Для Казахстана сейчас как никогда важно понимать, какие сценарии религиозного экстремизма могут быть реальны. Экстремизм — это любое преступление, совершенное на почве политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной розни или вражды, либо ненависти или вражды по отношению к любой социальной группе.
В Казахстане принимаются меры по систематизации работы в этой сфере на государственном уровне. Правительство в конце марта 2018 года утвердило новую государственную программу по противодействию религиозному экстремизму и терроризму на 2018-2022 годы. Ее цели и задачи основаны на Концепции государственной политики в религиозной сфере до 2020 года, которая характеризует проблемное поле развития деятельности различных административных структур, а также указывает на направления взаимодействия людей разных позиций. Основная установка документов — профилактика использования религии в деструктивных целях.
В данном случае из 3 возможных вариантов можно выделить наиболее реальный сценарий:
1. «Чеченский» начала 90-х, с введением шариата как основной нормы, регулирующей общественные процессы. Этот сценарий маловероятен для Казахстана, так как ему противостоят казахский национализм и невозможность большинства правящих элит страны потерять власть.
2. Египетский, с приходом к власти «Братьев-мусульман» и их лидера Мурси через законные выбор. Этот сценарий требует явного доминирования одной из исламских структур над другими, что в условиях Казахстана маловероятно.
3. Турецкий, «эрдогановский», с мягкой исламизацией. Сценарий, который, прежде всего, в условиях Казахстана, может быть реализован светским лидером, сохраняющим принципы исламизации корпуса законов и образа жизни, особенно в родственных и соседних сообществах. Этот путь вполне возможен, учитывая реальную структуру исламских организаций в стране.
На высшем уровне находятся состоятельные семьи исламских предпринимателей. Каждая из них еще представляет собой закрытую ячейку, имеющую своего хозяина и родственников, клиентов и домашних работников. Между ними еще нет координации, а также они не признают доминирования SAMC.
На втором уровне расположены структуры обучения и пропаганды. На нижнем уровне находятся многочисленные джамааты в сельской местности. Там образ жизни уже исламизирован, а шариат — повседневная норма, регулирующая жизнь. Таким образом, иерархии среди казахских исламских структур нет, поэтому вполне возможен только 3-й вариант сценария размещения. Это не главный сценарий для страны. Но при реальном управлении нужно видеть и учитывать различные возможности ситуации. Этот вариант развития событий прямо указывает на необходимость решения социально-экономических проблем в обществе как главное условие успешной борьбы с религиозным экстремизмом.
Эксперты и политологи считают, что возвращение граждан стран Центральной Азии, воевавших на стороне радикалов, на родину — это вопрос ближайшего будущего. По их мнению, большинство экстремистов оседает в приграничных с Таджикистаном, Узбекистаном и Туркменистаном районах Афганистана и через Интернет призывает к себе своих сторонников в виде ячеек.
По оценкам Ташкентского центра исследовательских инициатив, с 2011 года в рядах ИГИЛ в Сирии и Ираке воевали 9 тысяч человек из постсоветского пространства, из них 3,5 тысячи из России, 1,5 тысячи из Узбекистана, более 1 тысячи из Таджикистана, остальные 3 тысячи — из Казахстана, Кыргызстана и других стран.
По официальным данным, в Сирии и Ираке воевали около 5 тысяч человек из Центральной Азии, причем казахи составляют наименьшее число — с 2015 по 2017 год из Сирии в Казахстан выехало 255 человек. Позже присоединившихся к радикальным ячейкам. В открытом доступе есть и оценка ФСБ России: на конец прошлого года в Ираке и Сирии находилось около 6 тысяч наемников. В любом случае, регион столкнется с проблемой возвращения на родину достаточно опытных радикалов, прошедших специальную подготовку, а главное — имеющих опыт участия в боевых действиях. Следовательно, эту проблему нельзя игнорировать, необходима подготовка к новому вызову.
В стране действует вторая государственная программа по борьбе с терроризмом и религиозным экстремизмом в Казахстане на 2018-2022 годы, и по сравнению с предыдущей программой, расширено участие государственных СМИ в социальных сетях и на специализированных сайтах.
