31 МАЯ – ДЕНЬ ПАМЯТИ ЖЕРТВ ГОЛОДА И РЕПРЕССИЙ
Село Косбулак, относящееся к Сайрамскому району, как и весь казахский народ, весной оказалось в разрушительном состоянии из-за голода. Одни, следуя вдоль Аксу, поднимаясь по реке Кокирек-Балдыберек, достигали Дарбазы и уходили в горы по узким тропам к кыргызам, другие же стекались к железнодорожным станциям в Тюлькубасе, Шымкенте, Жуалы и Аулиеате. В 1929 году, когда был образован колхоз, Косбулак был крупнейшим хозяйством в районе по числу жителей. В нем было около двухсот семей, очень обширные посевные площади, несколько скотных дворов. Из-за голода, начавшегося с прошлой осени, в настоящее время в этом селе осталось всего тридцать семей. Дома тех, кто бежал в разные стороны, и тех, кто умер преждевременно, некогда полные овец дворы теперь стоят пустыми. Те, кто был силен и молод, ушли куда глаза глядят, а в селе остались только немощные старики и маленькие дети.
Мать Бейсенбая, которой было за девяносто, с осени была прикована к постели. Когда даже люди среднего возраста умирали от голода, эта бедная женщина, благодаря крепким костям и сильному телосложению, пролежала около шести месяцев, питаясь отваром, который ей давали дети и невестка раз в три-четыре дня.
Бейсенбай всю зиму кормил свою семью, охотясь на воробьев, ловя голубей, а также зайцев в лесу у реки и куропаток, расставляя силки. Но и их поймать было нелегко. С наступлением весны ловить ослабших зверей и птиц стало еще труднее. Чем могли прокормить пятерых человек – его жену, двоих детей и мать – мясо воробья размером с кулак и мясо куропатки? Он хотел уйти вместе с детьми в поисках пропитания туда, куда ушли другие, но не мог бросить мать, которая лежала при смерти, с потухшим взглядом и в состоянии истощения. Однако казахская мать всегда думала о благополучии своих потомков. Ради них она была готова умереть сама. Хотя ей было за девяносто, эта старуха, не потерявшая рассудка, каждый день умоляла детей: «Не заботьтесь обо мне, уходите туда, где можно найти пропитание», но Бейсенбай не мог оставить ее одну. Вчера ночью, позвав Бейсенбая к себе, она спросила:
– Сынок, сколько людей осталось в живых в ауле?
Бейсенбай назвал всего пятерых-шестерых старейшин, которые еще могли передвигаться по аулу. Старуха глубоко вздохнула, закрыла глаза и продолжила:
– Ойпырмай, что за страшные времена. Два-три года назад в Косбулаке было не счесть детей, играющих в асыки с утра до вечера. Когда люди садились на коней и отправлялись на тои, праздники, кокпар, их было несметное количество. Куда они все делись?.. Да, я видела много джутов и смутных времен в прошлом. Но я никогда не видела, чтобы народ был так разорен, как сегодня…
Старуха замолчала и лежала в тишине. Бейсенбай подумал, что она уснула, и уже собирался отойти. То ли услышав шепот, то ли почувствовав его, старуха открыла глаза и снова заговорила:
– Бейсенбай, мой дорогой. Я родила четырнадцать детей. Бог дал жизнь тебе, самому младшему из четырнадцати. Ты теперь спасай себя и своих детей – сына и дочь.
Сказав это, она отвернулась. Бейсенбай, посчитав это ее обычными словами, вышел, не ответив. А утром, когда он встал, тело матери было уже холодным и окоченевшим. Единственному сыну из четырнадцати детей пришлось хоронить мать в одиночку. Хотя они каждый миг ждали смерти, односельчане в ауле не забыли обычаев, согласно которым принято выражать соболезнования в случае смерти родственника. Пять-шесть односельчан, пришедших пожелать упокоения старухе, сказали Бейсенбаю:
– По сравнению с молодежью, которая гибнет каждый день, твоя мать, прожившая за девяносто лет, ушла без сожалений. Будь терпелив. Ах, если бы не было голода, она прожила бы и за сто лет. Что поделаешь, такова судьба?
Через день Бейсенбай с женой, взяв за руку пятилетнего сына и на руках одиннадцатимесячную дочь, добрались до станции Тюлькубас через Ирсу. Было начало мая. Окрестности станции были полны голодающих. Проходящие поезда стали останавливаться на этой станции гораздо реже, чем раньше. Железнодорожники боялись голодного народа. Если поезд останавливался, голодные бродяги, с черными от голода глазами, набрасывались на вагоны, словно там был корм, и, не разбирая живых и мертвых, гибли напрасно. Из-за ненужной суматохи и отчаяния многие попадали под колеса поездов и были раздавлены.
