В бурное время, когда всё летит как стрела, как ветер, как снежинка, сколько всего прочитанного, увиденного, услышанного, узнанного забывается, то есть, можно забыть. Но если вы слышали или читали о жизненном пути этого человека, который рос в окружении ласки и радости, счастья и смеха, не зная горя и печали, и чья душа наполнена безграничной тоской и клубящейся, удушающей скорбью, то не думайте, что это забудется. Особенно, если детство и юность навсегда останутся в вашей памяти… Этот человек – отец нынешнего Президента Республики Казахстан Касым-Жомарта Токаева – Кемел Токаев!
Как и говорит название статьи, чтобы заглянуть в некую тайну имени Президента, нет, не только для этого, а чтобы узнать о невзгодах этого человека, чья биография останется в вашей памяти навсегда, приходится начинать рассказ с его самого детства. Итак, мы решили представить читателям, сократив часть «детство, лишенное счастья» из нашей книги «Судьба и фронт», вышедшей в 2018 году к 95-летию со дня рождения Кемела Токаева, отца казахского детектива и писателя-фронтовика, к знаменательной дате 74-летия Победы.
***
Кемел Токаев писал о своем детстве в мемуарном романе «Солдат ушел на войну». Позже его сын Касым-Жомарт в эссе «Размышления об отце» писал: «Советская власть применяла беспрецедентные жестокие меры ко всем, кто хоть малейшим образом сомневался в правильности ее курса. Под эти жестокие меры попали и близкие родственники Кемела Токаева. Их унижения и ужасная смерть были настолько страшными, что их невозможно описать. Тем не менее, я счел нужным рассказать о некоторых из них», рассказывая о невзгодах рода и самых трудных моментах судьбы отца. Мы же, связывая эти два произведения, одно как художественное произведение, другое как мемуарное эссе, попробуем вновь рассказать об этом.
В 1927 году на XV съезде партии было принято решение о коллективизации страны, и эта кампания развернулась с невиданной силой после публикации в 1929 году статьи Сталина в газете «Правда» под названием «Великий поворот». До этого было принято постановление Президиума ЦИК Казахской АССР и Совнаркома «О конфискации байских хозяйств», на основании которого было конфисковано около семисот крупных байских хозяйств, а их владельцы расстреляны как эксплуататорский класс. Эта политика продолжилась и во время коллективизации, к ней были причислены и середняки.
Не обращая внимания на вековой кочевой образ жизни казахского народа, его обычаи и традиции, организаторы кампании отбирали у них скот, насильно, силой загоняли в колхозы и принудительно переводили на оседлость. Из-за неподготовленной, слепой кампании и других причин животноводство в Казахстане потерпело огромную катастрофу. По конкретным данным, до февраля 1932 года было уничтожено 87 процентов скота в колхозах. Более того, в годы индустриализации значительная часть скота была отправлена в Россию для обеспечения мясом рабочих на крупных стройках в центральных районах России. Таким образом, если до 1928 года в Казахстане было 40 миллионов голов скота, то в 1933 году в Казахстане осталось около 5 миллионов голов скота. Далее последовал ужасный голод.
Воспоминания гласят:
«Политика коллективизации и ассимиляции казахов нанесла невосполнимый ущерб генофонду нации. Тысячи людей, которые могли бы сделать много полезного для своего народа, были принесены в жертву. В тот трагический период истории половина нашей нации погибла. В связи с этим, я думаю, было бы очень интересно привести следующий факт. По итогам переписи населения Средней Азии, проведенной царской администрацией России в конце XIX века, казахи («киргиз-кайсаки») были самым многочисленным народом в этом регионе. Нас было более 4 миллионов. А численность узбекского народа, как оказалось, не достигала и 500 тысяч. Число сартов, указанных в переписи как тюркизированные таджики, составляло около 2 миллионов. А остальные 1,5 миллиона человек были отнесены к чистым таджикам, киргизы («каракиргизы») были еще меньше. Кровавая бойня большевиков, как я уже говорил, стала прямой причиной серьезного нарушения генофонда казахской нации, привела к тяжелому состоянию нашей культуры и языка» [1, 108].
