В любой стране вопрос религии является наиболее актуальным. Потерявшие свое прошлое, не до конца понимающие традиции предков, историю, религиозные убеждения, потомки обречены на заблуждение. Куда стекают дождевые воды, туда и просачиваются. Обратите внимание на следующую притчу: каждый человек не идеален, нет человека без недостатков. Если бы вся энергия тела направлялась на исправление этих недостатков, человек приблизился бы к учению о «целостном человеке». От каких основ отдалилось казахское общество в смутные времена, от каких плодородных источников оно отдалилось? Среди этих забытых канонов, несомненно, есть восточная мудрость. В связи с этим мы решили побеседовать с ученым, знатоком своего дела Торали Кыдыром.
Восточная мусульманская литература – это не только арабская и персидская, но и тюркская литература.
– Существует мнение Мухтара Ауэзова о том, что «Восток у Абая преобладает над Западом». Не могли бы вы подробнее рассказать об этом мнении.
– Восток – один из основных источников, которым питался Абай. Это понятно. Герои арабских «Тысячи и одной ночи» и персидской «Шахнаме» «бродили» по казахским степям в виде легенд, сказок, историй, дастанов. Понятие «совершенного человека», о котором писали арабские и персидские поэты, также широко преподавалось в медресе, основанных на просторах Великой степи. Поэтому вы не можете рассматривать развитие казахского словесного искусства отдельно от восточной мусульманской литературы. Корни литературных связей уходят глубоко. Даже не упоминая древние ирано-туранские отношения, наша письменная литература времен правления Караханидов, появившаяся на исторической арене после ислама, развивалась параллельно с арабской и персидской литературой. Мусульманами воспевались основы веры и принципы совершенства. А одни лишь литературные связи во времена Золотой Орды, 750-летие которой мы отмечаем в этом году, чего-то стоят. Традиция «назира» (подражания), начавшаяся с тех времен, способствовала развитию литературных связей. Известно, что этот процесс продолжался до начала 20 века. Во времена Абая эти традиции не прерывались. Известно, что Абай получил первое образование в медресе. В те времена в медресе преподавался тюркский литературный язык, который мы сегодня называем чагатайским. А человек, знавший тюркский литературный язык, имел прямой доступ к таинственной поэзии Востока. Поэтому в юности поэт, призывая вдохновение, назвал имена семи восточных поэтов:
Физули, Шамси, Сейхали,
Навои, Саади, Фирдоуси,
Ходжа Хафиз – бу һәммәси
Мәдәт бер я шағири фәрияд, –
Позже он также пробовал писать, следуя алфавитной традиции восточной мусульманской литературы:
Әлифдек ай йүзіңе ғибрат еттим,
Би, бәләи дәртіңа нисбәт еттим.
Ти, тілімнән шығарып түрлі әбиат,
Си, сәнаи мәдхия хүрмәт еттим, –
Это ничем не уступает классической тюркской поэзии. Если присмотреться, то написанные Абаем строки «Йузи – раушан», «Әлифдек» – это полная рифма и редиф, законченная поэзия. Он испытал свои силы. Кто знает, занял бы он место в поэзии, если бы продолжал писать на тюркском литературном языке? Но Абай поступил иначе. Он закрыл дверь тюркского литературного языка, который использовался тысячу лет, своими тремя стихотворениями и шагнул в новую эпоху. Хотя он поставил точку в литературном языке классических поэтов, таких как Махмуд Кашгари, Юсуф Баласагуни, Ахмет Ясави, Рабгузи, Навои, Машраб, он вновь развил на современном казахском языке основы веры и принципы совершенства, воспеваемые ими.
Если рассматривать Восток в рамках понятия исламской цивилизации, то мы видим, что Абай взял за основу своих произведений основы ислама, веры и ихсана, широко воспеваемые в этой цивилизации. Основные мысли в его стихах, поэмах и прозе уходят корнями в те источники, которыми он изначально питался.
