Учителю Таласбеку Асемкулову, духу его
…Не могла различить, занимается ли рассвет или же клонится закат. Одно было понятно – сгущалась тьма, но это было то время, когда власть еще не была полностью захвачена, время сумерек. Второе, что поняла – будто жива.
…Вспомнилось какое-то старое время. В городе, улицы которого были загромождены всяким хламом, стоял низкий дом, полный старых книг. Может быть, это был сон… Он, в изношенной, рваной шубе, исхудавший, смотрел вдаль, заглядывая в окно. Через крошечное, как ладошка, окошко едва виднелся тусклый мир внутри. Казалось, там кто-то двигался в темноте. Может быть, даже не один человек, а несколько. Ребенок зевал, надвигаясь вплотную. Ему хотелось стать одним из них. Ему тоже хотелось свободно войти в Дом Книг, а затем, прижимая под мышкой толстую, истрепанную до дыр книгу, выйти за город и по старой тропе, задумчиво перебирая шаги, уйти вдаль. Это была его самая большая мечта. Самая большая мечта, которая обжигала детское сердце, как огонь.
…Он поднялся с места. Голова кружилась. Будто кто-то ударил по голове. Или будто кровь прилила, и одна-две вены лопнули. От этого казалось, что голова наполнилась сгустками крови. Он не мог прийти в себя, пребывая в забытьи. Устроившись поудобнее, он прижал голову руками и начал медленно массировать виски. Постепенно сгущавшиеся вокруг тени начали проясняться, обретать очертания. Вернулась способность чувствовать запахи. Аромат молодой травы, полувлажной чистой земли начал распространяться по всему телу. Он почувствовал невероятный прилив сил. Он сидел на опушке горного леса. Понял, что испытывает жажду.
…Он много раз испытывал жажду. Это было ему так знакомо. Обычное состояние. Подобно большой рыбе, выброшенной на берег разъяренной, бушующей, не пропускающей волной с моря, у него пересохло в горле, глаза закатились, и он много раз ловил ртом воздух. Этот воздух – чужой для него, вредный, плохой воздух, который обжигал легкие, как огонь. Не как в воде. Такой воздух мог его убить. Сколько раз он так пересыхал. Сколько раз… Поэтому сейчас он был спокоен. Терпелив.
…Может быть, я рыба, подумал он. Не понимая людей, не вливаясь в мир людей, вот, снова убежал. Бежать он умел. Бегство было в его памяти.
Может быть, я трус, подумал он… Не мог понять. Иначе зачем бы он бежал? Обычно люди не бегут. Они хватаются, цепляются нежными, безжиз