Халида Есенгуловна Маманова (1918-1977) – профессор Актюбинского государственного медицинского института, доктор медицинских наук, квалифицированный врач, прошедшая Великую Отечественную войну в штрафной роте, выжившая и дослужившаяся до главного гинеколога пяти фронтов. Из-за препятствий к защите докторской диссертации, выездам за границу и работе в Алматы была вынуждена уехать в Актобе. В июле 1977 года скоропостижно скончалась во время отдыха в Болгарии при невыясненных обстоятельствах. О судьбе несгибаемой казашки Халиды, чей труд остался непризнанным, рассказал ее сын, врач восточной медицины – Медет Еженулы Маманов.
— Вы выдвигаете кандидатуру Халиды Есенгуловой на звание «Народного героя». Однако сведений о ней мало.
— Моя мать прошла через огонь и воду, стала жертвой предательства. В прошлом году мы подготовили все документы и представили ее к званию «Народного героя», но – тишина. В этом году в День памяти жертв репрессий на входе в Актюбинский медицинский институт был установлен памятник бывшему ректору Ажмаги Смагулову, который был «осведомителем» КГБ и преследовал казахских националистов. Но этот ректор запрещал студентам говорить по-казахски в стенах института и преследовал преподавателей-националистов.
24 марта 2018 года исполнится 100 лет со дня рождения Халиды Есенгуловны. К сожалению, сегодня жители Актобе забыли, что она была талантливым врачом, прошедшим через все тяготы войны. Если бы она родилась в другой стране, ее бы носили на руках.
— Как Халида Есенгуловна, внучка известного в Семиречье богача Мамана, оказалась в Актобе?
— Она была родной сестрой моего отца. Поскольку у нее не было детей, родители отправили меня к ней в Алматы в семилетнем возрасте. Халиде Есенгуловне чинили препятствия для работы в Алматы. Мой отец Ежен – певец Театра оперы и балета имени Абая. В молодости он перенес клещевой энцефалит и стал инвалидом, но голос не потерял. Его старший брат – Ибрагим в годы войны писал учебники для казахских школ.
Моя мать Халида, отец моего отца, Ибрагим ага – Есенгул хаджи был одним из первых меценатов казахов. В общей сложности, в 1928-1932 годах было расстреляно 15 членов семьи Мамановых, имущество и скот 35 семей были конфискованы и они были сосланы в Сибирь и на Дальний Восток. Семья Есенгула Маманова была сослана в город Пермь на 3 года. Там дед Есенгул потерял двух сыновей. Старший Смагул умер от тяжелой каторжной работы, а младший сын Жажас, после моей матери Халиды, умер от тяжелой болезни. Когда семья, отбыв трехлетнюю ссылку, возвращалась на родину, дед Есенгул, измученный тяжелым трудом и заразившийся туберкулезом, умер в Оренбурге и был похоронен на окраине города на мусульманском кладбище. По справке того времени я поехал в Оренбург, но не смог найти место захоронения деда. На месте срытого мусульманского кладбища сегодня стоит областная больница.
— Семья Мамановых вела торговые караваны с Китаем в Семиречье, размещала таможенные посты, а также открыла сеть медресе в Капале, одним словом, способствовала развитию торгового капитализма в этом регионе. С чего все началось?
— Семья Мамановых собирала детей из народа, обучала их в открытых ими же медресе, а лучших выпускников отправляла в высшие учебные заведения России. Детям, уехавшим на учебу за границу, выплачивалась стипендия в размере 300 рублей русскими деньгами в год. В школе «Мамания» учились Мухамеджан Тынышбаев, Ильяс Жансугуров, Билял Сулеев, Дуйсетай Бекежанов, Жаке Калыулы, Ональсын Жумабеков, Мухтар Арын, Кажымхан Масимов.