Семиречье, названное земным раем. Среди народа, который летом кочевал на джайляу, а зимой зимовал на кыстау, спокойно жила и семья Тока, придерживающаяся казахских обычаев и традиций, бережно хранящая вековые ценности, передаваемые от отца к сыну, как зрачок глаза. Его высокая, светловолосая, с пшеничным оттенком кожи жена Афуза была очень трудолюбивой женщиной, в доме которой всегда кипела работа. Возможно, благодаря ее широкой душе, обильному дастархану и вкусному угощению, этот дом никогда не пустовал. Сам Тока был человеком немногословным, спокойным, очень любящим детей. Когда умерла его маленькая дочь Бибиажар, он не находил себе места от горя. В то время еще были родные, которые могли поддержать и утешить. Самое страшное началось потом. На голову народа, живущего по своим обычаям на своей земле, обрушилось страшное бедствие.
«Отец, потерявший всё, решил покинуть родную землю, чтобы не умереть от голода. Многие казахи, потерявшие скот, переселились в Китай. Однако, по словам моего отца, дед отказался ехать туда. Он знал, что жизнь на чужбине будет очень тяжелой для семьи, и, самое главное, связь с Родиной и родными будет потеряна. Поэтому, посовещавшись, семья решила отправиться во Фрунзе, чтобы переждать этот губительный период и выжить, спасаясь от голода, который косил казахов. Дорога во Фрунзе была трудной и долгой. Однако они благополучно добрались до города.
Во Фрунзе, в нынешнем Бишкеке, дед согласился на черную работу, временно управляя хозяйством одной русской семьи. Недалеко от большого дома хозяев им выделили небольшую комнатушку. Не зная, что самое большое горе ждет их там, они были очень рады этой лачуге» [1, 109]. Это воспоминание. Воспоминание ребенка об отце. Чтобы продолжить этот рассказ от лица отца, необходимо дать небольшое пояснение.
Юность Кемела Токаева прошла на войне. Его роман «Солдат ушел на войну» описывает этот период. Главный герой, по имени Мухамед, – лирический образ. То есть, сам Кемел. Не будем сейчас удлинять речь, приводя научные доказательства, все станет понятно по ходу повествования.
Итак, по дороге на войну Мухамед разговаривает со своим товарищем Мейирмановым, который тоже отправляется на фронт. Очень удачный диалог в итоге приводит Мухамеда к рассказу о детских событиях.
«Мейирманов с печальным голосом сказал:
– Я был единственным сыном в семье. У меня осталась старая мать. Больше всего жалею ее, бедную, – сказал он.
– Живой человек, живет среди людей. О чем ты печалишься. Будет жить вместе со всеми. Если бы у меня осталась мать, как у тебя, у меня не было бы сожалений.
– Когда умерла твоя мать?
– Это было много лет назад. Умерла, когда я был молод.
– Ты не забыл ее облик, ее внешность?
– Почему я должен забыть! Ее прекрасное лицо с добрым выражением, ее мелодичный, красивый смех, ее белая ладонь, гладившая мой лоб, ее осмысленный взгляд, ее ласковый голос – все это перед моими глазами. Я часто думаю о матери…» [2, 10].
Разговор уходит далеко, рассказывается о переезде из Каратала в Семиречье, о прибытии во Фрунзе, о том, что рядом с отцом была семья его брата Уте, и теперь он подробно рассказывает о тех трагических моментах, которые навсегда запечатлелись в его детской памяти. Он рассказывает о том, как вместе с братом Касымом они попали в детский дом.
