Тысячелетие эпоса «Манас»
Сегодня в глубине наших сердец оживают великий Дастан, проживший тысячелетия, и прославленный Богатырь, воспевший его. Они вновь ставят нас лицом к лицу с вечной историей, побуждая осмыслить прошлое и настоящее. В такие моменты стираются границы времени и пространства, и мы вынуждены глубже вглядываться в истоки, в единое целое, которое нас породило и питает. Чем глубже мы погружаемся в прошлое, тем ближе становимся друг другу, тем меньше различий между нами. Мы осознаем, что все мы принадлежим к одному роду двуногих, породившему столько великих людей, восхищавших и покорявших многих.
Однако, несмотря на эту очевидную истину, мы не всегда гордимся этим, не всегда радуемся. Напротив, бывают моменты, когда мы испытываем стыд и досаду, когда нас охватывают отчаяние и смятение.
Ведь несмотря на то, что человек изначально наделен особыми качествами, несмотря на пережитые трудности и испытания, несмотря на то, что он способен глубоко исследовать сорокаслойные тайны окружающего мира, постичь суть гибели, исходящей от безразличия неживой природы, и страдания, порожденного безжалостной жестокостью живого мира, и обладать высоким разумом, способным безошибочно отличать добро от зла, разумное от безумного, благородное от подлого, как можно не скорбеть о том, что человечество до сих пор не подчинилось собственному разуму, не может реализовать свои знания и пребывает в смятении?! Как не печалиться о том, что оно само же порождает столько отвратительного и пагубного, столько насилия и зла, которые оно осуждает с самого сотворения мира и течения рек?! Так почему же нам радоваться и гордиться тем, что мы принадлежим к роду легкомысленных существ, которые не способны даже пожалеть и защитить самих себя, не говоря уже о других?! Как не кусать себя за руку и не впадать в отчаяние?!
Тем не менее, есть и множество радостных событий, которые могут успокоить наш встревоженный разум, призвать к терпению наши смятенные чувства и вернуть утраченную решимость. Например, то, что кажется возможным только для Бога, оказывается под силу и человеку. Многое из того, что кажется непостижимым для ума и невообразимым для фантазии, находится не на седьмом небе и не под землей, а прямо здесь, на земле, по которой мы ходим. В такие моменты мы безмерно радуемся тому, что родились именно здесь, именно такими, какие мы есть. Мы чувствуем, будто достигаем неба.
И сегодня мы находимся в таком же искреннем восторге. Ведь есть особая причина, знаменательное событие, которое может порадовать не только один народ, одну нацию, один регион, но и все человечество, позволяя ему осознать и возгордиться своей силой.
Итак, давайте сначала обратимся к песне: «Сказка старины – в ней смысл, если расскажешь. Сказка древности – важна для тех, кто помнит. Часть ложь, часть правда – для утешения потомков… Много лжи, много правды – говорим для большинства, чтобы порадовать, ради славы отважного Героя. Нет свидетелей, нет ложных слов. Нет тех, кто лежал в почете, нет дел, связанных с ложью, – сказки предков, разве не стоит начать? Разве не войдет в душу смысл сказанного слова? Слово, услышанное из летописи, слово, выросшее и развившееся; слово, полученное от старцев, слово, оставшееся в народе; слово, полное сказок, слово, ставшее неподъемным; слово, не приближающееся к порочным, слово, пребывающее с героями… Слово, оставшееся от юных, слово, полученное в наследство народом, слово, поселившееся в разуме и сердце, слово, волнующее душу; слово, ставшее верным спутником героя, отправляющегося в поход против врага; слово, насытившее душу слушателя; слово, сказанное красноречивыми, слово, растопившее скучающую душу; слово, пришедшее вместе с бурей, криками и шумом, с неустанным языком, с нехриплым голосом, с вершинами, где пасутся архары, с ветром, гонящим облака; слово, прожившее вместе с нами, соревнуясь и спеша; слово, данное детям предками в вечное наследство; слово, собранное народом, как жемчуг…» Да, да…
Разве оно не льется, как бурный поток горной реки, падающей с отвесных скал?!
