Не знаю почему, но в старину было много легенд о поколениях, рожденных на стыке эпох. Говорят, что поколение, рожденное между двумя эпохами, несет на себе груз тысячелетних добродетелей и страданий.
Позавчера я беседовал с одним путником, несущим на себе этот груз.
– Лично я прибыл из пространства, где луна взошла над головами от Мансура Халладжа до Мухамеда Салыка. А в чернила какого мира макнуто ваше перо сейчас?
– Летом, когда мы сидели на радуге и болтали ногами, я рассказывал тебе о тибетском святом, поэте Миларепе, помнишь?
– Помню. Это был разговор о краже тени.
– Говорят, он постиг многие тибетские тайные учения и в один день с помощью стихий природы избавился от врагов своей семьи, которые нападали на него как ястребы. Позже, конечно, он раскаялся в своем поступке и полностью посвятил себя аскезе. Он достиг высочайшей вершины святости. Говорят, Миларепа среди прочих тайных учений освоил метод кражи тени человека. Говорят, отнимая тени неугодных ему людей, Миларепа забирал и их жизни. Существует легенда, что этот Миларепа жив до сих пор.
Расскажу одну интересную историю. Как-то раз я путешествовал с одним интересным человеком. Он представился мне как провидец и целитель. Он долго смотрел на меня, а потом сказал: «В тебе есть человек, знающий тайны Бога». Честно говоря, я не особо удивился. «Знаю», – ответил я. «Сколько лет этому человеку?» – спросил он меня. Моему подсознанию пришла информация: пять тысяч лет. «Пять тысяч лет», – сказал я. Тот спутник сказал: «Правильно» и, отвернувшись, заснул. Эта история произошла через десять лет после написания моего стихотворения «Один человек». Теперь, наверное, тот дух, обитавший во мне пять тысяч лет, не будет пользоваться моим телом пять тысяч лет (смеется).
Значит, тот, кто во многих случаях подбрасывает в мое подсознание и сознание непонятные мне мысли, вероятно, был живым свидетелем многих времен и исторических событий. Он, конечно, видел многих царей и пророков, приходивших на землю, бесчисленных людей и святых. По моим предположениям, дух этого человека сначала вселился в кого-то, жившего на Алтае, а затем свободно странствовал по этому огромному миру. Поэтому мой взгляд на многие традиционные вещи в кавычках совершенно иной. К этому, конечно, добавляются знания и опыт, накопленные мной как человеком. Мой вывод из этого – чернила моей ручки, вероятно, были налиты из очень древнего сосуда истории человечества.
– Красками из какого древнего сосуда, полного разноцветных чернил, вы смогли воспользоваться? Например, Есенгали говорил, что яркие цвета тоже могут быть источником страданий, а Тыныштыкбек воспевал благородные мотивы мрачных цветов. С этого момента, кажется, у наших писателей начали формироваться собственные, уникальные краски, как у Гогена или Ван Гога…
– Вообще, краски сами по себе – это иллюзорное явление, подобное жизни. В мире нет такого понятия, как краска или цвет. Краска – это видение мозга, зафиксировавшего движение очень быстрых волн. Другими словами, это продукт мозга, который успел «увидеть» волны. А если говорить простым языком, мой цвет – белый. Белый цвет – это синтез всех цветов. Например, почему палитры Гогена и Моне были нанесены на белый холст? Потому что только белый цвет может служить основой для яркого проявления других красок. На зеленом холсте очень трудно создать что-то осмысленное синим или черным, и с эстетической точки зрения это было бы преступлением. Цвет – это энергетическая волна, и он является сознательным явлением. Если Тыныштыкбек видел в мрачном цвете благородство, значит, он смог прочитать информацию этого цвета. Есенгали же почувствовал обманчивость яркого цвета.
По-моему, каждый человек видит каждый цвет по-своему. Есть только общие слова, которые их определяют. Например, синий цвет, который видишь ты, может отличаться от синего цвета, который вижу я. Слово «синий» приводит нас к общему согласию. Через это слово мы вспоминаем цвет, который привыкли видеть.
В сокровищнице Бога есть бесчисленное множество слов, которые человечество еще не знает. То, что мы их не знаем, связано с нашим незнанием явлений, существующих в природе, но пока нам неизвестных. Например, если мы согласимся, что Стихотворение – это информация, пришедшая из потустороннего мира, то во многих случаях поэт не может передать многие явления, которые он постиг. То есть, для многих явлений, которые видит поэт, еще нет понятий и представлений на человеческом языке. Поэтому «красивая мысль в сердце, теряет свой облик, выходя из уст».