«До сих пор помню, летом 30-го года мы жили в одном доме недалеко от Пишпека, у поля конопли, и сторожили. Жили в одном доме посреди пустыря, у арыка. Было много каракуртов. Утром они кишели на изгороди, как муравьи. А в окрестностях села, где жили русские, каракуртов было меньше. Уте-ага жил отдельно от нашего дома, рядом с этими русскими… Летом того года на оба дома обрушилось большое горе. Старший сын Уте-ага, Умбеткул, был укушен каракуртом и слег. …оба дома спешили добраться до Пишпека. Чтобы показать Умбеткула врачу. Но было поздно. Уте-ага, потеряв сына, слег от горя. В конце концов, заболел. Родственники в Алматы немедленно посоветовали вернуться домой. Но два дома не смогли преодолеть Мерке… В тот день отец договорился с каким-то мясником обменять свой бархатный халат на жилы бычьих ног. Зная, где будут резать быка, и считая, что находиться рядом с этим будет неблагоразумно, отец ушел в сумерках. Касым и я отправились искать отца. По дороге две арбы, запряженные лошадьми, остановились, чтобы спросить дорогу. Узнав, куда мы идем. «Мы тоже туда идем. Садитесь в арбу!» – сказали они и, не давая выбора, привезли нас прямо в детский дом. «У нас есть родители. Мы не сироты. Мы живем в доме на сорок кепе. Братец, отпусти нас!» – умоляли мы, но нас не отпустили. Этот грязный казах с обветренным лицом сказал: «Не говори, где твои родители. Мы знаем, что их кости гниют под землей. Не упрямься, радуйся, что мы привезли вас сюда». И он ущипнул меня за щеку.
Касым оттолкнул руку грязного казаха: «Не смей трогать ребенка грязными руками!» – и обнял меня за шею.
«Эй, смотри на него! Кем ты себя возомнил, что не позволяешь прикасаться? Наверное, сын богатого аристократа? В детском доме нет места для детей богачей и манапов!» – еще больше разозлился этот грязный тип. «Даже если ты будешь упрямиться, я брошу тебя прямо в черный колодец. Посмотрим, кто за тебя заступится!». Его спутник с носом-картошкой сказал: «Эй, зачем спорить с ребенком. Наша задача – собрать всех бродяг и выполнить эту норму!» – проворчал он…
Так мы с Касымом остались в детском доме.
– Разве семья не знала, где вы находитесь?
– Так и получилось. Нас было четверо в одном доме. Моя сестра Бибажар умерла, когда мы жили в деревне. В доме осталась Бибигуль. Поскольку детский дом не выпускал нас, Касым сказал: «В детском доме дают хлеб. Съедим одну порцию хлеба на двоих, а вторую половинку оставим Бибигуль. Соберем много хлеба и сбежим из детского дома». Я согласился с его словами. За неделю мы собрали полбуханки хлеба. В день приезда в детский дом мне дали красное атласное платье. Мы носили хлеб, завернув его в него. Воспитательница, видимо, подумав, что мы не сбежим, разрешила нам выходить на улицу. После утреннего чая без еды Касым сказал: «Ты оставайся здесь, я схожу и вернусь. Если отец будет дома, вечером мы заберем тебя». Поскольку бабушка любила Касыма, он считался внуком деда и называл моего отца «аға» (старший брат), а мою мать – «Афуза» по имени. Касым быстро вернулся. Я ждала его на улице, за забором. Увидев его, я испуганно спросила: «Мама жива? Где отец? Почему он не пришел?». Он положил руку мне на плечо и сказал: «В сорока кепе нет живых. Все дома во дворе переехали. Возможно…» – и запнулся.
«Что ты хотел сказать?»