Но все же те, кто не хотел умирать, не умирали. А способ не умереть – это движение и труд. Поняв это, Бейсенбай не стал долго задерживаться у станции. Он направился в Сайрам. Он планировал отправиться в сторону Аулиеаты. В Тюлькубасе один человек сказал: «Мои дети погибли, я остался один. Власти не тронули скот и посевы жителей Сайрама и Карабулака. Если мы пойдем туда, мы не умрем. Или, по крайней мере, мы можем попросить помощи у узбеков. Они ведь тоже мусульмане, поймут наше положение».
Так они впятером направились в Сайрам. Перевалив через Даубабу, по пути ловили лягушек и рыбу в реке Масаты, питались внутренностями. Маленькие дети и женщины не выдерживали долгих пеших переходов. К тому же, им приходилось по очереди нести маленькую дочь, поэтому они останавливались на отдых, три ночи ночевали в поле и на четвертый день достигли намеченной цели. За эти четыре дня они видели множество разлагающихся или червивых трупов на дорогах, в руслах рек и на вершинах холмов. Невозможно было сосчитать тех, кто лежал беспомощный, стоная и охая, не в силах идти. Бейсенбай благодарил Бога за то, что у них пока еще были силы.
Улицы Сайрама превратились в прибежище голодных казахов. Чайханы были закрыты, базары стояли пустыми. Казахи, стуча в ворота соседних узбекских домов, просили милостыню. Бейсенбай и его спутники, пожалев голодных детей, собрав всю свою гордость, присоединились к ним. Они прошли по одной улице, постучав в несколько ворот. Узбеки, видимо, опасались дуанов, никто не открыл им ворота. Дойдя до конца улицы, они увидели, как группа сайрамцев избивает двух казахов. Спутник Бейсенбая был человеком чести. Он бросился на помощь избиваемым казахам. Бейсенбай тоже посчитал зазорным стоять в стороне и последовал за ним. Первый, кто добрался до группы, поднял упавшего казаха и оттолкнул одного из сайрамцев, который продолжал бить, так что тот упал навзничь. Второго он ударил палкой. Тот закричал и убежал. Сайрамцы, не поняв, откуда пришли эти люди, тут же собрались в стороне и с удивлением смотрели на них. Через некоторое время один из них, ударив себя в грудь, заговорил по-казахски:
– Вы откуда такие дуаны? Смеете поднимать на нас палки, несмотря на ваш вид?! Эй, убирай свою палку, не угрожай! Не дай Бог, чтобы я ударил тебя так, что ты отправишься в иной мир.
Спутник Бейсенбая злобно ответил ему:
– Лучше я умру от голода, но не от твоей палки. Если умру, то умру, выпив чью-нибудь кровь. Ну что, кто из вас готов, чья кровь и мясо слаще?!
Видимо, они испугались его яростного лица и решимости, ведь он не остановится ни перед чем, и не ответили сразу, никто не двинулся с места. Может быть, они тоже знали, что человек, доведенный до крайности голодом и ненавистью к окружающему миру, легко может пойти на любую жестокость и злодеяние, но тот человек прекратил свое насилие.
– Эти двое ваших сородичей сами виноваты. Мы поймали их, когда они пытались украсть осла моего брата. Иначе зачем бы мы их били?
– Осел цел?
– Цел. Если бы мы опоздали, они бы уже разделали его и съели.
– Тогда зачем бьешь?
В это время из ворот позади вышел тучный старик. Он немного поговорил с односельчанами Бейсенбая. Ознакомившись с произошедшим, он махнул рукой казахам и подозвал к себе узбеков. Затем, чтобы казахи тоже услышали, он громко сказал:
– Я вчера ездил в Ташкент. Там много казахов, живущих в дуанах… Все они голодают. Все умирают, не найдя пропитания.
Сказав это, он увел своих родственников в дом и закрыл ворота. Казахи немного поговорили между собой и направились к началу улицы, где остались жена и дети Бейсенбая. Дойдя до середины улицы, один из казахов, которого избили, упал ничком. У него изо рта и носа пошла кровь, он задышал хрипло, не в силах говорить. Сердце Бейсенбая екнуло. Его спутник хотел поднять упавшего, но другой избитый казахом сказал:
– Не трогайте. Теперь этому бедняге ничем не помочь. Его избиение добавилось к слабости от голода. Он только утром говорил: «Если я сегодня чего-нибудь не съем, точно умру». Его слова сбылись. Мы видели много таких, кто падал вот так и потом умирал.
– Что теперь делать? Неужели этот бедняга так и останется здесь?