Тем не менее, мне нравится, что вы говорите о понятиях, связанных с изобразительным искусством, связывая их с поэзией. Ваше подсознание дает очень правильную информацию вашему мозгу, который, как паук, может сплетать их вместе. В природе ничто не существует отдельно, все связано друг с другом. Если в поэзии последующих поколений начнут формироваться вангоговские краски, это тоже закономерно. Почему бы и нет?! Нам нужна поэзия, состоящая из бесконечных комбинаций красок. Лично я устал от поэзии, состоящей всего из двух цветов – «печали и радости».
– Это логично, но меня не покидает мысль, что «понятия и названия придумал человек». Например, кажется, было время, когда понятия греха не существовало…
– Интересное наблюдение.
– Неужели, давая названия своим чувствам, мы не усложнили себе жизнь?
– Возможно. По сути, человек – это жалкое творение, которое не может создать даже песчинку. Это, конечно, с материальной точки зрения. С материальной точки зрения, «мы видим, мы трогаем». Однако, если весь окружающий нас мир, все творение – это лишь мысль Бога, то и Человека не существует.
Ладно, это другой вопрос. Что касается ваших мыслей о понятиях, Бог дал человеку право творить мысли, но не право творить материю.
Поэтому, возможно, Бог дал человеку свободу «называть эти чувства так, а этот предмет – иначе». Давая названия своим чувствам, мы, наоборот, создали искусство. Искусство упорядочило мир разнообразных чувств в человеке. Это великая победа человека.
– Всегда ли мы можем знать точное название пережитых нами чувств? Как хорошо, что в момент, когда хочется писать стихи, нет точного названия! В те времена, когда не было понятия греха, кажется, царило стыд. Жаль, что мне приходится прибегать к названиям, чтобы сказать это…
– Вы правы! С появлением понятия стыда появился «политический инструмент» – грех. Иногда мне кажется, что стыд – это искусственное чувство, придуманное человеком. Стыд теперь прочно укоренился в человеке, заняв место среди истинных чувств. На самом деле, на месте стыда изначально была вера. Это этика. Этика отношений между человеком и Богом, между человеком и творением.
А стыд – это предательское чувство, возникающее после совершения неблаговидного поступка. Какой смысл стыдиться после совершения преступления?! Человек, знающий этику жизни, не совершает неправильных поступков. Он не стыдится, он знает, что такие вещи делать нельзя. Остальные стыд и смущение, по правде говоря, кажутся лишь приобретенным психологическим комплексом. Чувства, по-моему, как и цвета, о которых мы говорили выше. Их проявление в человеке может быть разным, но у них есть общие названия. Чувство любви у мужчины может быть более жестким, чем нежное чувство женщины. Это сложный и интересный вопрос. Точно так же настроение каждого поэта перед написанием стихотворения может быть разным. Это зависит от уровня стихотворения, как мне кажется.
– Я бы не согласился полностью с вашими словами о стыде. Ведь стыд – это не только чувство, возникающее после совершения греховного поступка. Наоборот, он является предостережением. До ислама, возможно, люди воздерживались не из-за страха греха, а из-за стыда. Или же вера и стыд – это два названия одного ощущения?
– Нет, предостережением является не стыд, а вера. Говорить, что религия исправила «испорченного» человека – ошибочно. Изначальная природа человека не изменилась с момента его создания по матрице Бога. Возможно, он приспособился к времени, накопил знания и опыт в бытовых ситуациях, но вечный божественный бытийный принцип внутри человека остался прежним. Напротив, религия стремится привести человека к единому стандарту, не позволяя ему свободно мыслить и самостоятельно находить Бога. А вера – это не религиозная категория. Это категория мудрости, данная человеку. К сожалению, многие ищут ответы на мучающие их вопросы в религиозных книгах, вместо того чтобы заглянуть внутрь себя.
– Кажется, разговор уходит в религиозную философию. Мне интересно, приходят ли вам иногда «безбожные мысли»?
– Я часто «мыслю безбожно». Существует множество путей к Богу, помимо религии. Например, наука.
