(О личности выдающегося казахского поэта Тыныштыкбека)
«Литература — это новость, которая никогда не устаревает» (Эзра Паунд). В каждом хорошо написанном произведении находишь новую мысль. Даже слова ученых о том, что «при каждом прочтении Абая мы открываем его новую грань», словно подтверждают, что слово никогда не устаревает. Мир искусства безграничен, как галактика. В нем есть место для каждой яркой и слабой звезды. Среди них свет самых ярких будет полезен большинству. Поэзия Тыныштыкбека Абдикакимулы подобна лучу сияющего слова.
Багашар Турсынбайулы: В литературе есть условное понятие «поколение». Если обобщать по десятилетиям, вы вступили в литературу в девяностые годы. Если в начале восьмидесятых в казахскую поэзию пришли два ярких человека, то один из них — Тыныштыкбек. Его цикл стихов под названием «Вечерние письма», опубликованный в газете «Казахская литература», похоже, был высоко оценен уже тогда. Позже под этим названием вышел и сборник стихов. Мало кто из тех, кто хотел стать поэтом после этого, не «болел» Тыныштыкбеком. Как Абдикакимулы повлиял на ваше поколение?
Маралтаи Раимбекулы: Когда я приехал в Алматы в девяностые годы, литературная среда Алматы «дышала» Тыныштыкбеком. Тыныштыкбек казался мне не человеком. Все молодые люди говорили о Тыныштыкбеке. Все писали в стиле Абдикакимова. Сегодняшние известные поэты, литераторы Амирхан Балкыбек, Казыбек Кабжанов, Бахытжан Косбармаков и другие, все те, кто тогда считал себя «я», были поражены. Эта болезнь — не столько писать в стиле Тыныштыкбека, сколько мыслить в его стиле. Эта болезнь охватила весь Казахстан. Я увидел своего брата Серика Еликбая из Павлодарской области. Эта болезнь до сих пор не излечилась, если не обострилась. Каждый молодой человек, входящий в мир литературы, не проходил мимо мира Тыныштыкбека. Феномен Тыныштыкбека — это действительно литературное явление, которое невозможно игнорировать. Общение с Тыныштыкбеком стало мечтой каждого молодого человека того времени.
Во время встречи с Сократом Платон был хорошо знаком с идеями предшествующих натурфилософов, пифагорейцев, софистов, Гераклита, Демокрита. Молодой человек, еще не определивший свое направление в философии, занимался также написанием стихов и драм. Однако, говорят, что после встречи с Сократом и прослушивания его бесед он сжег свои прежние сочинения, согласно античным литературным источникам. Было бы преувеличением сказать, что Тыныштыкбек оказал такое же влияние на последующую молодежь. Тем не менее, он побудил пробужденных юношей воспринимать мир иначе.
Багашар Турсынбайулы: Умберто Эко говорит: «У каждой художественной эпохи есть свой постмодернизм». Если затронуть эту тему, то в мире поэзии первым бросается в глаза именно тот поэт, о котором мы говорим. Структура и поэтическая мощь его стихов, которую Абиш Кекильбаев назвал «странной», его собственный образ мышления не могут не заинтересовать читателя. Вместо стереотипных фраз вроде «Я увидел тоску в твоих глазах», Тыныштыкбек давал услышать свой голос, говоря: «Я слышу голос тоски из этих глаз». Давайте вглядимся в эту строфу поэта, выглядывающего из дымохода упавшей ночью:
«Не измеряй кости слова, измерь печаль,
Мысль — много, струны моего кобыза касаются.
Желтая степь катится под солнцем,
Дьявольский марево пьет ее грудь», — так он создает образы словами. Эти неожиданные мысли сами по себе кажутся новаторскими.
Маралтаи Раимбекулы: Нашим ученым-литераторам предстоит еще очень много работы. Одна из них — классификация творчества народных поэтов. Как и в традиционных музыкальных школах Казахстана, казахская поэзия имеет свои многообразные направления. Каждый наш поэт хорошо знает эту систему. Например, когда молодой поэт читает строфу, сразу возникает мысль: «Ага, это школа такого-то». Никто не упал с неба. Все подражали, все учились. И только потом выходили на свою тропу. «У моего дома лежит одинокая тропа, Трудно ступить на нее в жизни» — что имел в виду Мукагали, мы не знаем. Если вы сравните приведенный вами стих Тыныштыкбека и этот стих Жумекена Нажимеденова, вы убедитесь, что из ничего ничего не возникает:
Широка, черт возьми, моя родная земля,
Мне,
Тебе,
И ему хватит земли.
Словно жареная кукуруза
В небе
Звезды прыгают и скачут.
…Отдав себя в руки Всевышнего, пищу и питье,
Мучил меня во сне тот день, народ.
Сирень-теленок мычал вдалеке,
У порога скулил щенок-ветер.
Верблюдица-родник, отбросив молоко,
Пролила его,
Оставив вокруг пустоту.
Под холмом жеребенок-сердце ржал,
Где-то волк-нрав завывал.
Шуршащие камни и железо сталкиваются:
Думаю, вулкан извергается где-то.
В моей ладони лежало облако, —
Думаю, это доля, полученная от разрыва.
Родник, убегая с горы — спасаясь,
Камни испугались,
Ветер помчался, трепеща.
Козлоногие холмы бродили,
На склоне
Веревочные дороги лежали разорванными…
Основную мысль, которую я хочу донести, вспоминая это стихотворение, еще раз подчеркивает следующая строфа Жумекена:
Счастливая мать — мать, родившая сына,
Посадивший цветок, твое дело осталось благородным.
О, живите, первые!
Скажу,
Все последующие — это повторение.
Тыныштыкбек, как он сам пел, — это кобызный дух, глубокий! Его дух, поэтическая мощь «ползет к концу дня, скорбя». Он вкусил замзам из глубин Махамбета и Актанберды, а также Доспамбета и Казтугана. Слова одного старшего брата: «Было бы стыдно, если бы в прошлом веке казахский народ не породил Олжаса» — правдивы. Точно так же было бы неудобно, если бы на рубеже новых тысячелетий не было Тыныштыкбека. Он — ПОЭТ, взявший свою долю от предшественников. Я желаю того же пути и