Поклонись своему предку, сказочник в остроконечной шапке! Какой у тебя был дар речи?! Какими были твои зоркие глаза?! Каким проницательным было твое сердце?! Именно твоя способность уносить далеко, за тысячу лет, за тысячу перевалов, за тысячу вершин, то, что исходит не из кожи, не из крови, не из слез, а просто из болтливого рта, – вот что продлевает жизнь даже ворону и соколу…
Действительно, в чем же заключается особая магия Тысячелетнего Дастана «Манас», этого Великого Дастана, свидетеля веков, открывшего уста многим поколениям и закрывшего глаза многим, тысячелетнего и запечатленного в сердцах миллионов, что он до сих пор завораживает наш слух, пленяет наш ум и растапливает наши сердца?!
Возможно, в его величественном облике, подобном Алатау, покрытому белыми снегами, который заполняет собой все поднебесье…
Возможно, в его необъятном просторе, подобном Сары-Арке, которая, как бы ни тянули край небесного покрывала, все равно остается открытой.
Действительно, «Манас» в два с половиной раза больше древнеиндийской «Махабхараты», и в двадцать раз больше, чем древнегреческие «Илиада» и «Одиссея», взятые вместе. Самый объемный из шестидесяти пяти известных сегодня вариантов, исполняемый Саякбаем Каралаевым, насчитывает более полумиллиона строк.
В этом исполинском эпосе, который, кажется, охватывает все четыре стороны света, нет ни одного нескладного куплета, ни одной строки, которая бы не вызывала удивления, ни одного слова или сравнения, которое бы не восхищало. Его содержание плотное, как мышцы горного зверя, который одним прыжком выхватывает добычу из пасти скалы и уносит ее в логово. Его форма гладкая, как блестящая спина сытого тигра. Алатау на земле, каким бы красивым он ни был, имеет свои ущелья и неровности, свои обрывы и склоны. Манастау, созданный эпосом, каким бы исполинским и великим он ни был, словно вылит из жемчуга, яхонта и лала, сверкающих и переливающихся. Он радует глаз своей красотой, поражает своей изящностью. Как тут не восхититься?! Как тут не покачать головой?! Как не преклониться перед духом великих кыргызов, которые тысячелетиями оттачивали, перебирали, полировали, украшали и совершенствовали этот Дастан, создав непревзойденное в мире Эпическое Величие?!
Даже если слушать Великий Дастан, проживший тысячелетия, склонившись перед ним и вглядываясь в его уста, тысячу дней, ваша жажда не утихнет, ваша преданность не ослабнет. Ведь он заставляет вас плакать, исцеляет раны вашей души, заставляет вас бежать босиком по лезвию бритвы, поднимает волосы на голове дыбом, заставляет слезы застывать на ресницах, растапливает ваше сердце, разбрасывает ваши мысли и фантазии в сорока направлениях, словно вы попали к албасты или в глаз колдуна, и вы, завороженные, попадаете в его сети. Вы не можете оторвать глаз от глаз сказочника, который несется, как скакун, как тигр, как лев, пылая, изливаясь, раскачиваясь, как дерево, как ветка, колыхаясь, как трава, падая, как водопад, цепляясь, как колючка, облизывая, изливая пламя, не давая вам покоя, увлекая вас, заставляя вас рыдать, – и это не случайно.
Не в красоте слов, льющихся из уст этого неутомимого сказочника, который высасывает вашу кровь, как пиявка, и пожирает ваше сердце, как червь, и не в красоте изображаемых им сцен. Дело в том, что он возвращает нам древние времена, времена предков, чья тысячелетняя скорбь и глубокий смысл, вместо того чтобы рассеяться, лишь усилились и уплотнились. Это трагическая история и тяжелая судьба вашего народа, который прошел через многое за тысячелетия. Запутанные пути и хитросплетения двусмысленных ситуаций, которые тысячелетиями мучили умы, кипятили кровь и терзали нервы предков, теперь начинают терзать и ваш разум, сжимать вашу фантазию и сжимать ваше сердце. Отравленные сегодняшними заботами, как вчерашними, вы не можете разглядеть вчерашнюю скорбь и сожаление в сегодняшнем облике. Природа, полная красок, веселые праздники, шумные битвы, торжественные гуляния и споры, буря любви и грохот героизма – все это исчезает, как сон, и в груди пробуждается древняя боль.
Тогда, опираясь на что, вы будете плакать, что заставит вас согнуться в поясе и сломать колени?