– А если я скажу, что наука нужна вам, чтобы быть умным, точнее, «казаться умным»? Или она нужна, чтобы научно убедить себя в информации из подсознания?
– Нет, это не так. Наука используется человечеством для решения различных проблем. Для облегчения быта человека, для систематизации и использования некоторых вещей, даже для победы в войне. Если перечислять, то много. Для меня любая область науки – это информация о совершенном знании Бога, о Его Всемогуществе.
Например, мы называем привычный нам мир гармоничным, красивым и так далее. А мир внутри материи? Он еще более удивителен! Читая достижения квантовой физики, поражаешься мастерству Бога, не сравнимому с ювелирным. Точно так же генная инженерия, высшая математика, астрономия, даже лингвистика, научные исследования о мозге – все это свидетельствует о безграничном творческом потенциале Создателя.
Любое явление природы – чудо! Каждый раз, глядя на этот удивительный мир, исследуя и изучая его, начинаешь особенно уважать Бога, а за уважением пробуждается любовь к Богу. Ты чувствуешь, как ласкает твое сердце свет Творца, который балует тебя. Это похоже на состояние суфиев. Поклонение в моем понимании – это восхищение каждым атомом, созданным Богом, и опьянение чувством стремления к Его Автору.
Следовательно, наука, в отличие от религии, дает больше информации о Создателе. Конечно, к любому научному явлению нужно относиться через подсознание. Если представить себе, как Бог создает эту удивительную Жизнь, это еще более поразительно! Миссия поэта – прежде всего пропагандировать прекрасный мир Бога. Возможно, поэтому наука спустя долгое время находит то, что когда-то предсказали Поэт или Художник. Об этом когда-то говорил и великий ученый Вернадский.
– Не является ли это толкованием «Одного человека», который подбрасывает в ваше сознание непонятные вам мысли? Подчиняется ли «один человек» науке?
– Под «одним человеком» я избегаю подразумевать конкретного человека или его душу. Но, несомненно, это разумное существо. Учитывая, что другие люди будут читать наш разговор, я хочу, чтобы уважаемый читатель не подумал: «Не вселился ли в него бес?» Возможно, то, что я называю «одним человеком», является научной информацией, кто знает. В любом случае, он показывает мне многое под разными ракурсами. Этот человек подчиняется законам Бога больше, чем науке. Он не является злым духом, как думают некоторые. Можно сказать, что это сила, подобная защитнику-учителю…
– Думаю, читатель это поймет. В какой форме к вам приходит шепот «одного человека»? В виде строк стихотворения или предложений, или красок, или сюжета?
– Чаще всего информация от него приходит через подсознание. И не каждый день. Я бы назвал его информацию многоцветными, тысячеобразными, многослойными мыслями. Соответственно возникает и состояние. В обычных условиях я бы не смог найти такую информацию, даже размышляя тысячу дней.
– Говорит ли он вам о смерти?
– Да, говорил.
– Интересно, что он сказал?
– Все люди боятся смерти. Нет героя, победившего смерть. Он научил меня не бояться смерти. Опять же, через законы творения Бога. Однажды он даже передал это через сон с Абаем. Абай во сне сказал мне: «Дитя мое, человек не умирает». Я писал об этом подробно когда-то. На самом деле, Смерть – это тоже наука. Даже высшее учение. Угрожать смертью – дело глупца.
– Значит, вы видите смерть в белом цвете?
– Да. В ослепительно белом свете.
– Моей бабушке тоже несколько раз являлась смерть. Говорят, она была в белом платке. Видеть смерть в белом цвете – это не от нашего родового сознания? Мы окрасили тоску в желтый, гнев – в синий. Значит ли это, что у каждого цвета свой характер?
– Каждый видит смерть в соответствии со своим пониманием. А цвета мы, как вы сказали выше, назвали по-своему. Желтый, например, у японцев означает смерть, у нас – тоску. Гнев у других народов – черный, например. А казах видит эту бурную силу в черном цвете. Европейцы представляют смерть в черном цвете. Возможно, из-за незнания…
– Мы используем цвета для описания настроения человека. Когда же мы напишем их собственный характер? Или будет ли у музыки свой цвет?
– По-моему, цветам все равно. Их функция – украшать прекрасный мир Бога. Мы, как дети, конечно, мы вечные дети перед Творцом, используем любое явление для своих игр. Что думают цвета о человеке, это интересно мне… А у музыки, точнее, у нот, есть цвет. У каждой ноты есть свой характер.
