Дядя, Алтеке, Алтынбек аға… Прошло двенадцать лет. Целый цикл! Кто бы мог подумать? Оглядываясь назад, я понимаю, что так и не смог написать достойных воспоминаний о вас. Много раз пытался. Каждый год, зимой, осенью, по два раза в год давая интервью, выступая на традиционных собраниях, я не написал ни одной специальной заметки о вас, аға. Потому что не верил. До сих пор не верю. Разве вы сами не учили: «Не берись за перо, если не видишь и не имеешь доказательств»?! В мире, как бы я ни вырос, я не смог смириться со смертью двух человек. Один – покойная мама Зауреш, второй – вы. Верю, что придет время написать воспоминания. Пока же – 12 воспоминаний о вас. По одному отрывку мысли на каждый год, прожитый без вас. Вы терпели мои капризы, прощали мои шалости, не сердитесь на меня за это, аға…
***
1. В 1992 году я пришел на государственную службу. Примерно с 1994 года я слышал, что в администрации президента, в правительстве есть руководитель по имени Алтынбек Сарсенбаев. Несколько раз на собраниях, на мероприятиях, связанных с историей и литературой, я видел вас издалека.
В 1997 году было создано Министерство информации и общественного согласия. Тогда, пройдя большой конкурс, я стал вашим рядовым сотрудником. Впервые я увидел вас близко именно тогда.
Помню, я написал какие-то бумаги и отнес их в вашу приемную. Вы вышли мне навстречу. Помню, у вас в руках был большой коричневый портфель. Мы обменялись кивками в знак приветствия, вы прошли мимо меня, и я пошел в свой кабинет. В тот момент первая мысль, которая пришла мне в голову: «Алтеке, ему, наверное, около пятидесяти». Вы были руководителем в трудные времена, работа была непростой. Возможно, поэтому вы выглядели старше своих лет. Честное слово. Когда я спросил парней в тот день, вам было всего 35 лет…
Я слышал, что в те годы у вас болело сердце, и вы ездили в президентскую больницу. Оказалось, врач, которая вас осматривала, сказала: «Вы, наверное, устали, измотаны. Нужно позаботиться о себе. Необходимо пройти лечение. Ваше сердце как у 45-летнего человека», – и будто бы сразу обрадовала вас. Вы обиделись, как один человек…
Позже вы часто рассказывали об этом в шутку.
2. В целом, я думаю, что вы были первым министром после Ерика Магзумовича Асанбаева, который путем многоступенчатого конкурса принимал на работу молодых политологов, социологов в министерства. Вы дали объявление во все учебные заведения, научные центры, желая привнести новое направление, новый дух в работу, и сами выбрали всех нас.
В конце 1997 года вы собрали всех нас в своем кабинете в здании, где сейчас находится акимат города Алматы. «Уважаемые коллеги, девушки, юноши! Через пару месяцев мы переезжаем в Астану. Всем гражданам, попавшим в список, я добьюсь выделения квартир. Я даю слово! Тем, кто в браке, в течение месяца, холостякам – максимум в течение шести месяцев будут созданы условия. Холостяки, смотрите сами», – улыбнулись вы.
Вы сдержали свое слово. Мы переехали в Астану 8 февраля. Наши женатые коллеги 8 марта получили ключи от квартир и отмечали новоселье. Помню, как вы приходили поздравлять нескольких коллег посреди ночи. Вскоре и мы – холостяки – получили квартиры. Как мы были счастливы!
Позже мы узнали о трудностях и мучениях с выделением квартир сотрудникам министерств и ведомств, переехавших из Алматы в Астану. Мы знаем тех, кто получал квартиры в других министерствах через пять, шесть, а то и 10 лет.
Несмотря на ваш молодой возраст, я считаю это заслугой вашей деловитости, авторитета и верности своему слову.
3. Вы много учили молодых экспертов, уделяли большое внимание аналитической работе. До вас и после вас я не встречал руководителя, который бы так строго, с таким усердием относился к экспертизе. Вы особенно много внимания уделяли нашему департаменту внутренней политики, состоящему из молодых специалистов. Я до сих пор поражаюсь вашим семинарам, которые вы проводили после работы, после всех совещаний и собраний, собирая нас. Вы заранее давали задание подготовить конкретные мысли и предложения по какой-либо значимой проблеме, волнующей власть, или по какому-либо сложному конфликту, происходящему в стране. Услышав это, мы все бросались изучать газеты, читать книги, советоваться друг с другом, просить совета у старших. Тогда еще не было этого чертова интернета. Затем вы собирали нас и говорили: «Итак, по очереди высказывайте свои мысли, здесь все мы эксперты. Нет начальников, старших или младших», – предупреждали вы. Мне до сих пор помнится, перед вами лежал большой блокнот. Вы внимательно слушали, как выступают молодые сотрудники, смущаясь и запинаясь. Возможно, про себя вы смеялись над многими. Но вы не показывали вида, все равно. Однако, если слышали интересную мысль, записывали ее в одно-два предложения. Если наша мысль попадала на бумагу, вы бы знали, как мы радовались!
