Представляем вниманию читателей рассказ известного писателя Культолеу Мукаша «Старый трамвай».
1.
Перед рассветом произошло землетрясение.
Курпеш, как обычно, быстро проснулся. Он успел рассеянно взглянуть на скрипнувшее окно и медленно раскачивающуюся лампу. У него даже не было сил приподнять голову с подушки. Хорошо, что толчок быстро прекратился. Тем не менее, судя по дребезжанию люстры, сила колебаний была немалой. Минимум баллов четыре-пять…
Вспомнив о внуке в соседней комнате, он дернулся и попытался встать, но замялся. (Это же сын старшего сына, Канат. Он его с детства воспитывал. Учится в шестом классе). Сам он два дня как не мог разогнуться от боли в пояснице и не мог двигаться. И он подумал: «Мой ребенок, наверное, выберется». – «Он уже неплохой парень. Не испугается. Эх, главное, почувствовал ли он этот новый трепет?!».
Сложив руки на груди, он, нахмурившись, бросил взгляд на жену Марию, лежавшую рядом. В полумраке ее открытое плечо белело, рот приоткрылся, она спала безмятежно. Ни звука. «Аллау, что за люди! Умрут, не проснувшись! – воскликнул он, уставившись на нее, но тут же успокоился. – Бедняжка, что она может сделать, устала ведь»…
Привычная для Алматы периодическая «характерная черта» – колебания – была известна давно. Ай, но к этому никак не можешь привыкнуть. Страшно, как обычный трус… Тем не менее, он хорошо знал, что не сможет покинуть этот сияющий город. Как говорится, «влюбился в своего врага», разве не чудо, что даже его снег и дождь льются с неба как благословение! Может быть, даже в этой привычке глубоко вздыхать и шевелиться, словно размышляя о чем-то тяжелом, есть какая-то таинственная суть…
Курпеш осторожно пошевелился, укрыл жену одеялом, сам улегся поудобнее и уставился в потолок. Затем снова повернулся к окну. Снаружи – мороз. Холод. Казалось, завывал ветер. Похоже, начинал сыпать снег. Пожалев собаку, прижавшуюся к деревянной будке, он легко вздохнул. В сознании промелькнула мысль: «Ай, собачья жизнь! Ничего не поделаешь, придется терпеть». Перед глазами пронеслись картины жизни. Он подумал, что уже почти пятьдесят лет прошло с тех пор, как он поселился у подножия Алатау, чьи вершины укутаны облаками. Приехал в семнадцать лет. «Неся мечты», он прибыл из далекой степи Арка. Учиться…
Конечно, «учиться» – это не то, чем можно хвастаться; он не мог сказать, что был очень способным к учебе. Закончив среднюю школу кое-как, он, как и многие, поддался общему потоку. Иначе, вряд ли кто-то стал бы искать в науке и образовании такого человека, как Курпеш. Однако он не был совсем уж глупым парнем; после первой же неудачи он, поразмыслив, остался в городе со своими товарищами. Закончил курсы сварщиков. В то время было много строительно-монтажных управлений, таких как «СМУ-13», «СМУ-15», и он устроился на работу в одно из них. Правда, два года отслужил в армии. Затем – сюда…
Мария тоже была его «соратницей по судьбе». Познакомились в общежитии для рабочей молодежи после его возвращения из армии. Она оказалась штукатуром. Простая, среднего роста, светловолосая, с копной волос, он полюбил ее с первого взгляда. Как степной парень любил синее небо, солнце, ветер, так и он безраздельно влюбился в эту женщину. Вскоре они поженились. Жили-были. Воспитали двух сыновей и дочь… Трудолюбивый человек постепенно поднялся до уровня сварщика-монтажника высшей категории. Мария тоже была мастером своего дела. Работая бок о бок, они, когда пришло время, получили трехкомнатную квартиру.
