прежде всего потребитель. Потребитель информации. Вкусы потребителя – это проблема потребителя. Каждый потребляет информацию в соответствии со своим жизненным опытом, потребностями, знаниями и багажом, берет то, что ему нужно. Здесь нужно учитывать ответственность не только медиа, но и аудитории. Тем не менее, установка «читатель сам выберет то, что ему нужно» тоже неправильна. Читатель не обязан копаться в мусоре. Если ресурс три раза подряд выдает мусор, значит, это помойка.
– Дай прогноз, какой будет журналистика в современном обществе (казахоязычная, русскоязычная) через десять лет…
— Я даже не могу сказать, какой она будет в следующем году. Честно говоря, мы не делаем никаких новшеств в журналистике. В целом, мы – лишь потребители технологий. Все революции в медиа происходят на Западе. До нас их отголоски доходят лишь спустя много лет. И то, приходят адаптированные к нашим условиям. Например, как западные СМИ освещали и анализировали недавние дебаты Трампа и Клинтон! Они разложили все по косточкам, дали аудитории масло и даже показали, как это масло нужно есть. Все это – технологии. Работа западных СМИ, их подготовка. А придут ли эти технологии к нам? Не придут. Потому что у нас таких дебатов не бывает. Так зачем они нужны? Мы так и будем делать «новости» из фотографий и видео в социальных сетях. Тем не менее, у меня есть надежда. Надежда на то, что через год или десять лет увеличится число казахских журналистов, работающих вне редакции.
Через десять лет я представляю себе хорошо развитую в казахской журналистике отраслевую журналистику. Я верю, что увеличится число журналистов, которые смогут писать о музыке, искусстве, спорте, культуре, экономике, образовании, имея знания в каждой из этих областей, владея терминологией, аппаратом и технологиями подготовки материалов. Я верю, что придет настоящее мультимедиа, а не мультимедиа ради мультимедиа. Я верю, что начнут создавать настоящую инфографику, а не картинки с двумя цифрами.
– Чтобы гнаться за цепляющими темами, сенсациями и не выпадать из рейтинга, что должны учитывать и знать журналисты?
— Спасибо, что оцениваешь меня как эксперта, способного анализировать и высказываться о журналистике. Но я скажу лишь как человек, который наблюдает со стороны. В целом, я не могу сказать, что должен учитывать и знать журналист. Сейчас я перевожу материал «Навыки, которые журналист может освоить самостоятельно» для сайта newreporter.org/kz. Там говорится, что среди навыков и умений, которые журналист может освоить самостоятельно, или, скорее, должен освоить, – мобильная журналистика, агрегация информации, визуализация. Все это – бонусы, которые идут в дополнение к аналитическому мышлению и грамотности. Один из недостатков тех, кто называет себя журналистами – они не гонятся за темами, а ждут, откуда придет тема. Ждут инфоповод. Затем раздувают его, как шар, и выпускают, не зажав. Он летит и, «пшшшш», кружа по комнате, пока не кончится воздух, падает на пол, как пустой мешок. Если ты сильный – не дай ему упасть. Наполни свой шар, крепко завяжи его, и выпусти так, чтобы он сам летел к людям, проходящим мимо. Пусть парит. Это возможно только тогда, когда тема полностью освоена. Сказать правду? За последние годы я не видела ни одного журналистского материала, который бы довел проблему до конца. Все – «пшш». Воздух выходит, и они даже не хотят поднимать этот шар с земли и снова надувать. Для этого нужно встать со стула….
— Мы знаем, что ты проводишь семинары, тренинги на разные темы в разных регионах страны. После обретения независимости каждое ищущее сообщество журналистов участвовало в различных семинарах и собрало как минимум по пять-шесть сертификатов. Скажи, развилась ли гражданская журналистика благодаря раздаче сертификатов? Заметила ли ты ее проявления в прессе или на телевидении?
– Ну, я не могу сказать обо всем. Просто раздача сертификатов никому не приносит пользы. Это просто освоение финансов, по-русски ИБД – имитация бурной деятельности. Мы пройдем и этот этап. Человек получает сертификат. Но если он не применяет на практике то, чему научился на тренинге – какая от этого польза? Не говоря уже о «пустышках»-тренингах, если человек выходит от действительно сильных тренеров, вешает свой сертификат на стену и на следующий день забывает сказанное – это тоже ИБД. Считается, что я участвовал. Период роста гражданской журналистики пришелся на тренинги Асхата. Сейчас те, кто учился у Асхата, сами стали тренерами. Но пока идет эпоха тех, кто проводит «тренинги», используя чужие презентации, трудно говорить о развитии. Честно говоря, развитие чистой гражданской журналистики сейчас происходит в хаотичной, разрозненной форме. Акиматы опираются на «блогеров». А там, где замешаны деньги, гражданской журналистики, как известно, не бывает.