Сколько бы ни было наслоений, добавленных последующими поколениями и сознанием к облику Великого Дастана, который поется тысячелетиями, столько же было и глубинных черт, впитавшихся в кости и плоть народа до того, как он впервые был услышан. Возможно, последнее даже превосходит первое. Ведь первопричина, пробудившая фантазию и вдохновившая на создание нового, грандиозного эпоса, лежит в тех глубинных пластах тысячелетней давности. Вместо того чтобы раскрыть и объяснить это, некоторые считают дастан простым собранием событий, произошедших с кыргызским народом в прошлом, другие же видят в нем бесконечную историю, которая началась с одного события и затем продолжилась, разрастаясь и увеличиваясь сама по себе.
Нет, это не так. «Манас» – это не просто дастан, который хаотично объединяет события, произошедшие с одним народом в прошлом и настоящем. Это духовная летопись рождения, развития и становления благородной мечты, великой цели, которая зародилась во времена предков, но не была достигнута отцами и дедами, и могла быть реализована только в наше время. В конечном итоге, в каждом из четырех периодов эпохи дастана проявляется одно и то же явление, развивающееся по одному пути, по одной системе. Драматизм схожих коллизий, переживаемых каждым героем в каждом периоде, постепенно усиливается, и вытекающее из этого концептуальное понимание также постепенно углубляется. Это отражение главной цели, которую весь национальный народ не мог реализовать на протяжении веков, и которая становилась все более сложной и острой с каждой сменой поколений. Это сорокаслойный, сложный и интересный путь превращения заботы в мечту, мечты в надежду, надежды в веру. Эта цель – цель, передающаяся из поколения в поколение. Эта тема – актуальный вывод, развивающийся из поколения в поколение. Это сущность и основа национального сознания, сила и стержень национального характера. Так с какого периода начался этот вывод, ставший основой национального самосознания кыргызов, и в каких источниках была затронута эта тема, ставшая основой национальной поэзии?
В поисках ответа на этот вопрос история уходит далеко. Она уходит к самому началу сотворения мира и течения рек. Если Вселенная существует 18 миллиардов лет, то нашей Земле около четырех с половиной миллиардов лет. Если жизнь без сознания появилась три с половиной миллиарда лет назад, то разумная жизнь возникла всего около сорока тысяч лет назад. Двуногие существа, проведя около тридцати тысяч лет в стадной жизни, перешли к общественной жизни только в последние десять тысяч лет. Кто-то, живя у воды, ловил рыбу, кто-то, погружаясь в густые леса, охотился на зверей, кто-то собирал плоды с деревьев, кто-то собирал колосья, – это явление, начавшееся вблизи экватора, вместе с мигрирующими животными достигло обширных пространств Евразии. Здесь каждый добывал себе пропитание привычным способом и занимал соответствующее жилище. Собиратели плодов и ягод, а также рыбаки, осев у устьев рек, постепенно перешли к земледелию и ремеслам. Охотники, преследующие зверей, постепенно превратились в скотоводов, ориентируясь по звездам, определяя путь, познавая землю, вдыхая ветер, находили пастбища и места для зимовки. Думая о пастбищах и местах зимовки четырехногих перед ними, они наблюдали за облаками в небе. В зависимости от увеличения воды и травы, они перемещались то на юг, то на север, вдоль рек, то в Европу, то в Азию, пересекая два континента и перемещаясь между двумя океанами. Хотя начало этой эпохи, когда каждое перемещение было праздником, а каждое поселение – весельем, было радостным, конец его привел к трудностям. Область самого длительного господства кочевников, которые кажутся настоящими буйволами истории и природы, – это пространство, где мы живем сегодня. Горы и степи Сибири и Центральной Азии. Свидетельством тому – сам эпос «Манас». Огромные истории, описанные в нем, традиции и обычаи, характеры и нравы, изображенные в них, хорошо знакомы и понятны нам, сидящим здесь. Герои не кажутся незнакомцами, воскресшими из древнего мира, а скорее вашими соседями, только что вошедшими в дверь. Их страдания и трудности хорошо известны. Оказывается, все, что мы не можем реализовать сегодня и скорбим об этом, было тем же самым, что мучило наших предков тысячу лет назад.