– Летом, когда мы спускались с радуги, вы прошептали мне на ухо: «письмо не имеет значения». И вот, мы встретились снова. Позвольте спросить, чем же мы тогда занимаемся?
– Для поэта (здесь нет отношения к писателю) в определенный период письмо действительно теряет свое значение. Некоторые говорят: «поэт исчерпал себя, ему больше нечего дать».
Давайте проясним. Если у поэта закончилось то, что он пишет, это другой вопрос. Когда я говорил это, я имел в виду другое. Первое стихотворение поэта – как палка слепого, ощупывающего улицу. Шаг за шагом по темной улице, в конце предложений начинает появляться свет. Это очень приятное состояние! Затем поэт пишет 10 стихотворений, 150 стихотворений, пишет и пишет.
Он пишет не потому, что что-то знает. Бедняга не знает, что, занимаясь письмом, он познает мир и его Автора. Неизвестные идеи, невиданные ранее мысли и чувства хлынут на его открытое подсознание, как водопад. Он думает, что это от его таланта, от его учености. Здесь, конечно, речь не идет о тех, кто просто малюет, рифмуя небо и землю. Мы говорим о поэзии высокого уровня.
А затем, как в случае со Стихотворением, с другой стороны эфира начинают открываться совершенно иные панорамы. У тебя не хватает языка, чтобы их описать, или знаний. Ты просто завороженно смотришь на них. В этом состоянии ты знаешь все и понимаешь, что письмо не имеет значения. В таком состоянии нет необходимости писать. Ты все равно не сможешь передать это. Ты сможешь передать, но это все равно не будет на том уровне, на котором ты видел это сердцем. В этот момент нужно просто счастливо улыбаться…
– Когда Бог творил такое удивительное, о котором вы говорите, что появилось первым: чувство или мысль?
– Конечно, чувство! Прежде всего, у Бога возникла всемогущая великая любовь к творению, которого еще не было в реальности. Если бы не было Его безграничной любви к Своему замыслу, Он не смог бы с таким совершенным порядком создать этот удивительный мир – от мельчайшей невидимой частицы до бескрайнего космоса, включая бесчисленные химические, физические и другие процессы, происходящие внутри.
Следовательно, сначала была Любовь, то есть чувство, затем возникла единая, всеобъемлющая, удивительная Замысел, то есть мысль, о том, как ее воплотить. Говорят, сначала было Слово. Я не согласен. Правильнее сказать: «Сначала была Любовь, эта Любовь была Богом». Затем возникла мысль. Мысль – это замысел, затем – слово. И когда мы говорим о слове, мы не должны думать о слове, состоящем из звуков. Это – действие. То есть, дело всемогущества, присущего Богу. Здесь Мысль, Действие – все это было сделано обязательно, путем лелеяния первоначально возникшего чувства Любви.
– В японском дзен-буддизме есть притча: «все началось с мысли». Это тоже хорошо, великая любовь – как будто возникла из мысли о несуществующем творении. В любом случае, ощущение «первоначальное начало – мысль» постоянно манит меня…
– Знаешь ли ты, какое стихотворение напишешь, когда садишься писать?
– Нет.
– Правильно. Но ведь чувство есть, верно?!
– Бывает, что поток мысли, как ворона, садится на сознание и вызывает чувство.
– Ваш вопрос уместен и закономерен. Вы спрашиваете, как может возникнуть любовь к тому, чего не видел. Логично. Поскольку наше сознание опередило свое время, мы лишились многих божественных качеств. Поэтому мы все подстроили под удобную нам логику.
Объяснить и понять интересующее дело трудно. Тем не менее, попробую объяснить. Здесь речь идет не о прямой любви Бога к Своему Замыслу. В целом, мы говорим о Состоянии Бога перед Мыслью. Назовем ли мы это стремлением, особым Состоянием, в любом случае, слова в нашем языке, привычные нам понятия, не могут раскрыть этот вдохновенный момент Творца. Это – чувство Милосердия, взорвавшееся фейерверком в виде безграничной энергии в бесконечности. У него не было никакой формы, никакой идеи. Но Бог решил использовать его для создания творения.