Если бы я получил орден «Құрмет» в те годы, я бы не так радовался…
Если вы успевали, в тот же день, если проблема была сложной, на следующий день вы вызывали нескольких человек и говорили: «Подготовьте письмо президенту по вчерашней проблеме», подробно излагая все аргументы, конкретные шаги. Многие из этого превратились в реальную политику. Были реализованы в виде конкретных политических решений, документов, планов.
4. Вспоминается еще один момент, связанный с информацией и анализом. Вы требовали, чтобы на всех бумагах, внутренних и исходящих, было указано имя сотрудника, написавшего именно эту бумагу. Если были сомнения, или исследования, экспертизы, которые казались сырыми, вы вызывали сотрудников, написавших их, по внутреннему телефону, не говоря руководителям. Помню, после одного такого звонка я впервые пришел к вам и просидел довольно долго. Стоя в вашей приемной, растерянный, я говорил: «Министр звал…», как вдруг ваш помощник выбежал и сказал: «Где ты ходишь, тебя уже давно зовут, заходи скорее!» и впустил меня?! Я уже не помнил, о чем была бумага, которую я написал. Не помню, как отвечал на ваши вопросы. Но помню, что просидел с вами около получаса, подробно отвечая на ваши вопросы о моей работе, поведении, холостяцкой жизни. После этого вы стали звать меня чаще, и ваши вопросы, казалось, уменьшились.
Меня удивляло одно: иногда в спешке готовились документы. Бывало время, когда нужно было вчера, а не сегодня. В такие моменты некоторые документы казались сырыми, и я думал: «Наверное, начальник не заметит этого недостатка, эта часть слабая». Вы прекрасно замечали такие моменты. Не знаю до сих пор, в чем была ваша магия. Я думал, это опыт и развитая интуиция. Я до сих пор придерживаюсь этого мнения.
5. 1997-1999 годы были трудными. В стране ежедневно возникали споры, протесты, конфликты. Поскольку мы были Министерством информации и общественного согласия, мы имели отношение ко всему. Мы готовили реакцию, документы, экспертизы по всем вопросам. В те времена нас вызывали в 7-8 вечера и давали задание: «Брат, нужно такое-то письмо. Должно быть готово к девяти утра завтра». Многие из нас ночевали на работе, писали бумаги до 4-5 утра, и оставались ночевать на работе.
Интересно, что в те вечера, около 1-2 часов ночи, ваш заместитель Нуралы Султанович Бектұрганов, ваш руководитель аппарата Гульсим Омаровна, ваши заместители и соратники на протяжении многих лет Алібек Аскаров аға иногда сами приходили, а иногда присылали своих помощников с кумысом, бутербродами, даже горячей едой из дома. Оказывается, после того, как вы давали задание, вы говорили: «Ребята, похоже, будут работать всю ночь, если есть возможность, принесите им еды, пусть не останутся голодными».
На следующее утро, на рассвете, вы приходили, просматривали бумаги, исправляли, что нужно, и уносили их выше. Тогда вы говорили нашим руководителям: «Не беспокойте ребят, которые ночевали на работе! Пусть поспят хотя бы до обеда». Я понимал это как вашу ответственность и человечность…
6. Был 1998 год. В Конституцию вносились изменения. Лидер оппозиции Акежан Кажыгельдин также проявлял активность, стремясь «представить свои предложения». Не сказав никому, вы собрали трех парней и дали задание: «За одну ночь подготовьте проекты Конституции по трем направлениям!» Помню, я просидел всю ночь, изучая основной закон Латвии или Литвы, подготовил один вариант и перевел его. Другие мои коллеги сделали то же самое. Один – Берик Абдыгалиев, другой – Ерлан Саиров, если не ошибаюсь. Вы забрали это и напечатали примерно по 200-300 экземпляров в одной из типографий Астаны. Взяв эти варианты, мы сами ночью разносили их по домам депутатов, министров, журналистов.
