Разговоры о языке в казахской прессе, похоже, в ближайшее время не утихнут. Спор, начавшийся двадцать пять лет назад, продолжается до сих пор и будет продолжаться. Виноваты в этом мы сами.
Первый вопрос – о понимании казахской души
Признаки того, что мы не смогли сформировать одноязычную нацию за четверть века, сегодня очевидны. Есть мир под названием Facebook: здесь и простой человек, и знатный, и хан, и простолюдин. Многие воспринимают эту социальную сеть как инструмент для того, чтобы говорить что угодно, выплескивать накопившееся, а по словам Абая, «хвастаться тем, что имеешь». Недавно в одном из таких споров гражданин казахской национальности заявил, что решил вписать в паспорт «казахстанец». Ему за сорок, он повидал жизнь, лишен импульсивности, на первый взгляд – очень хороший парень. Но он не знает казахского языка. Не считает нужным его знать. Он не обратил внимания на доводы казахоязычных граждан, даже на те, что иногда задевали его самолюбие, и не изменил своего мнения. Это – первое.
В последние годы режиссеры, говорящие по-русски, пытаются снимать фильмы на казахскую тематику. Среди них есть профессионалы, есть и случайные люди, но, видимо, они думают, что если добавить к ним простодушных казахских аульчан, получится настоящее национальное кино, и создают нечто запутанное. «Келинка Сабина» Нуртаса Адамбая стала таким примером. Недавно вышло еще одно творение под названием «Glamұr для дур». Ни в одном из них нет казахской души. Все основано на домыслах. Если предоставить слово казахам, говорящим на другом языке, то все самые простодушные, неуклюжие, неряшливые, грубые, матерщинники, лишенные уважения и этикета, живут в ауле. «Сабина келин» приезжает в аул и, простите, начинает учить «скотоподобных» свекра и свекровь, а затем и весь аул «современным манерам». А во втором фильме «гламур» – это девушка из аула. Ее нужно приучить к городскому гламуру. Основная идея фильма осталась неизменной с советских времен: нужно научить казахского аульчанина, сделать из него человека.
Десять лет назад «Қайрат – чемпион» и «Махаббат тәлкегі» высмеивали казахов, и этот сарказм и издевательство продолжаются до сих пор.
Кажется, мы нашли причину. Все это – от непонимания казахской души. От незнания казахского языка. Человек, не умеющий говорить по-казахски, не может думать по-казахски. Следовательно, его мировоззрение иное. Городское поколение, воспитанное в советской системе, воспитало своих детей по той же схеме. То есть, знаешь русский язык – ты имеешь право учить казахского аульчанина уму и жизни. Аул – это «мамбет»! Ах, если бы те, кто снимал эти фильмы и снимался в них, могли говорить по-казахски: без запинок, без русского акцента, а главное, не думая сначала по-русски, а потом переводя на казахский! Тогда бы они хоть немного поняли казахскую душу. Тогда бы они поняли, насколько широк душой их народ, что они не зря занимают огромное пространство в центре Евразии, что даже сейчас, спотыкаясь, они налаживают свои дела, и, самое главное, что они никого не считают врагом, наоборот, до конца ждут возвращения многих своих сыновей, отвернувшихся от своего языка и культуры.
Но сын и дочь, отвернувшиеся от своего гнезда, не спешат возвращаться. Пусть они не вернутся, но вернутся их потомки, мы в этом полностью уверены. Известно, что сегодня 90 процентов детей казахской национальности идут в казахские школы. Многое пугает, многое затягивает.
Второй вопрос – о нашей малой рискованности
Недавно мне попалось на глаза интервью нашего соотечественника, известного журналиста Вадима Борейко. Этот опытный журналист, проживший всю жизнь в Казахстане и слышавший казахский язык хотя бы на бытовом уровне, говорит такую интересную вещь: «Одна из проблем русского языка в Казахстане – попытка внедрить нормы национальных языков в местный русский язык. Например, писать «жи-ши» через букву «ы» (Шымкент, Шымбулак). Поначалу я возмущался, когда так писали. Однажды мой коллега Сапа Мекебаев призвал меня к терпению. С тех пор я стал относиться к этому как к нормальному явлению, ты не сможешь это сломать, только измотаешь себя. Гораздо продуктивнее изучать это», – говорит он.
Следовательно, даже будучи в казахской среде, русскоязычный журналист, смело высказывающийся по поводу государственной политики, сам не считает нужным соблюдать нормы казахского языка.
Более семидесяти лет наши Ыбырайымы – Ибрай, Жамбылы – Джамбул, Уксикбаи – Уксикбай, и русскоязычные считают это вполне закономерным, но если этот язык хоть немного задевают, они бунтуют, как лошадь, укушенная слепнем. Очень правильно! Следовательно, у них сильный языковой иммунитет. Любое иностранное слово они быстро приспосабливают к законам своего языка. В современном русском языке заимствованные слова, возможно, составляют более пятидесяти процентов. Тем не менее, они довели английское «revolution» до «революция», «demonstration» до «демонстрация», французское «machine» до «машина», тюркское «арык» до «арык», «аркан» до «аркан». Как свои слова. Хоть убей, не сломаешь.