На нашу семью оказал большое влияние Шокан Валиханов. Когда Шокан прибыл в Семиречье с полком Черняева для перехода в Джунгарию, он остановился в ауле моих предков. Это было село Карагаш Аксуского района, аул Абдырасы. В тот раз три сына Мамана – Турысбек, Есенгул, Абдырасы – собрали 30 тысяч рублей, построили медресе, подготовили документы и отправили их в Уфу для получения разрешения. Так была открыта школа. За всеми этими событиями очень внимательно наблюдал батыр Танеке. Завещанием Шокана было открытие современной школы для местных казахов. Батыр Танеке поддержал Шокана Валиханова. Таким образом, новооткрытая школа-медресе в Капале была названа в честь нашего прародителя Мамана. Губернатор Семиречья назначил Турысбека Маманова волостным управителем. Турысбек хаджи получил от русского императора графский титул и золотую медаль, скончался в 1903 году.
В 1913 году Кудайберген Турысбекулы участвовал в торжествах по случаю 300-летия Дома Романовых, проходивших в Санкт-Петербурге. Хотя Кудайберген передал золотую медаль и графский титул Есенгулу, сегодня эти документы не попали к нам в руки. Мы сделали запрос в Москву, но их там нет. Говорят, нужно искать в царском архиве Санкт-Петербурга.
Документы нашей семьи времен царского режима были утеряны во время конфискации в 1928 году. Теперь остается надежда на дубликаты документов, которые, возможно, хранятся в царском архиве Санкт-Петербурга, но до них мы пока не добрались. У деда Есенгула было 4 жены, четвертая жена – наша бабушка Махтуха. Она – мать моей матери Халиды, моего отца, скончалась в 1958 году, я родился в 1959 году. Бабушка каждое утро пекла горячий хлеб и складывала его в специально приготовленный чемодан для каждого ребенка. Вечером она его забирала, и до самой смерти не изменяла этому обычаю. Она умерла, ожидая ежедневной дойки.
— Какая связь была у Шокана Валиханова с семьей Мамановых?
— В Капале батыр Танеке выступил против отряда Черняева. Поскольку силы были неравны, аул, потерявший людей, отступил в сторону Балхаша. При участии Шокана было написано письмо русскому императору с просьбой вернуть земли по Аксу-Капалу. На основании письма от императора Жетысуский губернатор должен был выкупить земли, где сейчас находится санаторий Капал-Арасан. Старейшины сказали, что будут осваивать землю совместно. Верный в то время еще не был построен. Местные казахи активно участвовали в строительстве жилья и дорог. В итоге в Капал-Арасане дети Мамана совместно с русскими купцами и татарскими торговцами построили две мечети, одну русскую церковь, медресе для казахских детей, татарскую женскую школу «Якоби», русскую школу. Дети Мамана оживили торговлю с Китаем, проложили караванный путь из Капала в Шауешек, а оттуда в Урумчи. Вдоль этой дороги были построены таможенные посты, которые контролировали дети Мамана. Наши предки брали кредиты в банке и вкладывали средства в бизнес.
В анкете Халиды Есенгуловны указано, что она в совершенстве владела русским, немецким, латинским языками, а из языков народов СССР – казахским, татарским, узбекским, а также мусульманскими языками.
— Как Халида Есенгуловна попала в штрафную роту на войне?
— После отбытия срока ссылки они, потеряв трех мужчин в семье, приехали в Алматы. В Капал не вернулись. Жили шитьем. Поскольку детям Есенгула не разрешили остаться в Алматы, моя мать в 1934 году поступила на фармацевтический факультет Семипалатинского педучилища. Скрывая свое происхождение из богатой семьи, вступила в комсомол. Однако в 1935 году, когда она собиралась окончить училище, руководство учебного заведения, узнав, что она внучка Мамана, отчислило ее. В то время детям семьи Мамановых было запрещено учиться в высших учебных заведениях. В целом, Комитет государственной безопасности Казахской ССР наблюдал за семьей Мамановых в течение 53 лет.