Как сказал один мудрец, разнообразный рельеф Евразии способствовал формированию различных этносов, живущих по разным законам и создающих различные культуры. Природное разнообразие не препятствовало их мирному сосуществованию, а способствовало ему. Это разумное суждение. Но что вечно под луной? Действительно, так было только во времена, когда каждый добывал себе пропитание привычным способом в привычной среде. Но когда с ростом населения и увеличением потребностей стало трудно жить привычным способом в привычной среде, мирное соседство начало нарушаться. Даже процессы, живущие по одному образцу, начали пожирать друг друга. Особенно тяжело это было для оседлых народов. Они больше не могли, как раньше, считать все места, где есть вода, своими пастбищами, а все места, куда стекает вода, – своими водопоями, и были вынуждены отказаться от обычая присваивать все, до чего дотягивались. Это раньше почувствовали племена, имеющие меньше ресурсов, чем многочисленные племена с сильными руками. Пришлось перейти к более прочным формам общности, привязавшись к определенному компактному пространству. Те, кто присоединялся к огромным потокам, двигавшимся раньше, опережая тех, кто хлопал по спине, и следуя за теми, кто гладил по лбу, остались в коридорах истории, а те, кто смог найти удобное жилище, соответствующее их возможностям, заняли свои юрты в обители человечества. Одним из первых, кто понял это и приложил усилия, были кыргызы.
Поэтому, в отличие от многих племен, появившихся на исторической арене одновременно с ними, они не растворились в составе других племен и не потеряли своей самобытности, дожив до сегодняшнего дня. Имя кыргызов встречается в китайских источниках с 201 года до нашей эры и часто встречается в период с VI по X век нашей эры. Данные о них также встречаются в Орхоно-Енисейских каменных надписях VI-IX веков. На одном из таких надгробий написано, что кыргызы свергли уйгурское царство на Орхоне и Толе. По китайским летописям, это событие произошло в 847 году. Следовательно, «расцвет кыргызской государственности», о котором говорил В. Бартольд, приходится именно на этот период. Именно в это время кыргызы, в отличие от прежнего, стали объединяться и действовать сообща, часто нападая и одерживая победы над своими оседлыми и кочевыми соседями. В трудах мусульманских историков XVI-XVII веков кыргызы изображаются как воинственный народ, обитающий в Западном Тянь-Шане, который, когда приходил враг, отправлял женщин и детей в горы, укреплялся в узких ущельях и смело отражал набеги соседей.
Мы считаем, что невозможно полностью связать сюжетную основу великого эпоса с битвами кыргызов с уйгурами и киданами на Алтае в IX-X веках, а также с битвами с соседними ханствами в Тянь-Шане в XV-XVII веках. Точно так же нет смысла искать конкретные аналоги в реальной истории для каждой войны, каждой битвы и каждого героя, упомянутых там. Дастан – это не художественная летопись, последовательно описывающая события, произошедшие с народом, находящимся в поле зрения истории в течение двух тысяч лет. Это историческое осмысление, историческая скорбь, охватывающая сложную борьбу за свое место в мировом бытии, как единое государство, как целостный народ, составляющий основу судьбы этого двухтысячелетнего народа, и проникающая в социально-философские глубины этого сложного исторического процесса. Его главная мелодия – не прославление эпохи, которая была в начале, а оплакивание ушедшей эпохи и тоска по ее возвращению.