Абай также хорошо знал западную литературу. Как писал восточный поэт Мауляна Руми: «Как бы человек ни отдалялся от своей сути, однажды он вернется к своему благородному происхождению», так и Абай не сильно отдалился от близкой ему восточной мусульманской литературы. Восточная мусульманская литература – это не только арабская и персидская, но и тюркская литература. Поэтому М. Ауэзов сказал: «Восток у Абая преобладает над Западом». Насколько мы узнали Восток Абая, о котором говорил художник-ученый? В этом, кажется, и заключается проблема.
Походы Чингисхана приблизили центр исламской цивилизации к тюркским степям.
– Почему исламский мир, бывший очагом цивилизации в IX-XV веках, сегодня отстает в науке? Почему он кажется в тени Европы?
– Вы правы, исламский мир, некогда бывший центром науки и образования, последние триста лет отстает от движения цивилизации. Какими мы были когда-то? В каком состоянии находимся сегодня? Эти вопросы всегда волновали просвещенных людей. Для этого, кажется, стоит немного вернуться в историю. После смерти пророка Мухаммеда власть перешла к сподвижникам, таким как Хазрет Абу Бакр, Омар, Осман, Али, которые правили халифатом. Их правление длилось сорок лет. Затем власть перешла к династии Омейядов. Центром был Шам, то есть сегодняшняя Сирия. Там развивались наука и образование. Достаточно сказать, что наш предок аль-Фараби, 1150-летие которого отмечается в этом году, отправился в Шам в поисках знаний и там нашел свой последний приют. Историки пишут, что династия Омейядов проводила националистическую политику. В это время, помимо арабов, ислам приняли и неарабские народы. Поэтому династия, поддавшаяся национализму, правила всего около 150 лет. После них на исторической арене появились Аббасиды, сделавшие своим центром город Багдад. Именно тогда исламский мир пережил свой Золотой век. Были открыты пути к науке и образованию. Те, кто стремился к знаниям, стекались в этот центр. Ценность человека, взявшего в руки перо, возросла. Понятие исламской цивилизации, в основном, применяется к тому периоду. Однако известно, что Хулагу привел к падению этой династии. Затем в Малой Азии была основана Османская империя. Но поскольку династия Османов не была потомками халифов, они объявили себя султанатом. Этот султанат, выполнявший роль халифата, просуществовал до начала 20 века. А во времена правления династий Омейядов и Аббасидов, о которых мы говорили, уделялось большое внимание науке и образованию, и в крупных городах жили ученые, заложившие основы сегодняшних наук. В то время как в Средние века на Западе было лишь несколько ученых, в исламском мире появилось созвездие ученых. На ваш вопрос: «Почему край, некогда бывший домом мудрецов, сегодня отстает в науке?» ученые отвечают так: «Средневековые крестовые походы, монгольские нашествия и распространение батинистских учений», столкновение средневековых культур привело к крестовым походам. Эти походы были не только за святую землю, но и, в определенной степени, за перенос мусульманских достижений на Запад». По сути, это было присвоение, кража. К сожалению, современный крестовый поход продолжается. Он лишь изменил свою форму. Конечно, это другая тема. Известно из истории, что монгольское нашествие привело к падению Багдадского халифата. Многие города и поселения были разрушены. Но, несмотря на то, что походы Чингисхана привели к падению Аббасидского халифата, они приблизили центр исламской цивилизации к тюркским степям. Поэтому при обсуждении монгольских нашествий следует уделять этому аспекту пристальное внимание. Центр цивилизации сместился в Хорасан, затем в Мавераннахр. Балх, Герат, Самарканд, Бухара стали центрами науки и образования во времена династии Тимуридов. Известно, что в XIII веке на основе улуса Джучи было образовано государство Золотая Орда, ставшее огромной империей. Третье – это распространение батинистских учений, преобладание мнений «Бог даст», «Что суждено, то и будет», что привело к меньшему вниманию к научным исследованиям. В целом, жизнь в рамках пустых догм, следование жестким правилам также препятствует развитию науки и образования. Было бы ошибкой рассматривать все батинистские учения однобоко. Учения, основанные на истинной правде, пропагандировали науку и образование, а заблуждающиеся учения тормозили развитие общества. Говорят, что именно такие причины привели к застою процветающей в Средние века исламской цивилизации. Но это тоже не главная причина. Помимо этого, можно назвать множество других проблем, таких как борьба за власть внутри одной династии, пренебрежение светскими знаниями, невозможность выйти из-под влияния пустых догм.
