Когда я окончил Казахский государственный университет (КазГУ), меня приняли на работу в управление по охране государственной тайны в печати при Совете Министров Казахской ССР. Пол года мы проходили специальное обучение, приняли присягу, и только потом приступили к работе.
Моя должность – редактор отдела. Работа была непростой, очень сложной. Необходимо было не допустить утечки в печать секретов более чем семидесяти министерств и государственных комитетов тогдашнего Советского Союза. Это требовало огромной ответственности. Все республиканские газеты и журналы, а также другие печатные издания того времени проходили специальную проверку в этом управлении, и только после этого выходили в свет. Мы ежедневно тщательно проверяли газеты и ставили подпись «В свет». Запомнить секреты всех вышеупомянутых министерств и государственных комитетов было непросто. Для этого требовалась крепкая память и закаленное здоровье. Мы, два молодых человека, только что окончившие журналистику, прошли строгую проверку в специальных органах и были приняты на эту работу. Один – я, второй – мой однокурсник по имени Еркинбек, который учился со мной, но в русской группе.
Кстати, о работе: мои родственники и только что женившаяся жена не знали, где я работаю. Также мне было запрещено кому-либо, кроме себя, говорить, в каком именно квадрате города Алматы находится мое учреждение. Таковы были требования.
Наши подписанные газеты на следующее утро снова подвергались тщательному анализу и проверке. Порядок был очень строгим. За любую случайную утечку в печать документа, считавшегося секретным, с пометкой «Секретно» или «Совершенно секретно», предусматривалось наказание, о котором страшно было даже говорить. Нам неоднократно напоминали о том, как был наказан сотрудник подобного учреждения в России, допустивший утечку информации об открытии секретного завода. Иногда я думал: «Зачем я сюда попал?». Но раз мое здоровье позволяло, и после проверки моих данных мне сказали: «Ты будешь принят», – какой смысл сопротивляться? Каждое утро, собираясь на работу, я испытывал страх. «Не упустил ли я секрет одного из более чем семидесяти министерств?» Так прошло около двух лет. Тем не менее, я накопил некоторый опыт. И вот наступил декабрь 1986 года. Однажды Еркинбек прибежал ко мне. Он сидел в соседнем кабинете.
«Бейсеке, говорят, первым секретарем Казахстана станет русский орекең (русский) из Центрального Комитета», – сказал он. Я знал, что идет Пленум. Однако я действительно не ожидал, что представителя русской национальности назначат первым секретарем. Мы оба растерялись и не знали, что делать. Через некоторое время из КазТАГ пришли материалы Пленума. Первым секретарем Центрального Комитета Казахстана был назначен Колбин Геннадий Васильевич.
На следующее утро в управлении нас, сотрудников, срочно собрали на совещание. Наш начальник был тогда известным человеком. В управлении собрались все казахи и русские.
«На Центральной площади собирается молодежь. Говорят, они выражают протест против решения Москвы. Никто не должен покидать свое рабочее место», – сказал он. «Не отвлекайтесь по сторонам и не допустите ошибок! Вы находитесь под строгим контролем!» – добавил он.
После совещания нас доставили на работу на служебном транспорте. Я думал про себя: «Половина из девятнадцати областей управляется казахами, неужели никто из них не годится на должность первого секретаря?!» (В то время в стране было девятнадцать областей). Работа иногда затягивалась до поздней ночи. Я уже собирался уходить, подписав газеты и закрыв кабинет, как ко мне подошел Еркинбек из соседней комнаты.
«А что, если заглянем на площадь?» – предложил он. Я видел, что он был взволнован и обеспокоен. «Если нас поймают, будет худо», – с сомнением сказал я. В общем, мы не сели в служебную машину, которая должна была отвезти нас домой, а пошли пешком. Поднявшись по улице Фурманова (ныне проспект Н. Назарбаева), пройдя некоторое расстояние (по дороге машины были остановлены), мы приблизились к площади. Вокруг Центра