«Возможно, они переехали в Пишпек». В последний год мы жили в доме одного русского по имени Яков в Пишпеке. Его дом находился у подножия большого базара, вдоль каменной дороги. У них было двое детей, которые получили высшее образование, я знаю, что они инженеры. В большом доме жили только они вдвоем с женой. Касым, заметив, что я плачу, сказал: «Не плачь так. У тебя заболят глаза. Возможно, они уехали в Пишпек. Когда потеплеет и наступит весна. Я схожу к Якову в Пишпек и вернусь», – и протянул мне хлеб, завернутый в платок. Когда я откусила кусочек, мой рот наполнился слюной. Казалось, что в этом мире нет ничего вкуснее хлеба…
Когда я пришел в себя и почувствовал прилив сил, я спросил Касыма: «Почему отец не пришел? Что сказала мама? Бибигуль уже ползает?». Касым, замявшись, ответил:
«Отец, как и прежде, ставит юрту. Живут хорошо. Сыты. Бибигуль делает первые шаги, неуклюже переваливаясь, идет куда глаза глядят. Когда я сказал, что Мухамед дал мне хлеб, он рассмеялся». Его голос прозвучал как-то дрожаще. Я снова спросил:
«Где отец? Почему он не пришел?».
«Сколько бы я ни говорил, ты не поймешь», – сказал он с досадой.
– Твой отец, который нес бремя двух домов, откуда он придет. Уте-ага болен, Калибег не выздоровел. Он хочет, чтобы они выздоровели. И, услышав, что у тебя нет ботинок, он сказал, что купит новые ботинки и придет окончательно», – сказал он.
«Почему у тебя глаза постоянно слезятся? Ты хочешь плакать?!».
«Между Пишпеком и здесь большое расстояние. Мы ехали в тамбуре до Мерке. Ветер подул, наверное, с тех пор у меня слезятся глаза», – сказал Касым, обнимая меня за плечо и прижимая к себе. Горячие слезы упали мне на голову.
Мейирманов, заволновавшись, сказал:
– Потом папа пришел? – спросил он.
– Не пришел, – вздохнул Мухамед.
– Все умерли.
– Откуда ты знаешь? Кто сказал?
– Я услышал неожиданно, – Мухамед продолжил, вздыхая…» [2, 18].
Касым разговаривает с Жанар, девушкой на год-два старше его, в детском доме. Слово за слово, Жанар, не давая Касыму уклониться, снова и снова настойчиво спрашивает о родителях, Касым, оглядевшись по сторонам, видимо, решив, что брат спит, подробно рассказывает, как умерли его мать и сестра.
«Когда Яков, русский, увидел меня, он сказал: «Держись, Костя. Я искал твоего отца, спрашивал. Не нашел. Говорят, он утонул в реке. Тот холм – могила твоей матери и сестры. Вы вырастете и станете мужчинами. Тогда вы сможете отвезти их останки куда захотите. Это все, что я мог сделать, мой ребенок!».
Я успел услышать последние слова Касыма. В оцепенении я рыдал. Я знаю, что Касым обнял меня. «Мухамед, ты не спал? Что меня постигло!» – этот голос прозвучал у меня в ушах. Утром, открыв глаза, я почувствовал себя одиноким, лежащим посреди безсолнечного, пасмурного мира. Впервые я увидел доктора в белом халате. Он вводил мне в вену на руке жидкость через иглу. Делал и другие процедуры. Все это казалось мне сном. Только я знаю, что рука брата спасла меня тогда от смерти…» [2, 18].
Вот, это лишь жизнь нашего героя Кемела до того, как он надел одежду сироты и получил известие о своих дорогих отце, заботливой матери, любимой сестре. Это не выдуманный сюжет художественного произведения, это лишь часть жизни Кемела, казаха, прошедшего свой путь и свою судьбу.
«В 70-е годы отец говорил мне, что хочет поехать в Бишкек и увидеть тот дом. Из-за забот суетливой жизни он откладывал поездку, и в конце концов так и не смог туда поехать», – говорит его сын в воспоминаниях об отце.
Ф.М. Достоевский сказал: «Запомните мой завет: не выдумывайте никаких событий, никаких конфликтов. Берите то, что есть в жизни. Жизнь богаче всего, что мы можем выдумать. Никакое воображение не может дать того, что дает обычная, повседневная жизнь, цените жизнь». Вышеизложенная история Касыма и Кемела – это неповторимая, подлинная судьба. То, что автор изложил ее не только как биографию, но и на основе художественной литературы, еще больше расширило ее масштаб, продлило ее жизнь и сделало ее вечным произведением.
