В кочевом обществе человека с особым бытием, уникальным рождением, обособленной жизнью, чистой душой и воспитанной семьей называют «каракок». Я отношу Мухтара Магауина к числу таких каракоков. Потому что, сколько себя помнит, он рос один в степи, свободный и избалованный. До тридцати лет не выходил из-под опеки деда и бабушки. Никто не смел ему перечить издалека или вблизи. С самого детства он впитывал степные эпосы, сам прочитал «Путь Абая» в четвертом классе и дал послушать его всем односельчанам, от мала до велика. Прочитанное он усвоил.
Турсын ЖУРТБАЙ, писатель
Его память была поразительной. Уверен, что и сейчас он наизусть декламирует все эпосы и размышления жырау. В учебе, а затем и в науке ему не было равных. Его безупречная репутация оставалась незапятнанной. Его называли самым изысканным и благородным. Возможно, он и сам был таким. Но наша Бахыт апай, словно обернув всю его сущность в свои длинные волосы, одарила его счастьем. Мало кто так долго наслаждался счастьем жены и детей, как Магауин. Он выбирал лучших друзей. Если он сам не отдалялся от них, то и они не проявляли к нему отчуждения. В науке – Бейсенбай Кенжебаев, в истории литературы путь жырау – проложил Габит Мусрепов. Все это он использовал для одной цели – писательской. Даже свой исторический труд о жырау, чьи имена стали легендами, он считал путем к писательству и к тому, чтобы стать известным писателем. Он достиг цели. Были те, кто его предал, и какие же предательства! Но он не сломался. Он открыто высказывал свое мнение, не оставляя места для двусмысленности. Он делал то, что хотел, и добивался своего. Вот почему я называю Мухтара Магауина каракоком.
Глядя на это, нельзя сказать, что писатель Мухтар Муканович Магауин был «любимцем судьбы», потому что он провел свою свободу – эту жизнь, не уступающую избалованности, – постоянно на острие, как говорил Абай, «на лезвии острого». Он не просто ступал по «лезвию острого», он, разжигая свою сущность, оттачивая свою силу, используя свою мощь, прорезал поле битвы, словно сверкающий меч, извергающий огонь. Конечно, он не был самоотверженным человеком, который ежедневно атаковал и подвергался атакам, чья сила иссякла, чье лицо было изранено, а ножны потускнели. Его стремительный характер не позволял ему этого. Он был обладателем острого ума и смелого решения, непоколебимой уверенности, который ждал момента и возможности на поле битвы, и в нужный час выхватывал меч из ножен и бросался в атаку с безрассудной отвагой. Он с такой ревностью защищал накопленные им за долгую жизнь, искусство и науку жизненные силы, жизненные соки, и когда интуиция, желание сердца, суть правды сплетались в нервах, он бросался вперед, как лев… и большая часть этого броска заканчивалась его победой. Что заставляло его идти на такой рискованный риск, так это сила и мощь, на которые с трепетом смотрели и враги, и друзья, и которую он