Их дом оказался прямо напротив трамвайного депо. Выйдя из дома, они могли сесть на любой трамвай и отправиться куда нужно под стук колес: «ду-ду-дук-к-х, ду-ду-дук-х-х, ду-ду-дук-к-к-х».
Именно эти люди, его товарищи, построили многие здания Алматы. На их счету – множество высотных зданий.
На самом деле, настоящее имя его жены было Гульмария. Приехав в Алматы, она, как и некоторые ее подруги, «отредактировавшие» свои имена, решила оставить «Марию», убрав «Гуль». Некоторые друзья до сих пор называют ее так. Курпешу нравилось «Гулекен». Иногда он называет ее «Макен». А в моменты гнева: «Эй, Гульмария!» – восклицает он. Жена, наверное, сразу понимает настроение мужа.
Их доходы были неплохими. По мере сил, до сегодняшнего дня они помогали родным в деревне с праздниками и похоронами. То доезжая, то не доезжая, они, собрав последние силы, устроили детей. Перед выходом на пенсию они выгодно продали квартиру в центре и купили жилье второму сыну и дочери. Старший успел получить квартиру от государства. А сами они построили небольшой четырехкомнатный домик на окраине города. Оба строители, поэтому дом получился неплохим. Двор тоже просторный. Если возникнет необходимость, земли хватит, чтобы построить еще один дом…
Иногда, покачиваясь в такт рельсам, Курпеш смотрел на новостройки – пяти-, шестиэтажные здания и мечтал: «Эх, если бы сюда перевезти всех родных из деревни и устроить их!». А потом думал: «Но если бы такая ситуация возникла, смогли бы они жить дружно… Или нет… Эх, не знаю! Через два месяца они наверняка начнут свои склоки».
Они тоже пережили бурную молодость. Одевались по моде того времени. Вместе с Марией они зажигали на танцевальных вечерах. Были и случаи, когда Курпеш сталкивался, дрался… кулаками с кем-то на тех площадках. Система того времени толкала на такое поведение. Молодежный пыл, чувство собственного достоинства и чести не делали человека мягким. Осталось ли что-нибудь от этого горячего нрава сегодня, или нет?! Время, оказывается, перемалывает даже самых буйных, давит, подчиняет, делает их похожими на шаманов, потерявших свой дух. Ай, но и назвать Курпеша покорным нельзя…
Его жена, которая сейчас тихо посапывала с открытым ртом, раньше любила посещать торжественные дворцы, кино… новые постановки в драматических театрах! При любой возможности она тянула и мужа туда. Молодая пара пару раз, получив путевки от профкома, брала с собой маленького сына и ездила отдыхать в Крым, Чехословакию. Они не забыли тех времен, когда мечтали сделать это традицией, расширить горизонты. Но потом жизнь стала трудной, и короткая нить не смогла связаться. Бедная нужда не давала двигаться вперед. Так, незаметно для себя, они состарились. Как белоснежные вершины Алатау, его волосы поседели. Его спутница жизни, когда-то сиявшая, как утренняя роса, тоже постепенно старела. Оказывается, время не может не подчинить себе всех.
2.
На самом деле, старость приходит не сразу, а постепенно, медленно. Когда входишь в общественный транспорт, и молодые люди, которые раньше не спешили уступать место, теперь вскакивают при твоем появлении, понимаешь, что положение твое незавидно. А если некоторые девушки и парни не двигаются, ты радуешься, думая: «Эх, эти ребята все еще считают меня молодым!». Курпеш, честно говоря, пока не хочет признавать старость.
Некоторые его сверстники иногда:
– Эй, старик! – звонят ему. Приглашают на пиво.
Он признается, что немного обижается на такие слова. Краснеет как обычно.
– Эй, какой тебе «старик», сын брата?! Когда состаришься, сам и состаришься. Какое тебе дело до других, – ворчит он.