В целом, когда мы говорим об исламской цивилизации, нам представляются только арабы. На самом деле, 70 процентов ее создателей были неарабами, то есть персами и тюрками. Ученые из Хорасана, Мавераннахра, Дешт-и-Кыпчака посвятили всю свою жизнь науке и образованию. Аль-Фараби, аль-Хорезми, Улугбеки вышли из этого края. Но последующие поколения не смогли продолжить их учение.
Вопрос «Какими мы были когда-то? Почему мы оказались в таком положении сегодня?» волновал все мусульманские народы в XIX-XX веках. Так начался «век пробуждения». В этот «век пробуждения» произошли споры между кадимистами и джадидистами, а затем и подъем тюркистов, появление националистов, заботящихся о своем народе. Начали мыслить на национальном уровне, а не как раньше, в рамках «уммы». Конечно, это другая тема. Сегодня нас должен волновать только один вопрос. Прошел почти век с тех пор, как мы провозгласили: «Пробудись, казах!», насколько мы пробудились? Пробуждение – это встряска сознания, стремление к науке и образованию, стремление не отставать от движения цивилизации.
Сегодня мусульманская умма все еще ищет себя между исламским «совершенным человеком» и христианским «целостным человеком».
– Что сближает и что отдаляет Восток и Запад?
– Культура сближает и отдаляет Восток и Запад. А основой культуры является религия. Известно, что в основе западной культуры лежит христианство, а восточная мусульманская культура основана на исламе. Если старшее поколение выросло, читая труд Н. Конрада «Восток и Запад», то наши современники запоем читали книги Тойнби, Шпенглера, Хантингтона. Из этих трудов вы находите ответы на этот вопрос. На мой взгляд, различие кроется в восприятии. Например, у Абая есть понятие «целостный человек». Это «Инсан-е камил», то есть «совершенный человек» в восточной мусульманской литературе. На Западе также существует понятие «целостный человек». Различие начинается здесь. Совершенный человек в исламском понимании – это духовно богатый человек, то есть человек, прошедший определенные ступени, не поддающийся мирским соблазнам, достигший степени совершенства духа. Целостный человек, пропагандируемый Западом, прежде всего, должен быть полностью обеспечен материально. В мусульманском понимании, неважно, едете ли вы из точки «а» в точку «б» на коне или на осле, главное – достичь цели. В совершенстве, основанном на материальных ценностях, важно, на каком транспорте вы едете. Различие и сходство начинаются здесь. Ответ на ваш вопрос: «Почему исламские страны отстают от Европы?» следует искать здесь. Потому что мусульманское понятие «совершенного человека» в последние три века трактовалось однобоко. Полностью отказавшись от светских знаний, они пошли на поводу у пустых догм. В обществе, где на первый план вышли материальные ценности, вашим внешним богатством, а не внутренним миром, поэтому соблазны этого мира стоят на первом месте. Именно в этом заключалось основное разногласие джадидистов, читавших Запад, в «век пробуждения» с кадимистами. Поэтому сегодня мусульманская умма все еще ищет себя между исламским «совершенным человеком» и христианским «целостным человеком». Обе стороны не очень-то удовлетворяются. Если объединить два мировоззрения, мусульманские страны превратятся из потребителей в производителей.
«Читай», – говорит Коран. А Руми говорит: «Слушай».
– Известно, что книга Мауляны Руми «Маснави» начинается со слов «Слушай флейту». Какова символическая тайна понятия «флейта»?