В конце концов, она приехала в Алматы и была принята на рабфак. В эти годы был открыт Алматинский медицинский институт, и в 1937 году она поступила на 1 курс. 1941 год – год окончания первых выпускников этого учебного заведения. В 1940 году в Алматы была эвакуирована Российская государственная медицинская академия, которая пополнила профессорский состав. Патофизиолог, заведующий кафедрой – Иосиф Сергеевич Глозманн, известный физиолог, заведующий кафедрой – Линна Соломоновна Штерн руководили научной работой моей матери. Выпускникам ускоренного курса Алматинского мединститута вместе с дипломом присваивалось воинское звание лейтенанта медицинской службы. Однако в 1941 году сотрудники НКВД специально пришли в учебное заведение и не присвоили Халиде Есенгуловне звание офицера медицинской службы.
Руководство академии оставило ее работать ассистентом на кафедре. В 1942 году она добровольно подала заявление на отправку на фронт и в качестве рядового бойца попала на Южный Сталинградский фронт. В ее военном билете было указано: «по специальности – врач, но как дочь врага народа, к врачебной работе не допускается». По прибытии мою мать направили в группу по захоронению погибших. Еще одной ее обязанностью было рытье окопов на передовой. Здесь командиры начали придираться к ней, даже хотели унизить и оскорбить. В это время выходил приказ Сталина о создании штрафных рот из политических заключенных. Моя мать написала письмо Сталину, в котором открыто написала о своем происхождении из богатой семьи и попросила направить ее в штрафную роту, а в случае выживания – снять обвинения, предъявленные ей и ее родственникам. Письмо матери попало к Калинину и было немедленно одобрено.
Человек, добровольно попавший в штрафную роту, должен был служить там 3 месяца. Если там он совершал что-то еще, срок наказания увеличивался. В штрафной роте было больше закоренелых преступников, чем тех, кто отбывал политическое наказание. Молодая девушка. Осужденные, видевшие все зло вокруг. Тем не менее, по сравнению с похоронной командой, штрафная рота была для моей матери более безопасной, так как у заключенных существовал неписаный закон – не трогать людей в белых халатах. Это обстоятельство спасло мою мать. Начальник лагеря отдал приказ, чтобы ни один волос не упал с головы Халиды.
Когда штрафная рота шла в атаку, вместо обычного «За Сталина!» они кричали «За Халиду!». Кто-то был политическим заключенным, кто-то – закоренелым преступником, но все единодушно стали защитниками моей матери. Позже моя мать говорила: «Я не знаю, сколько людей погибло за меня, но они для меня не меньше Бога». Когда она писала домой, она скрывала, что находится в штрафной роте.
— Удалось ли вам увидеть ее документы из штрафной роты?
— Мы делали запрос в Москву по поводу документов о направлении моей матери в штрафную роту в 1942 году, но они не были получены из-за грифа «секретно». По нашим сведениям, военные документы 1941 года были пересмотрены в 1948 году. Местный военкомат также не предоставляет военные документы полностью, ссылаясь на «секретность».
В 1943 году она была освобождена из штрафной роты и переведена в 821-й аэродромный полк 2-й Воздушной армии. Здесь ей было присвоено звание старшего лейтенанта медицинской службы. Она стала главным гинекологом пяти фронтов Великой Отечественной войны. Закончила войну в 1945 году. Кроме осколочного ранения в руку, тяжелых травм не получила.
— Ее послевоенная судьба?
— В 1946 году она вернулась в Алматы и продолжила работу в медицинском институте имени Молотова. В 1948 году подала заявление на написание научной диссертации. Однако идеологи, такие как Сужиков, Шахметов, написали жалобу на нее министру здравоохранения, и мою мать не допустили к сдаче кандидатского минимума. Научная работа была остановлена. В 1950-х годах мою мать связали с «делом врачей», касавшимся Сталина, и НКВД снова взялось за нее. Моя мать, ссылаясь на состояние здоровья, написала заявление об увольнении. Затем она уехала в Капал-Арасан и работала врачом в санатории.