На следующий день Кажыгельдин приехал в Астану и провел пресс-конференцию. Астана гудела. Службы безопасности тоже были не в курсе этой «спецоперации». Все типографии были обысканы. Зато в тот день, когда президента спросили: «Нурсултан Абишевич! Что вы скажете о конституционном проекте вашего оппонента Кажыгельдина?», он признался: «Честно говоря, утром мне принесли четыре варианта. Я не знаю, какой из них принадлежит Кажыгельдину…» Не будет преувеличением сказать, что в тот день четыре варианта поступили не только к президенту, но и ко всем руководителям, депутатам.
Это не было преступлением, это был один из ваших политических технологических экспромтов. Ваши экспромты, которые вы иногда поручали с улыбкой, а иногда с вашей неповторимой усмешкой.
Вы учили, что технологический подход, требующий ночной работы и пота, эффективнее, чем преследование оппозиции и заключение ее в тюрьму, как это делается сегодня. Лично я до сих пор придерживаюсь этого мнения.
7. Говоря о технологиях…
После летнего отпуска президента вы пришли к нему. Сразу после этого вы собрали нескольких человек и дали конкретное задание.
Говорят, президент, находясь в отпуске, пишет свои мысли, конкретные поручения министрам, акимам от руки и передает их соответствующим лицам. Вы принесли одну такую бумагу. Это были его мысли, касающиеся прессы и интернета.
Через неделю мы подготовили и принесли необходимые бумаги – проекты законов о внесении изменений и дополнений в законодательство, касающееся прессы и интернета. Через день вы вызвали нас. Ваше лицо было суровым, казалось, вы были в плохом настроении. «Парни! Это совершенно не годится! Да, есть задание, но если просят голову, не обязательно отрубать все волосы. Нужно думать», – сказали вы и вернули нам документы. Затем вы добавили: «Парни, поймите правильно! Мы не можем быть чиновниками вечно. Завтра, возможно, мы сами будем в оппозиции. Чтобы тогда не бегать, не имея возможности выпустить газету», – настойчиво подчеркнули вы. В то время также была создана комиссия по блокировке интернета. Комиссия проработала месяц и пришла к выводу: «Блокировка интернета невозможна. При необходимости следует применять политические методы, политические технологии». В той комиссии было 4-5 человек. Одним из них был Жомарт Мажиренов, который впоследствии последовал за Рахатом Алиевым и погиб.
Жизнь, особенно политическая жизнь, полна радостей и горестей…
8. Сегодня я могу с гордостью говорить о времени, когда работал в сфере внутренней политики. Я не говорю, что все было правильно, все было идеально. Но я понимаю, что в те времена мы выполняли задания политического руководства страны максимально технологично, не выходя за рамки человеческих принципов.
Вы сами позже, находясь в оппозиции, извинились перед многими людьми и прошли перед ними. Я думаю, политики все понимают. Вы были их соратниками, коллегами до последних дней. Некоторые из них уже ушли из жизни. В те времена вы часто рассказывали одну притчу о Ходже Насреддине. Говорят, Ходжаке: «Я сам научил людей есть снег с хлебом, но в последнее время у меня самого заболел живот».
Но «как бы ни болел живот», сколько бы ужасов власти мы ни видели, мы не думали, что против вас будет совершено покушение. Вы и сами не верили…
Я до сих пор не хочу верить.
9. Когда речь заходила о нации, о чести, вы не раз вставали на защиту. При необходимости вы открыто и завуалированно боролись с главами правительства, администрацией президента.
Мне запомнилось: ваши противники четыре раза были на грани вашего увольнения. Они собирали все подписи, готовили соответствующий указ и доводили его до президента. В те времена ваши друзья, сторонники предупреждали вас заранее, вы входили к президенту и отменяли силу указов. Президент вручил вам один-два указа, сказав: «Пусть это будет тебе уроком, на память». Позже, после трагического февраля, я увидел один из этих указов среди ваших бумаг. Оставалось только отсутствие подписи президента…
Еще один момент. В 1999 году в парламенте обсуждался земельный вопрос. Тогда вы написали много бумаг, говоря: «Казахское общество не готово к частной собственности на землю, общество не готово». Самое интересное, вы убедили тогдашнего премьер-министра Нурлана Балгимбаева. После разговора с ним вы пришли и сказали: «Айдос, срочно подготовь интервью Балгимбаева для «Казправды!» Вы трижды просмотрели, трижды отправляли курьером премьеру. Премьер держал статью до позднего вечера. На следующий день в газете вышло интервью «Земля не предмет для политического торга», и правительство отозвало из парламента закон о земле. Это достижение как премьера, так и ваше.