Не отказывается от пары кружек пива. Иногда, тоскуя по прежней шумной компании, не развеивает ли он тоску? Не стремится ли он облегчить бремя жизни, вздохнуть свободно?
Ему вспомнились строки какого-то поэта: «Почему я пью водку?! Пью, считая деньги в кармане…». Однако он так и не смог выяснить, чей это стих. Ему нужно обязательно спросить у знающих людей и записать полностью… Как он и говорил, он с давних пор привык приносить домой заработанное, кормить своих детей. Например, каждая «пятерка» Каната – это пятьсот тенге. Это «стипендия», назначенная им самим. Хотя он и не отличник, он приносит две-три «пятерки» в неделю и каждый день показывает дневник. Тогда вы бы видели, как обрадовался дедушка! Он видел, как он, радуясь, говорил своим друзьям:
– Эй, этот опять урвал мои пятьсот тенге! …
Позже он начал носить тюбетейку. Сама жизнь заставляет склониться перед зрелостью, степенностью.
Конечно, как отрицать, что он пенсионер. Сколько ни скрывай, ты не молодеешь с каждым днем, все видно как на ладони. Хе-е!
На его счет ежемесячно поступает ровно сто пятнадцать тысяч тенге. И этому он благодарен. Марии тоже положено около девяноста тысяч. Вдобавок она моет полы в ближайшем офисе и зарабатывает еще тридцать пять тысяч тенге. Зная это, родные в деревне смотрят на них с надеждой, думая, что они гребут деньги лопатой. По правде говоря, только им известно, что они живут не в роскоши, ведь в городе все продается. Дети, давно ставшие самостоятельными, до сих пор полагаются на них. Особенно младший сын часто просит денег. Хорошо то, что он заранее предупреждает о своих нуждах и пишет на мобильный телефон: «Папа, в следующем месяце мне понадобится около четырехсот тысяч тенге на одно дело, можешь ли ты помочь мне с семьдесят тысячами? Я верну».
Он внутренне переживает. Однако радуется тому, что не требует денег сегодня. Он никогда не отказывал ему. Он искал подходящий момент и всегда давал. Он хорошо знал, что эти деньги не вернутся. Ведь он не будет ходить и спрашивать у сына: «Эй, когда ты вертишь тот долг?».
Однажды, когда он ехал в трамвае, ему позвонил его троюродный брат из деревни. Это был парень, который развелся с первой женой и позже женился на другой. Ему около сорока.
– Брат, ты знаешь ситуацию. Та проклятая женщина подала в суд. Если я не буду платить алименты, она хочет привлечь меня к ответственности. Кажется, могут посадить на несколько лет. Я нашел большую часть денег. Теперь, если ты сегодня-завтра дашь мне в долг около двухсот пятидесяти тысяч тенге. Кроме тебя, на кого мне опереться? – говорит он.
По спине Курпеша пробежал пот. Он не ожидал такого. Это, наверное, когда нож вонзается в незащищенное место. В тот момент стук колес тоже звенел в его голове: «бра-а-ат, двести пятьдесят-и-и тысяч-и-и тенге-е, как най-й-йти-и, двести-и пятьдесят-и-и тысяч-и-и тенге-е-е най-й-йти-и-и-и».
– Хорошо, сейчас. Подумаем. Ты бы сказал немного раньше, – промямлил он в телефон брату.
На следующий день, посоветовавшись с Марией, он нашел эту сумму. Было понятно, что такая помощь тоже не вернется…
Они тоже пережили немало трудных времен вместе со всей страной. Когда изнурительная жизнь выматывала и утомляла их, Курпеш сравнивал себя с старым трамваем, который, несмотря на свою изношенность, не останавливался, пока не развалится. В такие моменты перед его глазами проносились образы ползущего, ковыляющего раненого жука или искалеченного муравья. В детстве он часто видел такие картины. Он тоже, после тяжелой работы, возвращался домой затемно, спотыкаясь и падая.