Еще одна особенность художественного произведения заключается в том, что, даже если описываемое событие произошло с автором, да, с героем, оно не перечисляется по порядку, как бусины на нитке. А воспоминания не всегда передают тонкие, разнообразные чувства трудных моментов, пережитых другим человеком, как будто он сам их описывает, и это не является их задачей. Поэтому мы связываем произведения и рассказываем. Что стало с их дальнейшей судьбой?
«…Поняв, что идти больше некуда, они начали учиться в детском доме. Через год Касым был избран заместителем старосты как самый способный и дисциплинированный воспитанник. Используя свое общественное положение, он всячески помогал брату, даже придумал хитрость, чтобы получать дополнительную порцию хлеба из столовой. В детском доме не было должного учебного процесса. Потому что там встречались разные дети – бродяги, хулиганы. Поэтому Касым решил написать начальнику детского дома просьбу о переводе его и брата в другой детский дом, чтобы они могли нормально учиться и получить достойное образование. Будучи умным и рассудительным человеком, он хорошо понимал, что без образования трудно найти свое место в большой жизни.
Удивительно, но начальник детского дома поддержал эту просьбу. Возможно, он был благодарен Касыму за помощь в установлении порядка среди бродячих детей, чье поведение и характер не всегда были приятными. Таким образом, мой отец вместе со своим братом оказался в интернате для детей-сирот при Шымкентском цинковом заводе. Здесь они окончили среднюю школу и получили свой первый официальный документ – документ о совершеннолетии…
После окончания интерната брат моего отца был отправлен в Свердловск. Там он закончил краткосрочные курсы подготовки офицеров. В свободное от учебы время он писал письма своему брату Кемелу. Эти письма никого не оставляли равнодушным, их смысл был глубоким, в них чувствовалась заботливая любовь брата к младшему. В каждом письме Касым напоминал Кемелу о важности ответственного отношения к учебе и выполнению общественных поручений. Он просил брата вести себя спокойно и не драться с хулиганами-одноклассниками. Одним словом, Касым взял на себя всю ответственность, заменив родителей, погибших в трагических обстоятельствах.
Мой отец считал свое попадание в тот интернат счастливым случаем, ведь он мог попасть в другой детский дом или приют, которые вели бы его прямо в тюрьму. В те тяжелые годы таких примеров было немало. В интернате он не только выжил, но и получил среднее образование.
Он мучился от мысли, что не смог сделать ничего, чтобы спасти своих рано ушедших родителей от смерти. В такие мучительные моменты единственной опорой для него был его брат Касым, активно участвовавший в общественной работе, комсорг. Он постоянно навещал Кемела, оказывал ему посильную помощь, не отказывал в поддержке. После окончания школы Касым мечтал поступить в институт, поселиться в общежитии и забрать брата к себе.
Однако война прервала надежды брата и сестры. Касым одним из первых был призван на фронт. Он поступил на курсы подготовки политработников, которые занимались воспитательной работой в воинских частях.
По словам моего отца, момент расставания брата и сестры был очень тяжелым. Как обычно, не было ни прощальной беседы, ни наставлений. Они сидели на скамейке возле интерната, понурив головы, глядя на свои сильно изношенные ботинки, молчаливые и мрачные. Эта мучительная тишина тяжело давила на них обоих, казалось, они прощались навсегда, и больше никогда не увидятся. Касым встал и сказал, что ему пора идти в военкомат. Отец хотел проводить его. Касым сказал, что уже стемнело, и он может споткнуться о что-нибудь по дороге, и оставил его. Они обнялись на прощание, и Касым направился к грузовику, где сидели другие призывники. Почувствовав, что брат смотрит ему вслед, он обернулся и помахал рукой. Отец заметил, что он с трудом сдерживает слезы. Почувствовав, что видит брата в последний раз, он не смог сдержаться и заплакал, сдерживая горькие рыдания в груди.