Материальные памятники неопровержимо свидетельствуют о том, что этот ключевой период в истории кыргызов соответствует великим походам и великим победам на Орхоне и Енисее тысячу лет назад. Национальная идея сама по себе – это стремление стать самостоятельным народом, владеть своей землей и развивать свою самобытность. Известно, что кыргызы в тот период приступили к конкретной реализации этого намерения и достигли первых результатов. Следовательно, могли ли они забыть тогдашнюю традицию кочевников – закреплять сделанное словом и завещать потомкам? Нет. Тогда где же духовный источник знаменательного события, запечатленного на камне? Это вполне могут быть первые варианты сегодняшнего «Манаса». Основной сюжетно-фабульный стержень дастана также соответствует событиям того периода. Самые глубокие слои стилистико-художественной основы переплетаются с эстетико-мировоззренческим характером того времени. А основная идея, составляющая основу концептуальной остроты, известна из истории как главная цель событий того периода. Следовательно, вполне возможно, что идейная, фабульная и художественная основа первого, особенно связанного с Манасом, части трилогии развилась из первых вариантов, возникших в тот период. Нет ничего удивительного в том, что географический охват и состав персонажей основного произведения одного народа, которое поется тысячу лет, претерпели кардинальные изменения в соответствии с явлениями последующих веков. Хотя все изменилось, основная идея, ставшая центром, не изменилась, как не изменились и ключевое событие и ключевой персонаж, которые послужили ее толчком. Ведь эта идея до сих пор не реализована полностью. Поэтому, хотя знаменитый дастан, возможно, возник из оплакивания великого полководца, одержавшего великую победу в великом походе, он пронизан духом восхваления прошлого, сожаления о настоящем и надежды на будущее, а также страха перед бедами настоящего. Это характерно для исторического сознания и художественного восприятия народов, которые не достигли, а не тех, кто достиг. Неслучайны и существенные различия в художественном облике и композиционной структуре, принципах изображения между первой частью трилогии и последующими частями. В отличие от части, связанной с Манасом, в «Семетее» и «Сейтеке» события освобождаются от архаического героизма и широты, концентрируясь вокруг чисто личных отношений главных героев и порождаемых ими трагедий и драм. Если «Манас» – это великий эпос, великая эпопея, сопоставимая по эпическому размаху со всей вселенной, то «Семетей» и «Сейтек» – это «романизированные» «малые эпосы», соответствующие реальности одной семьи, одного поколения. Если в «Манасе», за исключением финала, пиршества и битвы, радость и горе, победа и поражение, страдания и наслаждения судьбы переплетаются, то в «Семетее» и «Сейтеке» больше эмоциональных потрясений и душевных метаний, где сомнение и надежда борются друг с другом. Больше духовных метаний, когда пытаешься найти причину, глядя на следствие, и найти зло, глядя на ущерб. Оптимистическая «центральная идея», которая когда-то вдохновляла предков на победы, теперь, передаваясь из поколения в поколение, превратилась в бездонную печаль, застывшую в груди народа, в неизбывную болезнь, в неуступчивую цель.
Откуда берется народная трагедия? Она проистекает из внешней стесненности и внутренних неурядиц, которые не могут не возникать в мире, где одни рождаются бедными, другие богатыми, одни слабыми, другие сильными. Знаменитый дастан начинается с описания трагической судьбы кыргызов, которые, будучи чужаками в чужих землях, подвергались насмешкам, а на родине, будучи малочисленными, не попадали в списки, подвергались притеснениям и страдали.
Жакуп, разбогатевший даже в чужой земле, ищет наследника, который мог бы защитить его имущество и стать хозяином его богатства, а богатырь Балта, довольный тем, что сыт, мечтает о герое, который сможет вернуть своих дальних сородичей на родину предков и воссоединить их с родным народом. Богатый Жакуп, недовольный тем, что его могучий Манас, который еще не вышел из колыбели, «не знает разницы в мире», переживает, а честный и добродушный богатырь Акбалта радуется: «Когда приходит буря, ветер не тронет, как густой лес; когда приходит спорщик, он не даст скота, как черный волк; если этот ребенок будет жив, он оживит мертвых, воскресит угасших». Великий Манас, рожденный от великого рода, оправдал доверие народа. Кыргызы, добывшие золото, распахавшие поля и размножившие скот под Алтаем, хотя и не хотели покидать привычные места, были отведены на родину предков, давно забытую. Тех, кто хотел остаться, жестоко убили. Вместо того чтобы оставаться в узких ущельях, где «нет холма для наблюдения, нет места для битвы, если возникает спор или враг», они немедленно достигают «Таласа, чьи зеленые волны колышутся, чьи зеленые листья