(На основе стихотворения Есенгали Раушанова и рассказа Есбола Нурахмета)
Писатель, драматург Аким Тарази: «Многие из наших писателей, будь то необходимо или нет, досконально описывают природу. Это просто фон в произведении. Разве не следует использовать фон по мере необходимости? Он неисчерпаем. Иногда, когда история переворачивает страницы, она стоит на месте, как колесо, которое крутится впустую. Природа часто описывается в соответствии с настроением персонажа. Например, если у вас отличное настроение, вы говорите: «Ах, какая прекрасная погода!» Если вы подавлены и не в духе, вы говорите: «Какая унылая погода». Даже в радостные моменты вы говорите: «Какое чудесное, яркое, ясное небо», а когда вы в унынии, оно «сверкает с высоты».
Это отрывок из лекций опытного мастера профессиональной прозы, наставника Акима Тарази, для студентов. Далее он переходит к нам, более серьезным. Он спрашивает, какое произведение мы читали, где природа переплетается с настроением и жизнью персонажа, и как мы это восприняли.
Тут же на ум приходит стихотворение выдающегося казахского поэта Есенгали Раушанова, начинающееся со слов «В этом ауле была одна сваха», полное тайн. Сначала, не торопясь, не суетясь, я читаю стихотворение, вникая в каждое его слово:
В этом ауле была одна сваха,
Повадки свахи были сладки, как мед.
Ветер, словно гребень, развевал,
Какой прекрасной была ее коса.
Любила горы, любила ветер,
Пела только заученные песни.
С серебряным пиалой, с золотой каймой,
Подача бозы осталась в моей памяти.
Была и Венера, и Плеяды,
Мечтая о них, я прожил эти мгновения.
Была на два-три года старше меня,
Два-три года, это ведь ничего.
Я постоянно просыпался, видя сладкие сны,
Играя с ангелами.
Наша сваха, стиснув зубы, терпела,
Спокойно кивая встреченным людям.
Время веселья, время буйства,
Я вздыхал, но и смеялся.
Гора, словно наша старая сваха,
Нахмурилась, что это с ней?
Вокруг тихо, совершенно темно,
Луна висит в тишине на холме.
Ветер сегодня успокоился,
Серебряная пиала разбилась…
Аудитория замирает. «Ну, говори дальше!» – говорят они глазами, и в тишине замирают.
Ах, стихотворение, оно все говорит! Честно говоря, после такого стихотворения говорить прозой неудобно, как будто слез с несущейся галопом лошади и идешь пешком в тонких ботинках по земле. Но и в этом есть своя необходимость и прелесть…
Посмотрите, какая прекрасная природа в стихотворении до «времени веселья, времени буйства»! Какая красота! Какое чудо! Ветер этого края дует так, словно играет с косой избалованной девушки, растущей гибкой и сильной, ветер этого края дует так, словно подхватывает заученные песни, которые иногда лениво, иногда страстно поет девушка, и разносит их от скалы к скале, гора радуется, словно ее старое тело тает от дыхания юности, Венера и Плеяды, глядя на этот край, спорят на небе: «Эта девушка – я, эта девушка – я», даже для этого юноши, чтобы он казался еще моложе, еще свежее, еще юнее, два-три года убежали от глаз людей, чтобы люди не преследовали ее…
Вот! Окружение красивой, невинной, избалованной, своенравной девушки! Что теперь будет с матерью такой дочери? Давайте посмотрим на нее глазами окружающих. На ту старуху, которая пришла и суетливо поздоровалась, она спокойно кивает и думает: «Ну, это еще один бедняга, надеющийся на мою дочь». Что еще ей делать? Разве ее сын ровня ее дочери?.. Настроение не улучшается. Где те богачи, беки и эмиры, чья власть была неоспорима?!.
Эх! Если бы не то «время веселья, время буйства…», когда она, играя, подожгла траву, возможно, эта встреча свахи закончилась бы таким торжеством. Что теперь? Не будем пытаться описать (внешний) облик свахи. Если хотите увидеть ее внутренний мир, посмотрите на гору: «Гора, словно наша старая сваха, нахмурилась, что это с ней?». Нахмурилась. Теперь та старуха, которая не приняла ее приветствие, словно насмехается, говоря «шок, шок!», та группа женщин, сидящих рядом, словно сплетничают о ее дочери, тот юноша, который мечтает о ней и смеется, но и у него двойственное состояние: «Я вздыхаю, но и смеюсь». Он смеется, думая, какой же я дурак, что считал эту девушку такой недосягаемой, и вздыхает над ее неосмотрительностью, возможно, обманутой, возможно, введенной в заблуждение, попавшей в «время веселья».
Теперь природа: «Вокруг тихо, совершенно темно, Луна висит в тишине на холме». Интересное противоречие. Луна есть, но вокруг темно. Потому что она мертва. Мертвый предмет висит так. Это сожалеющие, раскаивающиеся, мертвые, безлунные глаза девушки или луна, отражающаяся в глазах девушки в таком настроении. Возможно, это сама мертвая девушка?..
Что бы мы ни говорили, теперь она не чувствует даже лунного света, не говоря уже о Венере и Плеядах. «Ветер сегодня успокоился». Она даже не чувствует ветра, который раньше гладил ее косу и заставлял ее отстраняться. Понятно, что природа не меняет своего течения и ветер не останавливается из-за того, что эта девушка попала в такое состояние, мы безошибочно понимаем, что успокоившийся ветер – это печаль, тяжелое состояние упавшей под ноги девушки в «время веселья», которое выше луны. «Серебряная пиала разбилась…», – вздыхаем мы и замолкаем…
Серебряная пиала, рассыпавшаяся из рук Кызжибек, которая безмолвно и без слов передала историю ночи, проведенной с Толегеном… «Разбилась…». Непревзойденное слово в мире. Искусство поэзии, которое ни один народ, кроме казахов, не сможет почувствовать – национальная поэзия! Это уже отдельная история, отдельный аспект этого стихотворения!
***
С настроением меняется и окружение. Кажется, меняется даже ритм песни и запах духов. Мы почувствовали это в рассказе молодого писателя Есбола Нурахмета под названием «Духи», и сопоставили это с настроением и окружением в стихотворении Есенгали.
Уларбек НУРГАЛИМУЛЫ,
Газета «Егемен Казахстан»