– Что можно сделать? Виновата власть. Позже придут собирать трупы с улиц на телегах. Они и увезут его тело. От нас ему никакой помощи.
В начале улицы спутник умершего расстался с ними. Человек, который шел с Бейсенбаем, тоже сообщил, что уходит в другую сторону:
– Ну что, брат, мы прошли через многое вместе. Теперь сам ищи способ спасти своих детей. Я иду в Шымкент. Не обижайся, что я ухожу один. Ты поймешь причину, почему я ухожу один. Кстати, хочу спросить. Если знаешь, скажи, почему власть, грабящая скот и имущество казахов и обрекающая их на голод, не тронула русских и узбеков?
Бейсенбай, показав, что не знает, сжал губы и покачал головой. Действительно, это был простой казах, не знавший и не понимавший политики. Его спутник, не говоря больше ни слова, ушел, постукивая палкой. Бейсенбай подошел к тому месту, где сидели его жена и дети.
– Ничего не нашел? – спросила жена.
– Нет.
– Одна добрая узбекская старуха дала нам хлеб. Я оставила тебе один кусок.
Не зная, куда идти дальше, они просидели там до вечера. Ближе к закату мимо них проехали три телеги, груженные трупами по пять-шесть человек в каждой. Двое с задней телеги, увидев Бейсенбая, повернули и подошли к ним. Один из них тепло заговорил и спросил, откуда они.
– Судя по твоему виду, тебе около сорока, как и мне. Эти дети твои или внуки?
– Мои. Детей я завел поздно.
– Послушай, я дам тебе совет. Не иди в Шымкент. В Шымкенте тоже полно голодных на улицах. Ежедневно гибнут десятки людей. Видишь ту вершину Казыгурта? Утром направляйся туда. У подножия этой горы власти строят железную дорогу. Добравшись туда и попросив у начальника, тебя возьмут на работу. Там рабочим хорошо платят.
Эти слова зажгли в сердце Бейсенбая огонек надежды. Жена, взяв на руки младенца, а он – сына, провели ту ночь на базаре в плохой юрте, а утром отправились в сторону Казыгурта. В полдень, перейдя реку Бадам, текущую ниже Тогыса, они поднялись на склон горы. Вокруг – густая, нетронутая трава. Поскольку скота в стране не было, луга цвели, трава была выше колена. Собирая по пути коренья и ягоды, к вечеру они добрались до старого поселения рода Байтик. Здесь протекала небольшая речка с холодной водой. Четверо опустились на колени у ее берега.
Маленькая девочка, которая всю дорогу прижималась к спине матери и молчала, начала плакать. Если она не голодна, она не будет плакать просто так. Мать снова и снова подносила ей грудь. Откуда взяться молоку у женщины, которая не ела? Не получив ничего в рот, девочка продолжала плакать.
– Эх, Боже, что же мы ей дадим теперь? Уже ночь. И рыбы в этой воде нет.
Бейсенбай беспомощно вздохнул. Жена, с трудом переставляя ноги и шатаясь, чтобы убаюкать младенца, начала напевать колыбельную. Девочка все равно не успокаивалась. Казах не зря говорит: «Больной человек капризен, голодный человек драчлив». Измученная сама и не найдя ни крошки еды, она, видимо, потеряла терпение от непрекращающегося плача дочери, вырвала младенца из груди и посадила на землю. Затем, воздев руки к небу, закричала:
– О, Боже! Если ты есть, забери мою дочь к себе, чтобы она не плакала! А потом забери меня! Что мы сделали тебе, чтобы ты так мучил нас?
Бейсенбай вздрогнул от внезапного крика жены. Он посмотрел на жену и начал кричать без разбора:
– Эй, прекрати свой голос! Какие у тебя претензии к Богу?! – Затем он резко прекратил кричать, сжал голову обеими руками и сказал: – Но ты права, жена. Это Бог устроил нам такую жизнь, такое испытание. Нет, Бог на небе, что он может сделать с такими несчастными, как мы. Это власть довела нас до такого состояния, власть! Проклятые активисты довели нас до такого состояния. Ох, что же нам теперь делать? Куда нам деть нашу скорбь?
Младенец, не понимая, почему родители так отчаянно кричат, или просто измучившись от плача, сразу же перестал хныкать. Когда он замолчал, Бейсенбай и его жена упали на траву и легли. Солнце поднялось, и они увидели вершину холма перед собой.
– Теперь, если мы все выдержим один день пути, мы доберемся. Вон там большая вершина Казыгурта. Значит, железнодорожная стройка, куда мы идем, недалеко. Ты держи детей и сиди здесь. Я пойду искать съедобные травы у подножия.
