Академик Лихачев, размышляя о нашей теме, сказал:
У каждой страны есть свой Восток и свой Запад, свой Юг и свой Север, и то, что является Востоком для одной страны, для ее соседей – Запад. В этом и заключается смысл мирного соседства – этнические границы не должны быть запертыми политическими границами, разнообразие никого не должно унижать, а наоборот, обогащать.
Наш второй выпуск посвящен поэзии Магжана Жумабаева, одного из первых среди казахской интеллигенции, кто обратился к этому разнообразию, или, точнее, наша сегодняшняя тема – «Магжан и русский символизм».
Литературное становление Магжана можно разделить на два этапа. Первый этап связан с книгой «Шолпан», вышедшей в Казани в 1912 году. Здесь он пишет в привычной восточной традиции, находясь под сильным влиянием Абая.
Однако, в отличие от Абая, Магжан с юных лет формировался как борец против российской колонизации. Причина в том, что если во времена Абая существовала иллюзия, что из России в Казахстан придут знания, наука, цивилизация, то после реформ Сперанского Туркестанский край наводнили русские крестьяне, отбирая самые плодородные казахские земли, и царская Россия открыто проводила свою колониальную политику. Если в течение XIX века казах встречал лишь отдельных русских чиновников, то теперь, страдая от русских пьяных крестьян, он окончательно убедился, что они не друзья, а захватчики. Поэтому лирический герой молодого Магжана, с одной стороны, стремился к знаниям, науке, высоким творческим целям, а с другой – начал осознавать отсталость своего народа, находящегося в колониальном рабстве. Его первой позицией стало пробуждение сознания своего народа, пробуждение его национального самосознания и направление его на путь национально-освободительной борьбы, к свободе, к воле. В этом плане он находился под влиянием Ахмета Байтурсынова, Миржакыпа Дулатова, Алихана Бокейханова, которые с 1913 года группировались вокруг газеты «Казах» и впоследствии организовали движение «Алаш». Миржакып Дулатов даже жил у него дома и был его учителем. Именно от Миржакыпа он впервые получил сведения о русской литературе. С этого момента он влюбляется в русскую литературу начала XX века, которая впоследствии будет названа «серебряным веком».
Действительно, это была великолепная литература! Если золотой век русской литературы, сформированный Пушкиным и Лермонтовым, был литературой, очень рациональной, поклоняющейся разуму, сторонницей классических форм, формирующей национальное самосознание и патриотизм, то русский символизм, возглавляемый Брюсовым, Мережковским, Блоком, Бальмонтом, был сформирован на совершенно иных основах. Их вдохновил французский символизм, восходящий к Бодлеру, Малларме, Артюру Рембо. Это было свидетельством выхода русской литературы на мировой уровень. Ведь она, с одной стороны, была основана на индивидуальном сознании, индивидуализме, воспеваемом со времен романтизма, а с другой – на стремлении к тому, что находится за пределами сознания, к безграничности непостижимого мира, к иррациональности, стирающей грань между жизнью и смертью. В-третьих, в этом течении преобладало восхищение экзотическими странами, а не патриотизм. Конечно, в то время книга Освальда Шпенглера «Закат Европы» еще не была написана, но среди русской интеллигенции процветало течение панмонголизма, порожденное страхом перед азиатской угрозой. Сам термин был впервые введен русским философом Владимиром Соловьевым. В 1894 году он написал свое стихотворение «Панмонголизм». В нем были такие строки:
Как саранча, неисчислимы
И ненасытны, как она,
Нездешней силою хранимы,
Идут на север племена.
О Русь! забудь былую славу:
Орел двуглавый сокрушен,
И желтым детям на забаву
Даны клочки твоих знамен.
Смирится в трепете и страхе,
Кто мог завет любви забыть…
И третий Рим лежит во прахе,
А уж четвертому не быть.
В своей историсофской концепции Соловьев утверждал, что Европа исчерпала свой потенциал развития, теперь другие народы возьмут реванш, и из Азии надвигается угроза Европе. По его мнению, эта идея реванша возникнет у японцев, лидеров малых островов. Они сначала захватят Китай и Корею, а затем вместе с китайцами покорят Европу. А в другой работе он пишет: «В общем, я думаю, что китайцы созданы для завоевания Европы. Когда наше проникновение в Европу достигнет высшей точки, они раздавят нас и подчинят себе». Эту мысль Соловьева поддерживал его друг, философ Константин Леонтьев, и другая интеллигенция. Благодаря появлению этого направления Андрей Белый написал роман «Петербург», посвященный внутреннему распаду России. В нем фамилия главного героя, сенатора, – Аблеухов, и он утверждает, что эта фамилия происходит от киргиз-кайсацкого хана Аблая, а суффикс «-ухов» был добавлен позже. И он показывает, что Абылай вошел в российское подданство во времена царицы Анны Иоанновны. Таким образом, он изображает главного героя как выходца из казахов. Точно так же Александр Блок в своем стихотворении «Да, скифы мы, да, азиаты мы» признает, что сам русский по своей сути является азиатом, азиатским народом. А Мережковский в своем знаменитом стихотворении называет Европу ночью и ждет пророка только с Востока. Видите, в каком широком контексте написано стихотворение Магжана «Пророк». Поднятие на такой геополитический уровень, свободное проникновение в эстетику европейского и русского символизма характерно для сборников Магжана, вышедших в Казани в 1922 году и в Ташкенте в 1923 году. С этого момента начинается его второй этап.
Однако, по его мнению, опасность исходит уже не от китайцев, а от тюркских народов, потомков великих гуннов, потерянных в глубинах истории. Его слова «Я приду, я приду, я приду, рожденный солнцем, рожденный гунном пророк!» намекают на это. Но, по мнению Магжана, месть – это не растоптать или уничтожить враждебный народ. С первым порывом он написал «Пусть города обратятся в пепел», а затем мгновенно исправил себя: «Пусть города обратятся в цветы, пусть дети обратятся в сыновей». В этом отрывке также заметно, как много Магжан почерпнул из гуманистических тенденций русской интеллигенции. Вместе с тем, через это стихотворение бросается в глаза и причастность Магжана к течению тюркизма. И если присмотреться, тюркизм – это тоже одна из форм гуманизма. Следовательно, это не древняя традиция, а модернистское течение. Оно порождено широким, великодушным гуманистическим намерением Европы признать свои грехи и дать другим народам возможность не только возместить ущерб, но и духовно обновиться. Вместе с тем, в начале XX века гуманизм достигает своего апогея и переживает кризис.
В это время символизм