Когда грузовик направился в военкомат, обессиленный Кемел, пошатываясь, вернулся в спальню детского дома и упал на свою кровать» [1, 118-119].
Этот брат, единственный близкий человек Кемела в этом мире, единственная его опора, единственный сочувствующий, который, несмотря на разницу в два-три года, стал ему отцом, матерью, братом – единственный Касым – был поглощен ужасной войной, ненасытной, свирепой, дикой войной, как один из миллионов людей, павших под ее натиском.
Это событие глубоко засело в душе Кемела, стало его скорбью. Поэтому в романе смерть брата не описывается подробно. В конце рассказа о детстве:
«Я потерял и этого брата. Он погиб в феврале этого года. Убили немцы», – сказал он, и все [8, 18]. В этих двух словах заключено все. Гнев, месть, сожаление, обида – все. Теперь эта месть привела его самого на войну, он спешил на кровавый фронт. Через полтора года после брата он тоже был призван на войну. Об этом рассказывается в романе в «солдатском дневнике», который переплетается с повествованием и продвигает его вперед с помощью особого приема.
«27 сентября 1942 года
Учебные занятия очень тяжелые.
В моем взводе изначально семь человек. Мы готовимся к отправке на фронт. Единственное желание – скорее добраться, отомстить врагу» [2, 9].
Вот, это был дневник солдата Кемела, который позже был добавлен при написании романа, Кемела, спешившего на фронт, чтобы отомстить за брата.
На самом деле, смерть Касыма ранила его так же тяжело, как будто пуля оторвала половину тела.
«Будучи студентом, я спросил отца о самом трудном периоде его жизни. «Самым трудным моментом для меня был момент получения «черной бумаги» – известия о смерти моего брата», – сказал он. Брат Касым погиб в феврале 1942 года. Отец бережно хранил письмо брата и его фотографию в звании лейтенанта Советской Армии. На обратной стороне фотографии он собственноручно карандашом написал: «На память брату Кемелу». Отец часто говорил, что Касым часто снится ему, дает советы, наставления и хочет уберечь его от жизненных невзгод. Иногда мне казалось, что отец надеется, что его родной брат внезапно оживет. В такие моменты он говорил: «Возможно, он потерялся в госпитале после тяжелого ранения или контузии, на войне всякое бывает. Я видел, как многие солдаты, оставшиеся без ног и рук, отказавшись возвращаться в семьи, оставались на вокзалах и станциях, когда я лежал в военных госпиталях Гомеля, Омска, Алматы с тяжелыми ранениями», – говорил он. Однако Касым не вернулся. Позже пришло официальное извещение о его гибели на фронте. Только после этого отец смирился с тем, что он остался единственным из рода Тока в этом мире» [1, 113].
Даже просто читать об этом, не говоря уже о переживании такого тяжелого состояния, как это тяжело!
Действительно, некоторые события сейчас воспринимаются как сказка. Например, следующие строки из воспоминаний кажутся нам такими:
«…кажется, самой большой мечтой юношей того времени было носить наручные часы. Он, как и его одноклассники, мечтал об этой вещи, которая сейчас стала предметом повседневного потребления. Только в восьмом классе им показали, как пользоваться такими часами, как узнавать время по ним» [1, 117].