шелестят, чьи зеленые луга раскинулись; чьи ветви подобны ивам, чьи ивы окутаны туманом; чьи ручьи текут спокойно, чья красота превосходит рай; чье ущелье Карабура, чьи вершины касаются неба». Когда-то хан Кокан Алюке, захвативший кыргызов после смерти их хана Оразды, «одного угнал в Урал, другого в Ерен, одного похоронил в глубине, другого угнал в Канкай», Манас начал собирать своих сородичей, рассеянных по всему миру. Он призывает к единству и сплочению старших и младших правителей родственных тюркских народов, отправляя к ним своих людей. Хан Косай, уважаемый среди своих сородичей, открыл ему свои объятия, а хан Саурык из Алая пришел издалека, занял плодородные земли и начал разорять красоту страны, столкнувшись с богатырем. Калмыцкий хан Текес преследовал караван кыргызов, переселявшихся через горы и ущелья, а Маньчжурский хан Китуша устроил беспорядки на границе страны, не давая покоя. Заботясь о народе, Манас склонялся перед теми, кто склонялся, и нападал на тех, кто нападал. Он не отказывается ни от каких усилий, которые могут способствовать возрождению родины предков и ее процветанию. Многие, как среди врагов, так и среди близких, не одобряли его поступков. Даже его собственный отец, Жакуп, вмешиваясь, рвал на себе бороду и волосы, говоря: «Ты сделал меня несчастным, Манас; ты разорил мое бесчисленное богатство, Манас; ты дал лошадь тому, у кого ее не было, и одежду тому, у кого ее не было, и в мои старые годы ты принес мне великое горе, Манас. Куда делось мое бесчисленное богатство? Где земля Алтай? Мы жили бок о бок, где же страна Черных Китайцев?» Вероятно, и в то время находились те, кто, не желая пути к единству, считал дни, считая свои потери и потери своего стада, и тосковал по временам, когда они были зависимы от других, но имели сытую жизнь и одежду. Вероятно, и в то время было немало подлых и отвратительных людей, которые ради собственной выгоды, ради короны и трона, предавали свой народ и объединялись с врагами. Козмендеры, служившие Есену в далеком Кангае, находясь в Таласе, отравили и спаивали простодушного Манаса, едва не обрекая на еще большие страдания народ, который только начинал брать в свои руки бразды правления.
Разве это не очень знакомые нравы и привычки?!
На пути к единству всегда воздвигались преграды. На пути к свободе всегда копались ямы. Внешние враги всегда безжалостно использовали коварство внутренних предателей, тупость невежественных невежд и наглость тщеславных гордецов. Все они нападали на спины героев, скорбящих о народе, и подсекали ноги тех, кто боролся за свободу.
Яма, вырытая тогда, и ловушка, расставленная, назывались Тогышарлык. Имя этого бродяги, который с самого сотворения мира и течения рек не вылезал из лап всякой подлости и зла, – Тогышарлык. Тогышарлык не может быть ни нищим, ни скупым. Манас, победив всех врагов, которые сражались с ним, и увидев все – богатство и изобилие, славу и почет, уважение и любовь, – обладал не только силой, но и способностью победить скупость и невежество. Он – герой, если сказать, что он герой, и земля, если сказать, что он земля. Он щедр, без колебаний жертвуя своими интересами ради интересов народа, своей честью ради чести народа. Когда он попал в руки своей упрямой невесты, которая, схватив нож, едва не ранила его в живот, говоря: «Мой нукер тоже Манас, мой слуга тоже Манас, мой командир тоже Манас, мой знаменосец тоже Манас, мой служащий тоже Манас, как мне отрубить голову, сказав, что его зовут Манас; как мне подчиниться тому, что сказано!» – он, разгневавшись, сказал: «Манас ударил Рабигу в грудь, прекрасная Рабига упала в объятия; разве это не героизм Манаса, героя; дочь царя Атемира, которую видел сейчас, на троне своего отца получила десять ударов, и на земле хотели отрубить ей голову, но Манас пожалел ее красоту и стройность». Так, Манас, который едва не был ранен и едва не захватил столицу будущего тестя, хотя и был обманут друзьями и врагами, и разгневан на них, никогда не проявлял высокомерия, не прибегал к насилию, полагаясь на свою силу, и не прибегал к хитрости, полагаясь на свой ум. Но не все окружающие были Манасами. Было много тех, кто путал славу с тщеславием, щедрость с пьянством, честь с подлостью и считал хитрость пороком, а высокомерие – позором. Такие наглые Бокмурыны, которые оставляют добрые дела на полпути из-за своей глупости, и такие нечистоплотные Шынкожи, которые отказываются от своих братьев из-за зависти, и такие жадные до скота Якыпы, которые заставляют своих детей отказываться от них, и такие жестокие Киязы, которые не останавливаются ни перед чем из-за жажды мести, и такие хныкающие Умитеи, которые готовы пожертвовать своим другом ради жалоб и угроз, и такие жаждущие власти и крови Ханшоры, готовые продать весь свой народ ради трона, – все они усугубляли это. После ухода Манаса из ставки, смысл ушел из центра.