В это время из Москвы профессор Глозманн написал письмо с просьбой держаться подальше от сотрудников комитета. По совету профессора она уехала во Фрунзе, устроилась на работу в медицинский институт и сдала кандидатский минимум. Таким образом, в 1953 году моя мать успешно защитила кандидатскую диссертацию в Москве. В те годы был открыт Карагандинский медицинский институт, профессорский состав которого в основном состоял из врачей, отбывавших наказание в Карлаге. Моя мать была принята на кафедру физиолога Якова Хволиса. Он – врач, отбывавший наказание в Карлаге вместе со Львом Гумилевым.
В 1957 году в Актобе был открыт медицинский институт, и новый ректор Алмагамбет Даиров пригласил ее на работу. Здесь она проработала 18 лет на кафедре патофизиологии. При ректоре Торегельды Шарманове (1968-1971 гг.) вступила в коммунистическую партию.
— Вы напрямую обвиняете А.С. Смагулова, руководившего Актюбинским мединститутом с 1971 по 1995 год, в постоянных препятствиях научной и профессорской деятельности Халиды Мамановой?
— В 1971 году ректором Актюбинского медицинского института вместо Торегельды Шарманова стал Ажмаги Смагулов. С его приходом в учебном заведении усилилось слежение за людьми, иными словами, «секретно-агентская деятельность». Смагулов был «осведомителем» КГБ, его куратором был полковник КГБ Байжигитов. Опираясь на поддержку Байжигитова, Смагулов начал преследование националистов в институте. Моя мать была человеком с характером, сдержанным, не любила лишних слов. Но если видела несправедливость, могла одним словом поставить любого на место. Причина вражды – в этом. Я помню, как моя мать, заботясь о студентах из малообеспеченных семей, шила им одежду, давала деньги в карман, и часто говорила дома: «Ко всему, кроме войны, можно привыкнуть». Когда казахским студентам мединститута запретили говорить по-казахски во время учебы, моя мать выступила против, сказав: «Казах должен здороваться по-казахски, русский – по-русски!». Смагулов ненавидел ее за национализм.
При ректоре Торегельды Шарманове в медицинском институте моя мать организовала и вывела на сцену оркестр домбристов студентов. Шарманов правильно отнесся к действиям моей матери, а последующий ректор – Смагулов – отнесся неправильно. При непосредственном участии «куратора» Смагулова, начальника Комитета государственной безопасности Актюбинской области Байжигитова, с 1972 года вновь активизировалось «дело дочери богача». Мою мать вызвали в идеологический отдел Актюбинского обкома и поставили на бюро за национализм.
— Что означает фраза «залейте свинец в корпус домбры» в этом конфликте?
— Кафедру патологической физиологии, которой руководила моя мать, закрыли, ее не допускали на научные конференции за рубежом как «неблагонадежного» человека. В 1972 году, когда мою мать обвинили в национализме и пытались исключить из партии, преподаватели института выступили против союза Смагулова-Байжигитова. Это произошло в 1972 году.
Как проходило это собрание, мне недавно рассказал Саламат Гумарулы Ахметкалиев, который недавно скончался, пригласив меня к себе домой. Саламат Гумарулы сказал на собрании: «Что плохого сделала Халида Маманова Байжигитову и Смагулову? Если вы обвиняете ее в организации оркестра домбристов, то закройте оркестр Курмангазы в Алматы. Мы дадим вам домбры, а вы сами залейте в их корпус свинец!» Преподаватели института, выступив против исключения моей матери из партии, сами оказались под огнем.
После того собрания моя мать вернулась домой совершенно бледная. Придя домой, она села, и я увидел, что ее пальцы сильно дрожат.
Тандем Байжигитова – Смагулова начал преследовать сторонников моей матери. Начальник КГБ Актобе Байжигитов подал в суд на патологоанатома Саламата Гумарулы и выселил его из квартиры, полученной в институте. Когда судебные приставы выселяли Ахметкалиева с семьей из дома, жена Гумара ага попросила разрешения забрать оставшиеся в квартире вещи. Он, будучи врачом-инфекционистом, выпил серную кислоту, оставшуюся в квартире, и скончался на месте. Собравшиеся люди не знали, что делать. Узнав о семейном скандале Саламата агая, Смагулов уехал из Актобе, а Байжигитов уехал в Москву. Хотя их не было в Актобе целый месяц, Смагулов конфисковал квартиру сирот Саламата Ахметкалиева.