Самое главное, стратегия государственной программы несколько парадоксальна: ее создатели признают, что терроризм не имеет отношения к религии, однако антитеррористический контент на 99% имеет религиозную окраску, вместо того чтобы обратить внимание на другие факторы, способствующие росту радикализма.
Проблема в том, что нынешнюю террористическую пропаганду в интернете ведут не эмиры, а вчерашние соотечественники, знающие все болевые точки своих стран — поэтому вполне возможно создание кибервойск на уровне контрпропаганды.
Казахстанские политологи объяснили, что Казахстан является непригодной крепостью для сирийских террористов. На территории Республики Казахстан военные операции невозможны из-за конкретной географии и климата, а наша демография не соответствует территории. Это можно объяснить следующими факторами:
География. Да, ландшафт нашей страны пригоден для партизанской войны, но нам нужны знания о местности, которых у ИГИЛ нет. К тому же, наши города слишком далеко друг от друга, растягиваться на фронт нет смысла, нужна миллионная армия с тяжелой техникой.
Климат. Представьте, что случится с людьми, всю жизнь проведшими в теплой Сирии, а затем отправившимися в холодную Центральную Азию.
Демография. В Казахстане. Число сторонников ИГИЛ невелико, а наше население их не поддерживает, а без населения невозможно перемещаться по городам.
Если я не ошибаюсь, в Центральной Азии ожидается война с 1991 года, но она все еще идет. Ведутся какие-то подозрительные работы по запугиванию населения. Подобные заявления есть и в иранской прессе.
Еще один момент — терроризм и террористы развились с точки зрения применения оружия. Это не только пистолеты, бомбы, это легкое оружие — нож, это транспортные средства — грузовик или даже автомобиль, как это было использовано во время теракта в Таджикистане летом. Сначала иностранные велосипедисты были сбиты автомобилем, а затем убиты ножом. Впервые в регионе были применены ингимаси-методы, когда атаки совершались малыми группами, чтобы убить как можно больше людей.
В наших тюрьмах отбывают наказание 400-500 человек, осужденных за экстремизм и терроризм. Сколько из отбывающих наказание радикализировались?
Никто не даст вам точную цифру, потому что нет никакой гарантии, что человек после отбытия наказания, поговорив с психологом, теологом, религиоведом, а затем выйдя, откажется от своих убеждений.
Мы должны работать в направлении профилактики терроризма, чтобы это число не росло. Политика нашего правительства направлена на наказание, а не на профилактику. Все делается для того, чтобы найти, поймать и посадить, но не для профилактики.
Экстремизм и радикализация населения — это проблемы, которые вышли за пределы отдельных государств и представляют угрозу всему человечеству. Понимая это, Казахстан использует все возможности для получения полезной информации, особенно когда Германия делится ею во всех ее проявлениях.
В Германии радикализация — это домашний процесс, состоящий из четырех этапов: сначала человек начинает обращать внимание на постулаты радикальной идеологии, затем он интересуется причинами тех или иных явлений, принимает экстремистские идеи, затем действует в соответствии с ними.
В отличие от Казахстана, большинство террористов (например, Саян Хайров — единственный осужденный член группы, устроившей резню в Аксайском ущелье, или Руслан Кулекбаев, расстрелявший полицейских в Алматы) познакомились с идеями радикального ислама не где-то далеко, а в Германии, чаще всего их радикализировали близкие и друзья. На втором месте — мечети, затем интернет, школы и тюрьмы.
Если общество и государство будут реагировать на любые действия экстремистов, то противостоять экстремизму и радикализации возможно. То есть, например, если нацисты призывают убивать представителей других этнических групп, нужен быстрый и показательный суд, чтобы не было вины других. Однако экстремизм зреет не среди мигрантов, а там, где царит бедность, беспорядок и слабое представительство государственной власти. Поэтому градостроительство очень важно, чтобы не допустить возникновения гетто и депрессивных зон — питательной среды экстремизма.
Айгуль Оразхан