У него не было другого выхода. Здесь росли только съедобные травы – щавель, ревень и коренья. Щавель рос не так часто, как другие травы. А время для сбора кореньев уже прошло, они начали увядать. Однако, если найдутся, они тоже будут пищей. С одной стороны, густая и высокая трава скрывала щавель и коренья. Бейсенбай отправился на их поиски, удалившись от места, где сидели его жена и дети.
Наконец, он нашел группу щавеля в месте с более редкой травой. Он съел два-три стебля и остальные положил в карман. Ревень здесь не рос, кто знает, но он не встретил его. Если бы он нашел два-три засохших корня, это было бы большим подспорьем.
Он долго бродил среди трав. В одном месте он нашел еще два-три щавеля. Там, где росли пырей и полынь, он встретил около десяти засохших корней. Как только он вырвал их все и начал складывать в карман, он услышал пронзительный крик жены. Он резко обернулся. Он увидел, как жена, ведя за руку сына и держа на руках дочь, идет к нему. Как пятилетний ребенок мог угнаться за взрослой женщиной, он спотыкался, падал, но не отставал от матери.
Сначала Бейсенбай не понял, почему они так бегут. Когда жена достигла песчаного склона с редкой травой, он ясно увидел, что за ней следуют два волка. Волки шли в пяти-шести шагах позади жены и детей. Жена кричала. Бейсенбай тоже бросился вперед, чтобы отогнать волков. Через три-четыре шага он споткнулся о небольшую канаву в траве и упал ничком. Встав, он снова закричал и побежал к жене. Его стремление было бесполезным, хотя он и бежал. Вспомнив, что у него ничего нет, и не зная, что делать, он только кричал. Через некоторое время он, казалось, нашел выход. Он понял, что если он этого не сделает, два голодных волка разорвут не только жену и детей, но и его самого. Не имея другого выхода, он крикнул жене, чтобы она выполнила его замысел:
– Если хочешь выжить, брось девочку!
Жена ясно услышала его слова. Но как она могла бросить своего ребенка? Она обернулась, посмотрела на волков позади и, как и раньше, бросилась вперед. Ведомый за руку сын жалобно плакал.
– Брось девочку!
– Не брошу.
– Тогда мы все станем добычей волков.
В этот момент один из волков прыгнул и вцепился в подол жены. Испуганная жена, вскрикнув, сама не поняла, как бросила дочь на землю. Десятимесячная девочка, почувствовав приближение смертельной опасности, хоть и не обладала еще развитым человеческим сознанием, издала последний пронзительный крик. Казалось, этот крик наполнил всю степь. Или Бейсенбаю так показалось, но ее последний голос прозвучал очень неожиданно.
Два волка одновременно набросились на младенца. Бейсенбай закрыл глаза обеими руками и сел. Вскоре жена и сын подошли к нему. В этот момент он поднял голову, сначала посмотрел на них, а затем на место, где осталась его дочь. Два волка мгновенно растерзали девочку, оставив от ее одежды одни лохмотья. Два волка, с окровавленными пастями, пока еще сидели на склоне, словно говоря, что эта девочка тоже наша добыча. Бейсенбай и его жена, находящиеся на грани потери рассудка от увиденного, некоторое время сидели, лишенные дара речи и звука. Только когда два волка, напившись крови младенца и насытившись, убежали за холм, играя друг с другом, они обрели дар речи. Но когда они обрели дар речи, они не заговорили. Жена всхлипывала, сын жалобно плакал, а Бейсенбай рыдал…
Ныне казахи умирают не только от голода, но и от скорби. Если человека одновременно настигают голод и скорбь, то его душа, если она не очерствела, а сердце мягкое, легко отправляется из этого мира в загробный. Жена Бейсенбая тоже последовала этому пути. Бейсенбай с трудом отнял от тела матери плачущего ребенка и направился на запад. Перевалив через два холма, он увидел тысячи людей, копающих землю и насыпающих курганы у подножия склона у озера на западе.
– Вот, сынок, мы добрались до места назначения. Теперь мы не умрем. Я буду работать и зарабатывать хлеб, а ты будешь сыт. Слава Богу, что мы добрались сюда живыми… Нет-нет, слава Богу за твое спасение, оставшегося после меня единственного из нашего рода, погибшего от голода…
В его груди было много накопившихся тайн. Кому он мог их рассказать? Да, сейчас у него не было других слов, кроме этих, для сына. Если бы он захотел рассказать их в будущем, бесчисленные вопросы терзали бы его разум, но он сам не смог бы найти ответы на эти вопросы.
…Да, никто не мог проанализировать и объяснить причину бедствия, постигшего казахов в этом году, гибнущих без войны и сражений.
Газета «Жас Алаш»