Да, вместе со временем многое меняется. Но нет ничего дороже истинных и простых человеческих отношений. Эти произведения, рожденные из-под пера отца и сына, где любовь, нежность Касыма и Кемела друг к другу дополняли друг друга естественным образом, свидетельствуют о невидимой связи, горячей любви. Воспоминания об отце имеют немало связей и с другими его произведениями. Об этом – отдельный разговор…
Итак, Кемел, оставшийся единственным зерном, единственным деревом из одного рода, отправившийся на войну со словами «Месть брата», по воле Бога не погиб, выжил. Молодой, пылающий солдат сразу же привлек внимание и стал командиром отделения 226-й стрелковой дивизии. Через три месяца был ранен в бою и попал в военный госпиталь. Однако, несмотря на неполное выздоровление от ранения, он сам выразил желание отправиться на передовую. Таким образом, он присоединился к 7-му гвардейскому танковому полку и участвовал в ожесточенных боях на землях Белоруссии, Украины и Польши. На фронте он дважды получил медаль «За отвагу». Пробыв на войне два с половиной года, будучи многократно тяжело раненным и получив инвалидность II группы, он вернулся домой вместе с ранеными солдатами. Несмотря на инвалидность, обрадованные его возвращением, родственники встречали раненых солдат и развозили их по домам, а он, опираясь на свои костыли, стоял один на Алматинском вокзале…
Что сказать, благодаря стойкости, впитанной с молоком матери и въевшейся в кости, он не дал ампутировать ноги, которые должны были быть ампутированы, и вылечился. Если мы продолжим жизнь Мухамеда из правдиво написанного романа по следам Кемела в реальной жизни, то этот очень сложный и извилистый путь, начавшийся в детском доме, приведет его через кровавые тропы войны в 1945 году в Казахский государственный университет имени С.М. Кирова в Алматы. Он был принят без экзаменов и поступил на учебу.
Дальше жизнь продолжалась. Он женился, создал семью. Его супруга Турар родила ему первенца – сына. Тогда, при выборе имени для сына, продолжившего род Тока, который едва не прервался, Кемел не мог забыть своего дорогого брата Касыма. Он пришел в этот мир, пережил тяжелые муки сиротства, рано повзрослел, чтобы поставить брата вровень с другими, и умер, так и не успев обнять ребенка, не познав любви жены, не прикоснувшись к ней на ложе. Кто же теперь продолжит его имя? Кто будет носить это имя в этом мире? Брат, не желая, чтобы имя брата умерло, назвал своего первенца Касымжомартом!
Этот сын, последовавший по стопам отца и продолживший его наследие, чтобы имя его не было забыто, чтобы оно звучало, – Касым, имя, которое в тот день, когда семья потеряла сразу четырех человек – двоих умершими, двоих живыми – не смогла вынести тяжести скорби и была поглощена ненасытным чревом алчного общества, – имя Тока, которое Кемел, проживший в одиночестве более полувека, – его имя, сидя на вершине всего земного шара, произнося приговор в Организации Объединенных Наций, дошло до высокого политического трибунала. И не просто дошло. Его имя и фамилия были записаны там как обладателя высоких должностей – «Заместитель Генерального секретаря ООН», «Генеральный директор Отделения ООН в Женеве». Это был первый крупный мировой политический трибунал для всего народа Алаша. Это – выдающийся деятель казахского народа, Касым-Жомарт Кемелевич Токаев, наделенный духовной силой мечтательного отца!
Этот стойкий сын казахского народа, который, вернувшись с войны инвалидом, стоял один на вокзале, опираясь на свои костыли, не имея никого, кто бы встретил его с распростертыми объятиями, сегодня является Президентом Независимой Республики Казахстан!
О, Всемогущий, безгранично милосердный Аллах! Так Он вознаграждает своего верующего раба, не теряющего надежды!..
Сын, написавший карандашом жизненный путь отца, полный мудрости, вновь заглянул в душу писателя-отца и поставил дефис между двумя именами в своем имени, написав – Касым-Жомарт. Возможно, он хотел, чтобы имя Касым, как и имя Кемел, стояло отдельно, заметно и самобытно…
Уларбек НУРГАЛЫМУЛЫ,
Казахский национальный университет искусств
Использованная литература:
1. Токаев К. Слово об отце / Размышления об отце. – А.: Парасат, 2005.
2. Произведения К. Токаева. Алматы:. «Ана тілі» 2017