Внимательный, чуткий читатель, вероятно, не забыл, что одно из памятных состязаний шестидесятых годов, считающихся славным периодом нашей литературы, было посвящено лирическому герою. Мы до сих пор помним, как поэты и писатели, а также литературоведы, не могли прийти к согласию в ответе на вопрос: кто же такой лирический герой? Одни возвеличивали лирического героя, видя в нем внешнюю силу, таинственную мощь, вознося его до небес; другие же низводили его до уровня грязи и праха, подчиняя его своей воле и направляя по своему усмотрению; тогда же третьи не могли вместить его личность в мир, мучаясь от этого, а четвертые, в свою очередь, заключали его в тесную клетку, подобную скорлупе ореха. И каждый из них приводил эти выводы не из праздного желания выделиться, а опираясь на достаточные доказательства и факты из самой жизни и поэзии. Долгие споры, изнурявшие публику и экспертов-критиков, наконец, завершились рукопожатием и кивком в знак согласия с одним-единственным выводом: лирический герой – это сам поэт. На самом деле, противоречивые мнения, приведенные выше, в основном возникали из-за различий в действиях поэтов, их мировоззрении, характере, таланте, уровне интеллекта и т.д. После этих, казалось бы, незыблемых формул, споры о лирическом герое на некоторое время прекратились как по мановению ножа.
Разве проблемы литературы иссякаемы?! Только успеешь найти решение одной проблемы, как тут же постучишься в дверь следующей. Теперь перед народом встали бесчисленные вопросы: если лирический герой – это сам поэт, то кто такой поэт, какова должна быть его связь с обществом и окружающей средой, как определить его место во времени и пространстве? Является ли поэт таинственным микромиром, где бушует ветер вдохновения, где текут звезды, где происходят бурные потрясения, живущий самостоятельной жизнью, независимой от окружающей среды и времени? Или же он – микрочастица, тесно переплетенная с окружающей жизнью, неспособная жить самостоятельно, вращающаяся вместе с этим миром, который сам вращается как волчок?
Если рассматривать поэта как таинственную загадку, живущую независимо от окружающей среды и времени, то, каким бы талантливым он ни был, он превратится в личность, неспособную сказать ничего, кроме как о своих личных переживаниях, оторванную от общества и времени, лишенную великой миссии служения духу своего времени и современникам, и, наконец, внутренне разлагающуюся и разрушающуюся из-за отсутствия внешнего дыхания и влияния, что приведет к творческому упадку и краху. А если рассматривать поэта как микрочастицу, неспособную жить независимо от окружающей жизни, не имеющую сил творчески осмыслить происходящие в жизни явления, то он, несомненно, потеряет свою творческую самостоятельность и превратится в ремесленника и профессионала, механически вращающегося вместе с этим миром, без собственного лица. Допустим, это так. Итак, поэт – это не замкнутый микромир, находящийся вне времени и эпохи, и не механическая микрочастица, неспособная к диалогу с эпохой. Так кто же он? Если обобщить в нескольких словах, то он – и микромир, и микрочастица этой великой эпохи и времени. Только когда эти два качества объединятся и синтезируются в нем, он сможет заслужить почетное звание поэта Великого Величества Времени и Эпохи. Одно без другого невозможно.
Конечно, мы не выдумываем эти слова, мы черпаем их из самой жизни, из самой поэзии. Предоставим слово поэтам.
Я боюсь своей головы, не атом ли она,
Не создается ли нечто великое.
Не случится ли так, что это великое
Придет к нищему, ставшему самим собой.
Я боюсь своей головы, не атом ли она.
Неизвестные элементы играют в моем мозгу,
Мой мозг кипит, мой мозг кипит.
Став пристанищем неизвестных жизней,
Не станет ли моя голова принадлежать моему телу?!
Словно для того, чтобы достичь дна этой вселенной,
Происходят ужасные испытания.
Я боюсь своей головы, если меня не будет,
Мой атомный мозг взорвется.
Это стихотворение Мукагали Макатаева «Боюсь своей головы». Вот истинно гражданская поэзия. Поэт воспринимает беду всего человечества как свою личную беду. Потому что он не может поставить себя вне времени и эпохи. Поэтому он сплел всю свою сущность, всю свою жизнь вместе со временем. Неразрушимое единство. В то же время это стихотворение полностью свободно от избитых, шаблонных слов. Мировоззрение, природа таланта, сущность, интеллектуальная мощь поэта, голос эпохи и времени были творчески осмыслены и переработаны. Поэтому, хотя голос поэта звучит в унисон с голосом эпохи и времени, он не теряет своей уникальной самобытности. Яркий и величественный!
Теперь давайте прочитаем стихотворение Жумекена Нажимеденова «Зима – 80»:
Словно гора рухнула, наступив на мою правую руку,
Правая половина глобуса затоплена.
Моя младшая дочь немного постояла, глядя,
И обрадовалась, сказав: «папа спокойно спит».
Все, кто пришел к моей постели –
Одни не понимают язык, другие – жесты.
От слова «спокойно» у нее вылетели все нервы,
Бедная мать, прибежав, споткнулась.
Всю жизнь я проповедовал спокойствие, всей душой,
Я жаждал спокойствия:
Я желал только спокойствия моей Родине,
Я желал спокойствия очагу, семье,
Но, но я никогда не желал,
Чтобы успокоилось мое сердце.
Правая половина моего тела как будто затихла,
Левая половина моего народа словно объявила войну этому.
Антициклон пришел к одному океану,
Революция победила на одном континенте –
И я выжил, вот.
Поэт лежит в постели. Тяжелая болезнь, сильное потрясение. Личная болезнь, личное потрясение, но слышите ли вы в этих строках смятение или самолюбование поэта? Нет! Конечно, поэт связал свои личные переживания с общемировыми катастрофами, общемировыми явлениями. Это тоже под силу истинно гражданскому поэту. Только истинное дитя времени и эпохи может говорить так!
Если М. Макатаев в своем стихотворении воспринимает угрозу, нависшую над всем человечеством, как угрозу себе, то Ж. Нажимеденов, наоборот, рассматривает личные переживания как переживания эпохи и времени. Два поэта, два разных подхода, но гражданское кредо одно. Оба они – и микрочастица в теле эпохи и времени, и таинственный микромир со своим почерком, своим голосом. Они не изолируются от окружающего мира, не впадают в «пустое вращение», подчиняясь любой теме.
Конечно, такие возвышенные стихи можно найти не только в творчестве этих двух поэтов, но и в произведениях других поэтов. Тем не менее, состояние современной казахской поэзии должно вызывать глубокую обеспокоенность у всех. Если не у отдельных поэтов, то у многих поэтов творчество, к сожалению, поражено «болезнью серости», подобно засоленной почве. Мы считаем, что главной причиной этой «болезни серости» является отсутствие, несинтезированность двух вышеупомянутых важнейших качеств. В результате сейчас множатся унылые стихи, которые прячутся в себе, промокают без солнца, и хвастливые стихи, которые раздуваются, как подушка, до полного самодовольства. Отсутствует истинный творческий поиск, истинная творческая активность. А там, где нет истинного творческого процесса, может ли проявиться истинная гражданская активность? Конечно, нет! В такие моменты запускается конвейер, производящий поток однообразных, серых стихов с полным рифмованием и ритмом, то есть с одеждой, но без содержания. Кому нужны такие стандартные промышленные продукты, лишенные всякого творчества, крови и души? Дай Бог, чтобы наш поэтический мир был избавлен от этого в будущем.
Темирхан Медетбек