Тогда возникла мысль: что делать, как делать. Даже наш сегодняшний разговор был запланирован тогда. Вот так…
– Мы говорили о красках, но забыли о композиции. Мой друг Айбол написал: «Я смотрел, как будто мои глаза стали треугольными». Это удачное проявление элементов кубизма в нашей системе мышления. Чувство – это краска, а композиция – мысль, получается?..
– Да, композиция – это набросок идеи, нанесенный штрихами на холст. В ее основе – вдохновение Художника. А краска, которая оживляет ее и придает движение, возможно, может называться Жизнью.
– «Я упал без крыльев!.. в эту жизнь – вниз, С тех пор боюсь своего бескрылого тела…» – говорите вы. Я вижу контур крыльев за вашей спиной. Из них исходит белый свет…
– Этот рассеянный свет – возможно, кровь, бьющая из корней крыльев?.. Цвет крыльев за твоей спиной тоже белый. Вообще, аура человека выглядит как разделенное яблоко. Если смотреть анфас, разве одна половина яблока не похожа на расправленные крылья?! А когда мы говорим о человеке с обрезанными крыльями, мы подразумеваем, что мы лишились некоторых ангельских способностей, святости. Выше мы говорили о сознании, застывшем в логике. Мы держим творческую энергию в узде.
В начале разговора вы упомянули Мансура Халладжа. Один из его последователей – наш Машхур Жусуп. Они совершали удивительные для человека чудеса. С человеческой точки зрения, они достигли уровня святости. А эти способности раньше были у всех нас. Здесь крыло – символический инструмент. Способность души парить. Быть в тысяче мест одновременно, как квант. Управление стихиями природы силой чувства и мысли, управление невидимыми существами, изменение форм и свойств материи – многие такие способности спят в нас. Например, написание стихов – талант, который дается не каждому. На первый взгляд, кажется, нет ничего сложного. Для поэта, кажется, несложно. Но в процессе написания стихов присутствует чудовищная энергия в тысячи ватт. Удивительно, что человеческое сердце способно выдержать это. Все искусство – как перья обрезанных крыльев…
– Вы тоже встречались с Мансуром Халладжем?
– Конечно!
– Что он вам сказал?
– «Я – Бог!» – сказал он…
Сказав это, тот путник тяжело вздохнул. Я тоже вздохнул. Затем он сказал: «То, что мы хотим утешить себя историей, исходит из нашего сознания, блуждающего в глубине веков». Я промолчал. Я спросил о старых рукописях, пахнущих из его сумки, и оказалось, что у меня тоже есть некоторые, а некоторых не было. Когда я спросил: «Куда вы идете?», он посмотрел на веснушчатое небо и, указав на самую яркую звезду, ответил: «В будущее». «Мы попутчики», – подумал я про себя…
Я подумал, что еще напишу о сокровищах из сумки, которые были у путника. «Да, напишу!» Ждите.
Песнь Акберена
ПОГРУЖЕНИЕ
Непонятные вороны из моего сна,
каркая, как мое сомнение, присоединяются к моему страху.
Затем, свили гнездо в моих растрепанных волосах,
и, как страшные слова, врываются в мое подсознание…
В центре моего подсознания – вихрь, водоворот,
тянет меня в середину, кружит мой мозг.
Я ищу во сне, плача, и нахожу,
дом, который никогда не был построен.
В том черном доме живет мое прошлое,
братья мои… меня даже не помнят.
Смотря на ворон, клюют зерно во дворе,
остались давно мои печали…
В том черном доме живут мой отец, тетя, брат и старая мать,
живут, как прежде… заново…
Я мучаюсь, не в силах уйти от порога…
Чемодан в моих руках превращается в черную собаку…
Завтрашний ураганный ветер стонет, как будто.
(Я знаю, что люди наблюдают за моими движениями со всех сторон)
Я брожу, таща свою черную собаку за ошейник…
Бегаю вокруг дома… смотрю в окно…
(Я думаю, что никто не обращает на меня внимания ни на мгновение)
Отец иногда вздыхает, глядя в окно.
Бросив все, я ухожу в бескрайнее…
Я – это не я, я – рубашка, унесенная ветром…
Одного вздоха достаточно с поля, полного могил.
Лампада дрожит, мерцая.
Я вздрагиваю и просыпаюсь… поглаживая стену,
Черная комната – чемодан?..
Бекзат СМАДИЯР
Журнал «Ак желкен», №12
Декабрь, 2017