Началось предательство великого имени и великого дела. Отец предал сына. Младший брат предал старшего. Нукер предал вождя. Коварный предал постель. Порог предал порог. Порог предал еще не закрывшуюся могилу. Богатство предало обычай. Обычай предал честь и нужду. Началось разложение. Единственный путь спасения от разложения – это переселение и изгнание народа. Поэтому Каныкей, мать, и бабушка Шиырлы, пострадавшие от этого переселения, бежали далеко и воспитали Семетея, оставшегося наследником. Семетей вернулся в народ, начиная с гривы лошади. Вместе с Семетеем вернулась и надежда в народ. «Если род Манаса продолжится, то и его дело продолжится», – думал народ. Но злой рок, который преследовал Манаса, напал и на Семетея. Коварство, которое преследовало Манаса, напало и на Семетея. Зависть и тупость, которые копали яму перед Манасом и ставили ловушку за его спиной, копали яму и перед Семетеем, и ставили ловушку за его спиной. Обманутый коварными людьми, простодушный Семетей возле гробницы отца съел ту же горькую пилюлю, что и его отец. Так наступил день, когда ребенок в утробе матери надел одежду отца, а сын – одежду отца. Снова развратники остались в стране, а благородные были изгнаны. Оспадар, жестокий, завладел прекрасной Айшурек, и ее народ, потерявший свою родину, знал, где он находится. Народ, радовавшийся Семетею, радовался и Сейтеку. Однако Сейтек вернулся к народу, который был еще более разорен и истощен, чем когда вернулся Семетей, и к еще более озлобленным и бесстыдным сородичам. Если Семетей сражался с врагами отца и привычными врагами, то Сейтеку пришлось сражаться с врагами, о которых не слышали даже его семь предков, пришедшими из далеких земель.
В связи с этим мы считаем своим долгом особо отметить, что эпос «Сейтек» является шедевром, который по своей философской широте, способности охватывать и раскрывать самые глубокие, самые таинственные и самые запутанные явления бытия с самых выгодных сторон, по своей гибкости и изобретательности может соперничать не только с мировым устным народным творчеством, но и с лучшими произведениями письменной литературы. Бесспорно, для полного понимания всех его особенностей и достоинств, этого произведения, подобного тонкому мосту между древностью и современностью, требуется современное свободное мышление, бодрствующий разум, тонкий вкус и острое зрение.
Каждая глава «Сейтека», каждое событие, описанное в ней, – это способ глубоко исследовать, искусно изобразить и точно осмыслить все тайны человеческого бытия глазами проницательного исследователя. Это очень точная философская формула самого сложного явления, рассчитанная с математической точностью. Возьмем только два события – исчезновение Семетея и битву Сейтека с Сарыбаем. Оба они являются широко распространенными философскими метафорами, порожденными привычными понятиями, которые часто встречаются в мировой литературе и повседневной жизни. С одной стороны, один злодей размахивает копьем, с другой – другой злодей обнажает кинжал, и «в мгновение ока, когда они приблизились, отрубили ему голову, утолили свою жажду, и, не глядя ни вперед, ни назад, он исчез, не двигаясь, не издавая звука, так быстро, что не успели моргнуть, и тело героя превратилось в огонь…». В конце эпоса «Семетей» главный герой исчезает именно так. В следующей книге, «Сейтек», он, оказавшись в безлюдных горах, охотится на диких животных, сидя на своем пропавшем коне и держа своего сокола, и попадает в поле зрения Карадау. Несмотря на то, что тот окликает его по имени, он уходит в зияющую черную пещеру. Узнав об этом, пришедший посмотреть Бакай также становится свидетелем подобной картины. Его жена Айшурек и сын Сейтек, умоляя, не могут вернуть его. Наконец, мать Каныкей приходит и, взяв на руки своего сына, который едва не превратился в зверя, и поднеся ему свою белую грудь, возвращает его в семью. Причиной этого состояния было не колдовство фей, а стыд, который пожирал его душу. С одной стороны, он был обманут и отдал своего коня чужим, потеряв все свое оружие; с другой стороны, он сам попал в ловушку, устроенную его заклятым врагом; с третьей стороны, он сжег своего доброго друга Кулшару в огне; с четвертой стороны, он не смог оправдать доверие, основанное на честности и простодушии, и потерпел поражение на полпути; с шестой стороны, он стыдился своего народа, который видел столько несправедливости и бездействия; с седьмой стороны, он стыдился своего народа, который видел столько несправедливости и бездействия. Он исчез сам собой. Это было так, будто он провалился сквозь землю живьем. Только мать, придя, могла спасти его от такого жалкого состояния, отняв у него грудь и вновь обретя веру. Это смятение, пережитое Семетеем в одиночку, было смятением всего народа.
