Моя юность – Уильям Фолкнер. Как только попадается в руки – вспоминается юность.
Горы и ущелья, густой лес, овраги, березовые рощи, сосны с волчьими хвостами – затем, красная ягода, земляника, смородина, крыжовник, черника, малина, плодовые кустарники, село Актерек, расположенное к востоку от Каркаралы.
В июле, в середине лета, я читал книги одну за другой, откладывая их в сторону во дворе или в прохладной комнате.
Снаружи – благословенный мир, ясный сезон, счастливое время. Радостное время, словно отрицающее конец жизни, беззаботное, безмятежное, счастливое. Особое настроение, необычайная радость.
В короткой жизни не думал о горе, печали, заботах, страданиях.
Эта атмосфера была ярко изображена в книгах писателя. Тогда из произведений Фолкнера исходил аромат древесной смолы, запах густого леса.
Слова его были волшебными. Его письма – как сказка, образы, которые он изображал, точны и ясны, без единой ошибки.
Я вижу это у Нурлана Кабдая.
«Негры ничего не говорили, не издали ни звука. Глаза их отсвечивали в темноте, дикие и покорные; запах шел волнами, густой и острый.
– Да, они боятся, – сказал другой индеец.
– Что нам теперь делать?» (Уильям Фолкнер, «Красные листья», рассказ)
Или,
«Наконец дверь чуть-чуть приоткрылась, из щели блеснул отсвет тлеющих углей, пахнуло острым запахом негров, и в теплой струе воздуха показалась чья-то голова» (Уильям Фолкнер, «Сарторис», роман).
Теперь перейдем к Нурлану Кабдаю: «Белая девушка с тонкой талией, не знавшая женских дней, когда вышла на крыльцо, привлекла два взгляда из соседнего дома» («Заботы двоих-троих», рассказ).
Фолкнер тоже любит бархатную ночь, два глаза, сверкнувшие в темноте. Мы узнаем характер ночи по ходу событий. Нурлан Кабдай намекает на это. Автор в мелких деталях – ясен, в общем виде, в объеме целого рассказа – туманен. Это то, что мы ищем.
«Время перед рассветом. Шара подошла на цыпочках и легла на место. Как раньше не замечала, что шелест шелкового одеяла слышен так громко. Сердце заколотилось. «А если он не спит?» Она хотела заглянуть в лицо мужа, но не осмелилась. Потом… вспомнив что-то, улыбнулась и вдруг вздрогнула.
Самет не спал. Коснувшись ногой ноги жены, которая украдкой легла рядом, он почувствовал, что она холодна, как надгробный камень. Та быстро отдернула ногу. В тот момент его сердце погрузилось во мрак, как могила» (Нурлан Кабдай, «Заботы двоих-троих», рассказ).
«Дверь закрылась. Баярд натянул поводья, и Перри с готовностью двинулся вокруг дома, ступая по сухим промерзшим стеблям хлопка, которые больно щелкали седока по коленям. Когда Баярд спрыгнул на мерзлую неровную землю возле зияющей двери, свет фонаря вырвал из темноты обломки стеблей и огромные ножницы человеческих ног, и негр с бесформенным тюком под мышкой направил фонарь на Баярда, который расседлывал Перри» (Уильям Фолкнер, «Сарторис», роман).
Читаем Нурлана Кабдая: «Я был разбойником, чей меч не брезговал падалью. Многие несчастные, встретившие меня, остались в овраге, когда мой меч сверкал, многие нищие, подобные мне, лежали поверженными, не в силах бежать. На дне многих колодцев в степи спрятано мое золото. Я мог пролить кровь человека даже за сломанную пуговицу. Для меня это было так же просто, как убить муху» («Человек», рассказ).
Вновь обращаемся к Уильяму Фолкнеру: «Негр осветил фонарем стойло. Перри осторожно переступил через порог, и в полосе света от фонаря глаза его загорелись фосфорическим блеском, а Баярд, войдя за ним следом, принялся растирать его сухим концом попоны. Негр исчез. Вскоре он снова появился с охапкой кукурузных початков, бросил их в кормушку Перри, и лошадь с жадностью зарылась в них мордой («Сарторис», роман).
А Нурлан Кабдай: «Люди перестали гулять и путешествовать, как раньше. Потому что я стою за каждым деревом, я лежу в каждой расщелине горы. Что сказать, мне нравится моя немилая Богу мечта» («Человек», рассказ).
Обратим внимание на еще один его рассказ: «Как только Шыжык увидел два огромных камня, стоящих друг напротив друга, его глаза потемнели. Он успел подумать, что до того, как горсть пшеницы превратится в кусок хлеба, впереди еще тяжелая ночная работа, а потом снова… придется лежать, извиваясь, до утра» (Нурлан Кабдай, «Маленькая трагедия», рассказ).
«Единственный мешок муки в подвале был как символ бездомных исхудавших людей в пустом доме, согревший их души, как чистейшее желание-молитва детей, которые молились Богу, чтобы их отец скорее выздоровел, а не из-за нужды, а потому что они скучали по своему отцу, далеко лежащему и больному» (Нурлан Кабдай, «Маленькая трагедия», рассказ).
Сравнивая тексты крупного художника Уильяма Фолкнера и Нурлана Кабдая, мы замечаем как сходства, так и различия. Текст – это ткань. Когда она прочно соткана, как ковер, она должна сиять. Если соткана удачно, не только красота увеличивается, но и качество растет, нить не распускается.
У Нурлана Кабдая есть талант и огромная сила, как у деятелей Виктора Гюго, Оноре де Бальзака, Льва Толстого, Германа Мелвилла, Джека Лондона, Томаса Манна, Мухтара Ауэзова. Пока он проявляется лишь в отдельных рассказах, в разных местах, неожиданно, незаметно, но мы думаем, что в будущем его большой талант раскроется полностью.
В его словах, предложениях нет недостатков, но активные разговорные обороты, такие как «мыкшындап», не всегда подходят для культурной письменности. Предложение должно быть красивым.
Есть мудрая мысль философа Мартина Хайдеггера: язык – это поэзия в чистом или ясном виде. Красивые, как стихи, очаровательные, как газели, образы слов радуют душу, придают силы.
Молодой писатель много читал, его перо сформировалось, язык плодотворен, даже отдельные его части являются целым произведением, полным, совершенным.
Нет склонности к краснобайству. Обычно он уходит от предложений, гонящихся за словами. Он освоил требования прозы, знает порядок сюжета, имеет литературную грамотность и художественные поиски.
Условие – нерушимый порядок, незыблемое правило, постоянный принцип: слово – точное, предложение – лаконичное, действие – ясное. Добавим – выразительность, красоту, мелодичность.
Проза – произведение неустанного мыслителя. Писатель – трудолюбивая личность. Альбер Камю сказал: если хотите быть философом, напишите роман.
Писатель – великое звание. В писателе – груз ста поэтов, один философ равен двумстам писателям.
Метафора. Невинная мысль – крылатое слово. Поэтическое утверждение, превосходящее красотой. Но в нем есть и правда.
Поиски Нурлана Кабдая дают крылья нашей надежде. Пусть наша заветная надежда превратится в возвышенную радость, пусть она благословит его спереди своим благосклонным сердцем.
Стиль – дитя чтения книг. Фальшь – дитя незнания. Самое нелюбимое – пафос. Любимое – нейтральное перо.
Решение загадки – в этом.
Дидар Амантай,
01.03.2019