– Прежде чем ответить на ваш вопрос, я хотел бы рассказать об одном случае. Когда мы приехали в Тегеранский университет для совершенствования языка, профессор Сетуде вошел в аудиторию и сказал: «Я знаю, что вы спешите, поэтому, чтобы не отнимать много времени, мы проанализируем только первое двустишие «Маснави» Мауляны, а затем вы свободны». Одно двустишие – это две строки. Мы думали, что освободимся через десять-пятнадцать минут в лучшем случае. Как бы не так! Он объяснял два часа. «Слушай, что говорит флейта, она расскажет тебе о тоске по одиночеству». Началась лекция. Мир духов, полный суфийских понятий, малый мир, большой мир… Честно говоря, после лекций профессора мы подумали: «Вот бы у нас был такой учитель, который анализировал и объяснял произведения наших поэтов». Постараюсь кратко ответить на ваш вопрос в рамках этой лекции. Почему Мауляна говорит «слушай»? Почему не говорит «читай»? Потому что «читай» – говорит Коран. А Руми говорит «слушай». То есть, мы прочитали, теперь вы слушайте. Это категория говорящего и слушающего. В целом, первые строки некоторых средневековых произведений начинаются со слова «слушай». Человек, присутствующий на беседе ученого, должен его слушать. Поэтому он говорит: «Слушай, что говорит флейта, она расскажет тебе о тоске по одиночеству». Что такое флейта? Это инструмент, сделанный из тростника, и с того дня, как отрезали стебель тростника, начинается одиночество флейты. Мауляна намекает на это. Вся ее тоска проходит в стремлении вернуться к своему первоначальному месту. А что за этим стоит? Эта флейта – на самом деле, дух человека. Место, где растет тростник, – это мир духов. Человек, будучи отделенным от своего корня, стремится вернуться в свое первоначальное состояние, место обитания. Место, где растет тростник, – это большой мир. А тростник – это малый мир. А малый мир всегда стремится к большому миру. Некоторые ученые говорят, что большой мир – это сам Творец. То есть, совершенный дух всегда стремится к своему первоначальному миру. В свирели кроется это стремление, любовь. Итог шести дастанов Руми, составляющих «Маснави», сводится к этой тоске по одиночеству. Поэтому тот, кто не вник в тайну флейты, совершенно не поймет историй и дастанов, встречающихся в «Маснави».
Восточная мусульманская литература подобна бездонному морю. Среди иранистов существует мнение, что «без знания арабского языка невозможно проникнуть в средневековую персидскую литературу». Действительно, так оно и есть. Потому что шестьдесят процентов словарного запаса Хафиза составляют арабские слова. Саади меньше всего использовал арабские слова, поэтому его называют «народным поэтом». Даже он использовал много арабских слов. Даже если «Шахнаме» написана в националистическом духе, четыре процента языка Фирдоуси состоят из арабских слов. Для понимания классической поэзии недостаточно знать только арабский язык. Без знания суфизма невозможно понять восточную мусульманскую литературу. Об этом говорил известный иранист Э. Бертельс. На самом деле, не погрузившись в таинственный мир суфизма, вы никогда не поймете флейту Мауляны, тоску Хафиза, вино Омара Хайяма, возлюбленную Саади. Потому что здесь есть тайны метафоры и истины. Это два мира. Один влечет к мирской любви, другой – к истинной любви. В этом и заключается особенность восточной мусульманской поэзии, хранящей свои тайны внутри.
– Удовлетворены ли вы переводами восточных поэтов на казахский язык? Близки ли они к оригиналу?