Теперь человеку, совершившему такое зло, установили мемориальную доску и памятник в Актюбинском медицинском институте. Смагулов, преследовавший националистов до распада Союза, с 1992 года, наоборот, встал на защиту казахского языка, кардинально изменившись. Он не внес никаких новшеств в медицинскую науку, не лечил людей, не оказывал услуг. Достоин ли такой ограниченный человек почестей и уважения? Что он сделал для Актобе?
Моей матери не разрешили поехать на международный конгресс физиологов в Париже, и ее доклад прочитал профессор Глозманн на симпозиуме в Москве. Поступали приглашения на работу из Латинской Америки, Японии. Однако КГБ запретил моей матери выезд за границу.
— Халида Есенгуловна погибла в Болгарии в 1977 году. Как это произошло?
— В начале июня я с отрядом строителей ехал в Комсомольский район. Мы попрощались. По возвращении мать сказала, что сошьет мне костюм. Она была дома одна, через месяц собиралась по путевке поехать отдыхать в Болгарию.
Я был в отряде, вечером после работы почувствовал себя неважно, захотелось вернуться в Актобе. На следующий день комиссар строительного отряда Султан сказал мне: «Отвези молодых воспитанников отряда в Актобе на самолете, который прилетит». Сдав детей, я ехал домой, и увидел, что вокруг дома полно людей. Дверь нашей квартиры на втором этаже была открыта, приехали отец и бабушки из Алматы.
Там я узнал, что моя мать утонула в море в Болгарии. Море было рядом с гостиницей, ее тело нашли утром на берегу. При содействии Укитая Байжомартова мы доставили тело моей матери грузовым самолетом «Актобе-Москва», который делал транзитную остановку в Болгарии. В областной больнице скорой помощи мы открыли цинковый гроб с телом моей матери. Я тоже был там, тело не было похоже на тело утонувшего человека, на животе был сильный синяк. Внутренние органы отсутствовали.
Как врач, могу сказать, что тело утонувшего человека обычно раздувается и разлагается, здесь же не было ни одного из этих признаков. Похоже, ее убили и бросили на берегу моря. Мать жила в гостинице одна, в одном конце длинного коридора была незаметная дверь, ведущая к морю.
Пришли сотрудники службы безопасности и пригрозили: «Если будете что-то говорить, мы отправим вас на специальное кладбище, и вы не будете знать, где похоронены». Мы молча согласились. Я ушел в армию, нашу квартиру конфисковали по решению суда. Нам не сообщили.
Когда я вернулся из армии, дверь квартиры открыл другой человек. Расспросив, я узнал, что в нашей квартире живет сотрудник КГБ. Все наши родственники были в Алматы, когда судебные приставы пришли и забрали дом, они также забрали научные записи моей матери, рефераты, доклады с международных симпозиумов, дипломы, оставшиеся в кабинете. Мы до сих пор их не нашли.
Когда я запросил дипломы научных степеней моей матери, хранящиеся в России, на имя президента России В. Путина, я получил ответ из Высшей аттестационной комиссии Министерства образования и науки России. В нем говорилось, что диплом кандидата медицинских наук, аттестат доцента, диплом доктора медицинских наук, аттестат профессора Халиды Есенгуловны сохранились, но дубликаты не выдаются.
После смерти моей матери Ажмаги Смагулов вызвал проректора по учебной работе А. Утепбергенова и спросил, что делать с квартирой Халиды Мамановой. Утепбергенов предложил открыть там музей. Смагулов промолчал. Через месяц он лишил Утепбергенова права руководить научной работой и распустил весь научный совет. С тех пор труды моей матери перестали публиковаться, началась политика забвения ее имени.
Беседовала Баян Сарсембина