Позже, примерно в 2004-2005 годах, вы пригласили меня в один из ресторанов в окрестностях Алматы. Рядом с вами сидел Нурлан Отеболулы. Вы сказали: «Нуреке, этот парень – тот, о ком я говорил. Он ваш брат, земляк». Нуреке поблагодарил. Я помню, как в те годы вы через Нуреке, получив его подпись, написали несколько закрытых писем президенту о ситуации в стране, обществе, власти.
10. Перед парламентскими выборами 2004 года вас пригласили во власть. Два-три дня в Астане проходили многочисленные встречи, ожесточенные споры. После этого вы вызвали меня. Я прилетел. Вы сидели в коридоре гостиницы «Интерконтиненталь» в Астане. Ваше настроение было подавленным. Ораз Жандосов, Болат Абилев и другие ваши коллеги по очереди подходили к вам. Ваш вопрос ко всем был один: «Есть ли в этом смысл? Что мы скажем людям? Как мы это объясним? Все равно известно, что нас обманут…»
Когда вы спросили моего совета, я тоже высказал свои сомнения. Между тем вы ходили то в администрацию президента, то к президенту.
Вернувшись, вы сказали: «Брат, сделаем так! Я сделаю официальное заявление. Останусь в партии. Но я выдвину несколько конкретных требований. Напиши это. Когда будет готово, принеси сюда».
Я пошел в офис, просидел около трех часов и принес один вариант. Вы прочитали его и вернули, сказав «сырой». Просидев еще час-два, я принес снова. Вы снова вернули, сказав: «Еще сырой, нужно доработать». Просидев еще два часа, я принес вариант. Вы, немного довольные, сказали: «Вот, теперь с этим можно работать».
На следующий день вышел указ президента. Вскоре ваше заявление в качестве министра было опубликовано во всех газетах, на сайтах, по телевидению. «Если выборы пройдут честно, если закон о печати изменится, я останусь», – сказали вы. Но получилось не так, как вы думали. Вас безжалостно уволили из власти во второй раз. Это был и мой второй раз…
11. Я никогда не думал, что стану журналистом, что приближусь к журналистике. Вы сами привели меня в эту профессию. Знания и навыки, полученные от вас, я не смог бы получить и за пять лет обучения в любом университете.
Поскольку это было Министерство информации, мы сами писали некоторые важные новости. И вы давали задание: «Напиши этот текст языком «Казправды», «Жас Алаш», «Каравана». Вы снова и снова говорили: «Читай, изучай, учись у лучших журналистов этих изданий». Однажды я принес текст размером в полторы страницы. Помню, это была информация для газеты «Время». Вы рассмеялись. Молча взяли лист бумаги, сложили его пополам и порвали, снова сложили и порвали, снова сложили и порвали. Взяв один из этих клочков бумаги, вы сказали: «Айдос, то, что ты написал таким огромным текстом, займет лишь такое крошечное место в газете. Если ты сможешь уместить написанный тобой текст на этом клочке бумаги, я завтра позвоню Игорю Мельцеру». Я старался около получаса. Как бы я ни старался писать мелко, все не помещалось. «Видишь? А теперь давай тщательно сократим твой текст!» – сказали вы, взяли ручку и уместили все в пяти предложениях. Это был для меня отличный урок. Многие такие уроки до сих пор в моей памяти. Сейчас я сам обучаю некоторых ребят.
12. Трагический февраль до сих пор в моей памяти. В последний раз я видел вас в субботу. Мы вместе готовили ваши интервью для газет «Жас Алаш» и «Эпоха» до половины девятого вечера. Вы были в прекрасном настроении.
В тот день гремел гром, погода испортилась. Ваша невестка, которая обычно не беспокоила меня, когда я был с вами, звонила снова и снова. «Ладно, брат, иди домой. Передай привет невестке, пусть не сердится на меня, что заставлял тебя работать в выходной», – проводили вы меня.
Я пошел домой. Вы отправились в вечность, аға…
Женщины такие чувствительные, или как? Ваша невестка иногда до сих пор говорит: «Когда я представляю, как вы в тот день вместе с Алтеке ехали в машине домой или на встречу, у меня болит сердце». Иногда я тоже думаю. Но страха и ужаса больше нет, аға…
Я все еще не хочу верить. Верю, что однажды придет день, когда я напишу большие воспоминания.
Айдос САУМ
Газета «Жас Алаш»