– Перевод играет важную роль в понимании произведений на другом языке. Но перевод все равно не достигает оригинала. Не говоря уже о переводе с другого языка, даже простая транскрипция произведения с одного алфавита на другой приводит к потере значения произведения, и некоторые литературные жанры даже умирают. В этом и заключается сила художественного произведения. Например, существует жанр «муамма», широко использовавшийся в Средние века. Вся его прелесть – в арабской графике. Жанр в арабском алфавите, но при переносе на другую графику он теряет свои жанровые особенности. Этот жанр часто использовал Шади Жангирулы. Или стихотворение Абая «Әлифдек ай йүзіңә ғибрәт еттім» читается в арабской графике, но не читается в других графиках. Существует несколько жанров и литературных приемов, присущих только арабской графике. Но если вы напишете их кириллицей или латиницей, их значение исчезнет, а смысл потеряется. Конечно, не все знают язык, на котором было создано произведение. Поэтому обращаются к переводу. История перевода шедевров восточной мусульманской литературы на тюркский литературный язык началась во времена правления Караханидов. Наиболее ярким периодом перевода был период Золотой Орды. Персидский поэт Саади в XIV веке перевел свой «Гулистан» под названием «Тюркский Гулистан» Сайфом Сараи. Произведение Фарид ад-Дина Аттара в том же веке передал Хусам Катип под названием «Джумджума». Произведение Низами перевел Кутб, а «Шахнаме» Фирдоуси в XV веке заговорил на тюркском литературном языке Шарифи. Качество этих переводов хорошее. Потому что литературное пространство было единым, существовала духовная целостность. Поэтому, будь то суфийские или эпические сказания, они не сильно отклонялись от оригинала. Тюркский литературный язык, широко использовавшийся в Средние века, постепенно начал выходить из употребления в начале XX века. Сменился алфавит. Более того, установилось безбожное общество. После этого произведения, написанные на арабском и персидском языках, не говоря уже о них, стали непонятны нам даже произведения, написанные нашими предками в Средние века. Таким образом, у нас осталась только одна дверь. Это познание мира только через русский язык. Хотя русские ученые и обращались к восточной мусульманской литературе, они не смогли глубоко проникнуть в суть понятий исламского мировоззрения. А восемьдесят процентов персидской литературы – это поэзия, и столько же процентов этой поэзии – суфийские произведения. Суфийская литература имеет свои термины и выражения. Даже мусульманский переводчик, не говоря уже о переводчике другой веры, не сможет правильно перевести, если не знает суфийских понятий. Например, в суфизме есть понятие «ренд». Харезми в «Махаббатнаме» использовал это понятие, говоря «я ренд». В шариате «ренд» применяется к человеку, который, зная, что невыполнение религиозных обрядов является грехом, не совершает поклонения, но в суфийском понимании оно имеет совершенно другое значение. «Ренд» в суфийской литературе – это отказ от мирских соблазнов и переход к аскетическому образу жизни. Если перед муллой «ренд» предстает как грешник, то перед суфием – как истинный верующий. Я хочу сказать, что суфийские понятия могут не понять не только представители другой веры, но и даже благочестивый мусульманин, хорошо знающий столпы ислама. В начале 20 века язык изменился, алфавит изменился, безбожное общество изменилось, как мы говорили. Поэтому наши переводчики опирались на переводы на русский язык. Не все русские переводы были сделаны с оригинала. Например, Омар Хайям сначала был переведен на английский, а затем переведен русскими. Наш покойный учитель Утеген Кумисбаев сказал на своей первой лекции после трехмесячного пребывания в Иране для совершенствования языка: «Омар Хайям у нас и Омар Хайям у них – это два разных человека». Омар Хайям у нас – пьяница, Хафиз – бабник, Мауляна – голубой. Хотя Омар Хайям, Хафиз, Саади хорошо переведены на казахский язык, в них нет духовности. Читающий человек «не взлетает как муха». То есть, художественность высока, но глубокого смысла нет. Благодаря прямому обращению к оригиналу, Турмагамбет Изтилеуов успешно перевел «Шахнаме», а Шакарим Кудайбердиулы – газели Хафиза.
– Интересно, что Шакарим перевел «вино» как «кымыз».
– Да, Шакарим старался максимально приблизиться к оригиналу. В то время в казахском обществе вместо вина чаще употреблялся кымыз. Поэтому он передал это через кымыз. Это следует рассматривать как собственные поиски Шакарима. В целом, «вино» – это арабское слово, а его эквивалент «мей» – персидское слово. Изначально использовавшееся арабское слово «вино» было заменено персидским поэтом на «мей». И эти два термина часто использовались не только в персидской, но и в средневековой тюркской литературе. Если сегодня в казахской литературе возрождаются суфийские произведения, то почему бы не передать их как «кымыз»?