А Сарыбай – это самый страшный, самый отвратительный монстр в древней и современной литературной мысли, его новейший и самый ужасающий вид. Потому что это не монстр, который в древних мифах имел человеческие черты в одних местах, а в других – нет, а человек, чьи все качества, весь характер, все привычки и действия превратились в чудовищные. Людей-людоедов полно и в деревнях. И они причиняют немало разрушений. А этот, похожий на человека людоед, пришел из далеких семи краев. Он хочет уничтожить всех жителей страны Манас и завладеть всем их имуществом. Он хочет уничтожить все на своем пути, ведя за собой армию, подобную рою саранчи, и остаться единственным на земле, владея всем. Он хочет уничтожить все – не только людей, но и текущую воду, растущую траву, бегущих зверей, изменяя их по своему желанию. Таким образом, он хочет превратить землю и все поднебесье в пустыню, где будет править один людоед. Никто не сможет противостоять ему в одиночку. Никто не сможет победить его в одиночку. Никто не сможет противостоять ему, будь то издалека или вблизи, будь то родственник или чужой, будь то старый или молодой, женщина или мужчина, если они не объединятся. Поэтому Куяллы, дочь Кайпа из далеких краев, спешит к Алатау, чтобы помочь Сейтеку. Последнюю главу дастана вы читаете, стоя на месте, с волосами на голове дыбом и дрожью по всему телу. Вы закрываете последнюю страницу древней истории, испытывая страх не перед прошлыми жестокостями, а перед сегодняшними. Да, кажется, что беды последних стали еще гуще, чем у первых. Но нет Сейтеков, которые бы испугались этого. Рядом с трупом нового Людоеда, чья смерть еще не подтверждена, стоят готовые к новым битвам.
Вот уже тысячу лет рассказывается эта история, и она еще не закончена. Поднятые в ней насущные вопросы вновь поднимаются по ту и другую сторону Алатау. В такой критический час, для каждого здравомыслящего гражданина, было бы священным долгом глубоко изучить великий Дастан Великого Народа, который смог собрать и систематизировать всю сердечную мудрость, духовную сущность, разум и гениальность предков, очистить свою душу и разум, пробудить свою сонную речь и стимулировать свой оцепенелый разум.
Перед вашими глазами вновь предстал остроконечный сказочник, напевающий древний дастан.
Он словно рассказывает новую историю в старой мелодии:
Высокие вершины Алатау были нашим древним домом:
Древняя песня предков –
Драгоценный источник единства народа.
Расцветший и увядший сад,
Угасшая надежда ожила.
Потухший огонь вновь разгорелся –
Мир снова бурлит.
Колесо истории дрогнуло –
Дай шанс на равенство!
Сейтек обнажит свой меч,
Дай потомков, что сдержат слово!
Пусть огонь надежды разгорается,
Не уставая, ищи в мире,
Пусть не вернется,
Смятение, пережитое Семетеем.
Не сдаваясь, прошу,
Надев на шею пояс:
О, Бог, не дай родиться в чреве,
Из которого рождались Манасы.
Враги, что опустошают мир,
Не возгордись, если объединятся –
Не возгордись, если весь мир полюбит.
Высокий Манас, Лунный Манас,
Пусть не горит твое сердце,
Общайся со свободным народом,
Пришел твой час!
Заходящее солнце,
Пусть вновь взойдет гордо,
Пусть найдет покой и утешение,
Древняя скорбь, затаившаяся в душе.
Высокий Манас, Лунный Манас,
Общайся с новым поколением.
Высокий Манас, Лунный Манас,
Общайся со свободным народом!
Высокий Манас, Лунный Манас…
Да скажет Бог «Аминь»…
О, горе, слава Богу, что в мире существует такой удивительный и мудрый дастан. Слава Богу, что есть народ, который знает его наизусть и поет его.
Слава Богу, что есть новое поколение, которое ценит и почитает его…
Абиш Кекильбаев,
Из книги «На перепутье веков»