В городе постепенно увеличился поток машин. Пришло время, когда бесчисленные легковые автомобили стали обгонять трамваи. Тем не менее, наступил и век трамвайных маршрутов. Трамваи мчались даже по эстакадам.
Но такое резкое изменение ритма жизни, суматошное движение, казалось, давило на нервы пожилого человека, не находящего ответов на множество вопросов, изматывало и загоняло в тупик. Единственной опорой в такие моменты была Мария. Но, почему-то, он думал, что вымещает на ней всю свою злость и раздражение. Он искал недостатки в каждом ее действии, например, когда они ходили в баню:
– Эй, эта женщина даже нормально не вымыла! – думал он, сжимая зубы.
Как бы он ни кичился, он забывал, что, подобно беспомощному ребенку, нуждается в ее заботе.
Он участвует в различных мероприятиях друзей в городе.
Однажды перед рестораном он ворчливо ругал жену:
– Эй, ты тоже! Опять заложила две складки на этих брюках! Сорок лет в браке, а ты так и не научилась гладить одежду!
Мария смотрела устало и растерянно:
– Ты же сам не посмотрел перед выходом?..
– Откуда мне знать! Ладно, забудь. Я как-нибудь разглажу. Лучше скажи, сколько дадим на свадьбу! Тридцать тысяч хватит?
– Не знаю. Наверное, хватит.
– Добавь еще пять тысяч тенге. Он был моим другом с детства. Его сын не каждый день женится…
Его единственная доверенная, его сочувствующая, вчера вечером, когда он задремал, она тихонько толкнула его:
– Ты два дня ничего не ешь. Выпей хотя бы пиалу горячего супа! – говорит она.
Он молча кивнул. Когда он взял посуду, его рука коснулась руки Марии, и он почувствовал, как будто прикоснулся к железу. Ладонь казалась окаменевшей, как будто покрытой черной краской. Как же ему было жаль жену!
Внутренне он решил больше не придираться к ней по пустякам.
Иногда ему снятся сны. Ему снится старый коричневый дом, где он родился и вырос. Чаще всего он разговаривал с матерью. Почему-то отец появлялся редко. Сейчас их обоих нет…
Живя рядом с депо и всю жизнь пользуясь железнодорожным транспортом, он иногда слышит стук колес вагонеток.
Вот и он сам, как те старые трамваи, уже два-три дня шатается и находится на грани «развала». Поясница не держит. Все тело тяжелое. К тому же он простудился. Шестьдесят шесть лет – это не шутка. С возрастом начинают одолевать различные болезни. Мысли вроде: «Если что-то случится, кто позаботится о моих костях? Где меня похоронят?» – мелькают в голове.
Если посмотреть правде в глаза, чего бояться смерти, которая приходит независимо от того, боишься ты ее или нет! «Эй, все-таки, отложим пока смерть. Есть еще дела, которые нужно закончить», – усмехнулся он про себя. Перед глазами проплыл образ сцепленных трамваев.
Сейчас, сам он, в Алматы, их движение давно прекращено. На днях он видел, как во дворе депо старые трамваи стояли рядом с новыми, разобранные…
Он снова задремал. Открыв глаза, он почувствовал, что весь в поту. Он проснулся с облегчением. Ему вспомнилось, что сегодня ему нужно идти в школу к Канату, на родительское собрание. Он вспомнил, как долго ждал этого дня. Чуть было не забыл.
Он быстро взглянул на окно. Солнце, казалось, поднялось на аршин. В доме было светло. Он почувствовал, что боль в пояснице внезапно утихла. Он почувствовал себя легким, как будто только что родился. Он понял, что полностью выздоровел от простуды. Он встряхнулся и вскочил с постели.
Он настороженно прислушался к звукам снаружи. Издалека, казалось, доносился приглушенный звук трамвайных колес.
Культолеу Мукаш,
Газета «Жас казак»