Ислам – религия цивилизации.
– Как вы относитесь к мнению, что «ислам был введен в тюркский мир силой меча»?
– Есть завоевание, а есть открытие дверей народа. В средневековых мусульманских хрониках и летописях походы распространителей ислама называются «фатх», то есть «открытие». Особенно так говорится в сирах, описывающих благородную жизнь пророка. Можно сказать, что памятники, написанные от аль-Фараби до Абая, в основном, написаны в этом духе. Понятия и представления, такие как «ислам распространялся силой меча», стали часто появляться в последние века. Изначальная цель религии заключалась в пропаганде мира и спокойствия. Однако мы не можем сказать, что все кочевые арабские бедуины сразу же приняли веру сердцем. Даже когда мусульмане впервые совершили хиджру из Мекки в Медину, пророк сказал, что это переселение связано с намерением. Одно – ради веры, другое – ради мира. Кто из прибывших для распространения религии в Мавераннахр, а затем в Дешт-и-Кыпчак с начала VIII века, с каким намерением прибыл, знает только Аллах. Одни пришли, неся завет пророка, другие, возможно, пришли ради собственной выгоды. А цель распространения религии – дать народу этой страны право выбора. Если бы целью было заставить всех принять веру силой меча, то христиане в Ливане, Сирии, Египте и других арабских странах, даже зороастрийцы в иранском городе Йезд, давно бы приняли ислам. Но они остались верны своим убеждениям до сегодняшнего дня. В зависимости от того, с каким намерением, с каким умыслом вы пишете историю, вы можете использовать нужные вам данные. Одни – это средневековые мусульманские хроники, другие – данные западных историков, написанные с европоцентричной точки зрения. Право выбора – за каждым. Однако, было бы правильно писать нашу историю, учитывая наши национальные ценности. Известно, что судьба Дешт-и-Кыпчака была решена в битве при Атлахе. После этого ислам глубоко укоренился в этом крае на тысячу лет. Он стал неотъемлемой частью нашей культуры. В целом, когда мы говорим «исламская цивилизация», мы понимаем, что речь идет только об арабской культуре. Это ошибочное мнение. Именно неарабы, то есть персы и тюрки, довели ислам до уровня цивилизации. Хотя пророк был арабом, развитие религии как науки, образования, культуры и цивилизации является плодом прямого труда персов и тюрков. Посмотрите на исторические достижения тюрков, принявших ислам, и на прошлое тюрков, которым не было суждено стать мусульманами. К сожалению, в эпоху глобализации некоторые тюркские народы находятся на грани исчезновения как нации. В целом, у нас сложилось мнение, что до прихода ислама все тюрки исповедовали одну религию, одну веру. Религиозные памятники, написанные на тюркском языке в Средние века, такие как буддийские «Золотой свет», «Майтри симит ном битиг», «Служение жрецов», проповедующее неоассирийское течение христианства, «Хуастуанифт», проповедующее манихейство, «Кодекс куманикум», написанный в русле католического направления христианства. Вот, как видите, до прихода ислама в тюркских степях можно увидеть следы буддизма, христианства и манихейства. Мне приходит мысль, что наша исконная религия предков не смогла конкурировать с религиями, имеющими пророка и священную книгу. Не следует забывать, что ислам, придя, послужил объединяющим фактором для тюрков Центральной Азии. Ислам – религия цивилизации. Конечно, как мы уже говорили, среди арабов, пришедших для распространения религии, были те, кто хотел принести арабскую культуру, и те, кто действовал ради выгоды. Но правильнее остановиться на том, что «сияние ислама пришло к нам силой истины». Если бы тюрки не приняли религию с любовью, то после падения Арабского халифата мы бы вернулись к своим прежним религиям. То есть, я хочу сказать, что ислам пришелся нам по душе, удовлетворил нашу духовную сущность.