К сожалению, за более чем четверть века с 1991 года мы не смогли повысить иммунитет нашего языка. Более того, сейчас английские, русские, арабские, турецкие слова проникают в наш язык, не нарушая его естественности. Мы говорим «селфи», а не «селпи». Несмотря на наличие эквивалентов, таких как «жарнама», «жалға беру», «самдағай/ұшқыр», наш язык очень восприимчив к «реклама», «аренда», «мобильный». Мы говорим «Машаллах», а не «машалла». Таких примеров можно привести десятки, сотни.
Что нужно было сделать? Не вдаваясь в дальние дали, не перелистывая книги выдающихся ученых-языковедов, таких как Балакаев, Аханов и др., опираясь на орфоэпические и орфографические законы казахского языка, мы должны были адаптировать наш язык к современности.
Например, мы до сих пор пишем и произносим «Кёльн». Давайте обратим внимание на написание этого названия в немецком языке. Köln. Гласный звук с двумя точками над ним созвучен казахскому «ө». Точнее, самому «ө». Так почему мы должны называть его Кёльн в соответствии с законами русского языка? Англичане пишут этот город как Cologne и читают как Клөун. Американцы вообще произносят его как Клоун, утолщая звук. Никто их за это не ругает. Каждый народ пишет и читает в соответствии с правилами своего языка. Только мы, отдалившись от казахских образцов, живем по старым нормам. Если мы скажем «Көлн», разве нас кто-то поставит в угол и будет бить? Если вы поднимете этот вопрос, то против вас выступят даже казахоязычные географы. Они не отступят от устоявшегося мнения: «Ой, устоявшееся название, что мы выиграем от его изменения?». Как вы объясните им, что «нужно исправить для сохранения самобытности языка»?
Примерно десять лет назад выдающийся писатель Мухтар Магауин написал имя великого немецкого поэта Иоганна Вольфганга Гёте как Гөте. Но никто не обратил на это внимания. Гёте до сих пор остается Гёте. В той же Германии есть два города – Мюнхен и Мёнхенгладбах. Первое название в немецком языке – München. Англичане пишут этот город как Munich и читают как Мюнек. Вероятно, сокращенно произносят от древневерхненемецкого названия города Munichen, то есть «город монахов». Если бы мы читали в соответствии с особенностями нашего языка, а не подстраивались под русский язык, казахское название этого города в Баварии было бы Мүнхән, точнее – Мүншән. Нет, мы его не исследовали. Мы искажаем наш язык и произносим его по русским правилам. А Мёнхенгладбах в немецком языке пишется как Mönchengladbach и читается как Мөнчәнглатбах. Русское произношение – Мёнхенгладбах, как указано выше. Что нам ближе? Русское или немецкое? Конечно, немецкое! Там есть звуки, такие как «ө», «ә», характерные для нашего языка.
Мы уже почти полвека не можем произносить звук, возникающий от английского сочетания «ng», как «ң». Мы читаем высокое здание (сооружение) как «билдинг», хотя сами англичане говорят «билдиң». Звуки -«er», -«ur», -«ir» в середине слова мы можем читать как «ө», но ложная гордость не позволяет. Например, девочку по-английски называют «girl» – «гөл». Здесь не совсем звук «ө», перед ним слышится или не слышится звук «и», произносимый очень быстро. Мы же произносим «гёл», даже утолщая звук, полностью отдаляясь от первоначального звучания. Если бы казахский язык сохранил свой иммунитет с начала ХХ века, то изучение английского, немецкого, французского языков было бы для нас очень легким. Что мы делаем? Мы начинаем изучать эти три языка, сначала подстраиваясь под законы русского языка, и наша голова превращается в кашу. Затем мы либо не можем правильно читать, либо не можем правильно произносить, и в итоге забрасываем это дело. На самом деле, по сравнению со славянскими языками, наш язык гораздо ближе к образцам произношения современных языков.
На первый взгляд, сегодняшняя тема может показаться развлечением для бездельников. Но все же, если мы не приблизим язык к его первоначальному состоянию, ничего не получится. Сейчас все термины в важных областях, таких как наука, литература, культура, спорт, медицина и т.д., мы читаем и пишем в соответствии с языковыми законами нашего северного соседа. Прошлым летом на чемпионате Европы по футболу в составе сборной Турции выступал молодой нападающий по имени Эмре Мор. За то, что мы назвали его имя по казахским правилам как Әміре Мөр, мы услышали ужасные слова не только от старших, но и от молодых фанатов. Услышали и вздохнули. Нынешняя форма нашего языка – не казахская. Мы это признали. Если вы говорите по-казахски, то сами казахи будут смеяться над вами, указывая на все ваши ошибки.
Мы не можем назвать страну Черногория ни Қаратау, ни Монтенегро, даже не можем произнести ее название на языке местного народа как Црна Гора, а подстраиваемся под удобство соседних народов. «Ближний Восток», «Дальний Восток» – все это остается без изменений. Так когда же наше мировоззрение будет соответствовать образцу наших предков? Наши предки, называвшие Рим – Ұрым, Азов – Азау, даже не поняли бы, что делает сегодняшнее поколение…
Если говорить, то разговоров много…
Есей Жеңісұлы,
Газета «Айқын»