– Часто на семинары, тренинги приглашают специалистов из-за рубежа. А мы не так часто слышим, чтобы казахстанские журналисты по приглашению зарубежных коллег читали лекции для представителей прессы других стран. Есть ли такие примеры?
– Я тоже такого не слышала.
– Не секрет, что читателям нравятся интересные, познавательные статьи. Должны ли журналисты владеть тремя языками, или достаточно быть профессионально любознательным? Какие методы ты используешь при поиске тем, если это не секрет?
– В Казахстане журналист не может не владеть как минимум двумя языками. Я не понимаю коллег, которые гордятся тем, что «знают только казахский язык», и требуют для себя особых условий. Отличное знание казахского языка нужно для передачи информации. А для восприятия этой информации нужно знать язык этой информации. Как бы мы ни старались, русский язык есть, и он еще долго будет. Если ты сидишь и говоришь «я не понимаю по-русски» – это трудно для тебя. А английский язык, как я уже говорила, нужен для освоения западных технологий. Чем больше журналистов знают английский, тем раньше мы привезем эти технологии, тем больше мы их привезем, и в конечном итоге – качество выйдет из количества. Я сама ничего не пишу, пишу по заказу или по заданию редакции. Специально езжу на различные мероприятия и готовлю материалы, которые сдаю заказчику. Поэтому у меня нет времени выбирать тему и копать ее. А написанные мной материалы не публикуются под моим именем. Поэтому я не называю себя журналистом.
«Кризис тем» – это ложь
— Многие говорят, что «сейчас нет журналистских расследований». А если посмотреть на проблему иначе, в чем, по-твоему, заключается проблема тебя, меня и других коллег-журналистов прямо сейчас? Действительно ли журналистика находится в «кризисе тем»?
— Это вопрос, который обобщает сказанное мной выше. Главная проблема современной журналистики – есть крик, есть скандал, но нет человека. Нет героя. Не то чтобы нет. Мало. Мы не хотим писать о человеке. Мы не хотим исследовать человека. Если я скажу, в чем моя проблема – я пойду против течения. Иногда, увидев тему, проблему, событие, я думаю: «Почему журналисты не пишут об этом так и так?» Хочу, чтобы написали. Я сама хочу написать, но моя работа другая. Это не оправдание, но все же…
А «кризис тем» – это ложь. Кризиса тем нет. У журналиста, который хочет поднять, расследовать, написать – тема найдется. Причина в другом. Можно сказать, кризис независимости. Например, вчера появился компромат на министра. Сайты быстро скопировали и опубликовали его. Однако лишь один-два докопаются до сути проблемы. Большинство ограничатся этим видео и, выжидая, что напишут другие коллеги, снова скопируют и опубликуют. А сколько журналистов, по-твоему, встретились с этой женщиной и поговорили с ней? Представляю, как ты сейчас читаешь это и усмехаешься. А у того, кто действительно хочет расследовать, найдется компромат, который уничтожит министра. За ним откроется столько социальных проблем. После одного качественного исследования можно было бы написать десятки материалов. Для тех, кто будет плакать «Бедная казахская девушка», работы хватило бы на год. Была бы возможность и для «прозревшей» журналистики немного поработать. Только этому человеку – тому, кто действительно хочет исследовать проблему (если такой человек найдется) – успевают вовремя заткнуть рот… вот в чем кризис. Таким образом, не пишутся материалы, которые могли бы стать пищей для копирующих сайтов. Через неделю и та девушка, и министр будут забыты.
— Расскажи о своих будущих целях и планах.
– Сейчас я работаю тренером в проекте Интерньюс «Медиа для эффективного освещения проблем окружающей среды и природных ресурсов в Центральной Азии». Это моя основная деятельность. Поэтому планы и цели на ближайший год напрямую связаны с этим проектом. Мы стремимся сформировать сеть журналистов, которые хорошо пишут на экологическую тематику. Чтобы выполнять тренерскую деятельность в этой области, я сама должна стать журналистом, который «разбирается» в экологии. Поэтому ближайший год, вероятно, пройдет в изучении экологии и мультимедиа, в освоении нового в этой области. А дальше – посмотрим.
– Спасибо за интервью!
Беседовала: Жансая СЫДЫКБАЙ
sn.kz