Нава́и́ первым выступил против арабского и персидского языков.
– Алишер Навои – один из первых поэтов, возвысивших статус тюркского языка. Почему наследие Навои не переводится на казахский язык в большом объеме?
– По моему разумению, в тюркском мире нет поэта, равного Навои. Навои оставил после себя много произведений. Поскольку он посвятил свою жизнь творчеству, он не женился. Он отказался от власти. В начале 90-х годов, когда советская идеология рухнула, и тюркские страны обрели свою независимость, тюркисты вели жаркие споры о том, «какое направление выбрать?». Одно – тюркизм, основанный на тенгрианстве, другое – тюркизм в исламе. Именно Навои заложил основу тюркизма в исламе. Навои первым выступил против арабского и персидского языков. В своем труде «Мнение о двух языках» он писал: «Образованные люди этого времени склонны говорить на арабском и персидском ради моды, но они не знают и не хотят знать, сколько сокровищ скрыто в тюркском языке». Если вы замените арабское – русским, а персидское – английским, вы ясно увидите корень нашей сегодняшней языковой проблемы. Навои – литературовед, историк, языковед, поэт. Его труды составляют 20 томов. Среди переводов стихов Навои на казахский язык стоит особо отметить «Крепость Искандера», переведенную нашим старшим братом Несипбеком Айтулы. Перевод получился удачным. Я также видел переводы некоторых его стихов. Но Навои в целом не может «говорить» на казахском языке. Почему? Потому что язык Навои тяжелый. Он тяжелый, потому что написан на средневековом тюркском литературном языке. Мало и специалистов, которые могут перевести его с оригинала. Навои – поэт не только узбекский, но и всего тюркского мира. Поэт, оплакивавший беды тюркских народов, покоится в городе Герат, Афганистан. Четыре-пять лет назад мне представилась возможность посетить его и совершить зиярат. Как было сказано выше, для перевода Навои необходимо хорошо знать суфизм, средневековый тюркский язык и литературную атмосферу того времени. Только человек, хорошо знающий это, сможет полностью раскрыть Навои.
– Вам нравится Кафка?
– Восток всегда был мне близок. Не Гете, Байрон, Гейне, а те, кого они почитали – Саади, Хафиз, Аттар, а из тюркских поэтов – наследие Навои, Ясави, Бакыргани приносят мне больше удовольствия. Конечно, я читал и Кафку, и других. Но я не нашел того, что искал. Я не говорю, что западной литературы нет, литература на Западе есть, но то, что я читаю и слушаю перед сном – это восточные произведения. Поэтому я хочу вариться в этом мире. Если вы сможете увидеть духовность в восточных мусульманских литературных памятниках, многое покажется вам ничтожным.
– Какую работу вы проводите?
– Мы говорим, что идеологии нет. Похоже, этот год подходит для этого. В этом году мы широко отмечаем 1150-летие аль-Фараби, 750-летие Золотой Орды, 175-летие Абая. Абай – это то, что объединяет казахскую нацию, аль-Фараби – это то, что объясняет нашу принадлежность к исламской цивилизации, Золотая Орда – это свидетельство глубоких корней нашей государственности, того, что мы когда-то создали империю. Под руководством директора нашего института Кенжехана Матыжанова мы стараемся внести свой вклад в эти знаменательные праздники. С прошлого года в рамках статей Елбасы «Рухани жаңғыру», «Семь граней Великой степи» мы готовим пятитомную антологию истории казахской литературы. Первый том под названием «Литературные памятники доисламского периода» мы представили читателям в прошлом году. Если будет на то воля Аллаха, в этом году мы планируем собрать литературные памятники времен Караханидов и Золотой Орды. Также у нас есть мысль внести свой вклад в подготовку академического издания Абая и представить его читателям. Если Аллах даст, оно выйдет в свет в этом году.
– Спасибо за беседу!
Беседовал Батырхан Сарсенхан,
Газета «Қазақ әдебиеті»