Жизнь и творчество этого поэта, лауреата Государственной премии Есенгали Раушанова, не похожи ни на кого другого, он отличается своими знаниями, образованием и передовым мышлением. В этом интервью он высказывает неожиданные мысли и предложения по теме, которая всем нам хорошо известна и волнует.
АЛМАТЫ ТОГДА БЫЛ ДРУГИМ
Корр.: Мы прочитали в социальных сетях, что вы ежегодно в осенний период, который вы любите воспевать, посещаете могилы похороненных поэтов и писателей на кладбище Кенсай, приводя с собой молодых поэтов. Это благое дело.
Е. Раушанов: Нет, у меня нет такой привычки. Видимо, ваши сети разнесли слухи. Я действительно бываю на Кенсае, но то, что я веду туда людей… это преувеличение. Лучше ходить на кладбище одному… Когда я хожу осенью, в этом нет никакой лирики. Скоро начнутся дожди со снегом, и в грязи Алматы, а тем более на снегу и льду, трудно подниматься в горы. Дорога на Кенсай трудная. Трудной ее делают не мертвые, а живые. Я же сказал, что не читаю ваши сети. Я слышал от знакомых, что в интернете меня иногда хвалят, а иногда ругают. Ругающих я понимаю и жалею, а хвалящих не понимаю. За что же меня хвалят, господи?
Корр.: Что вы можете сказать о молодых поэтах, которые в этот раз пошли с вами?
Е. Раушанов: Они замечательные. Без всяких сомнений. Шерхан Талап, Айбол Батыр, фамилию которого я не могу вспомнить, Бекзат Смадияр, Аслан Тилеген (не Мусин), Ариби-Арибек Дауыл (разве само имя не говорит о многом, сам и танцор, и князь?), Ретбек Магаз (Магаз, но не Масанчи), Нуртас Турганбекулы, Турсынбек Башар (никакого отношения к Башару Асаду не имеет), Жандарбек Жумагул, Едилбек Дуйсенов, Еламан Хасен, Айдын Байыс… все они сильны. Пусть не обижаются, если я перепутаю имена некоторых из них. Они без всяких групп приходят в издательство, и это меня радует.
Корр.: Наверное, у них остались сильные впечатления от Кенсая?
Е. Раушанов: Конечно, так и будет. В свое время я тоже много раз ходил на Кенсай с моими старшими товарищами. Те же Кадыр, Туманбай, Саги, Жумекен, Сыраган, Куанаган, Гафеке… сами они теперь вечно спят на Кенсае. У каждого надгробия свой характер. Например, если долго не приходить, надгробие Тумагана как бы «обижается», к Кадеке нужно идти с готовым камнем, иначе кажется, что он сразу же найдет, что сказать, и «свалит тебя с ног». Саги и Жумекен агаи добрые, «и-и-и, милые мои, пришли, вы живы-здоровы?» – говорят они с улыбкой. С Сыраганом не стоит много разговаривать. Куанаган любит благородство. Если будешь вести себя развязно, лучше вообще не приходить. Жараскан, Тынышбай, Жуматай, Дауитали… — эти не похожи друг на друга.
АЛМАТЫ ТОГДА БЫЛ ДРУГИМ. НЕ БЫЛО ХОЛОДНО. КЕНСАЙ БЫЛ МАЛЕНЬКИМ. КРОМЕ ТОГО, В НАШЕЙ МОЛОДОСТИ НЫНЕ ИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ, ИССЛЕДОВАТЕЛЬ БАЙБОТА КОШЫМ НОГАЙ, КОТОРЫЙ ТОГДА НОСИЛ ФАМИЛИЮ СЕРИКБАЕВ, СНИМАЛ КВАРТИРУ НА НЕБОЛЬШОЙ УЛИЦЕ У ПОДНОЖИЯ КЕНСАЯ, ПО ВЫХОДНЫМ МОЛОДЕЖЬ СОБИРАЛАСЬ ВО ДВОРЕ И ЧИТАЛА СТИХИ, А ПОТОМ, ПОКА У КАМИЛИ ГОТОВИЛАСЬ ЕДА, МЫ ВЫХОДИЛИ И ОБХОДИЛИ МОГИЛЫ. Я НЕ ЗАБЫЛ ТЕ ДНИ.
Кенсай — особенное место. Посещение его заставляет задуматься, начинаешь смотреть на многое иначе, успокаивает в моменты чрезмерной гордости.
ВЫ ЗНАЕТЕ НАСТОЯЩЕЕ ИМЯ ТАМАРЫ ХАНУМ?
Корр.: Вы часто выезжаете за границу, наверное, у них тоже есть свои Кенсаи?
Е. Раушанов: Да, куда бы я ни приехал, я стараюсь найти время, чтобы посетить старые кладбища этой страны. Особенно если мой путь лежит в Европу, часть моих путешествий я всегда посвящаю могилам. Здесь есть какая-то тайна. Когда я впервые приехал во Францию, я специально заехал на православное кладбище в городе Сент-Женевьев-де-Буа. Я хотел увидеть его с детства. Я писал об этом в своей статье об Иване Бунине. В последующие поездки я ни разу не обошел этот город стороной. Кстати, у меня есть фотография, сделанная в ту поездку. Я храню ее давно. Это ведь кладбище русских аристократов, бежавших от красных, вот этот человек по фамилии Байтуган, возможно, он был каким-то несчастным, который последовал за ними. Байтуган — не русское имя, возможно, он был казахом, подумал я и сфотографировал его, если он действительно был казахом, кто знает, может, найдутся его родственники. Было бы хорошо, если бы вы опубликовали эту фотографию в ваших газетах.
Я помню, как, приехав в Хайгейтское кладбище в Лондоне, я спросил у экскурсовода: «Вы, наверное, пришли к Карлу Марксу?». Честно говоря, я не знал, что Карл Маркс похоронен здесь. Хайгейт больше похож на парк отдыха или ухоженный лес, чем на старое кладбище. Среди густых деревьев растет знаменитая восточная ель (кедр). Никто не может сказать, как она попала сюда из Палестины и была похоронена здесь. Ее высота достигает сорока, пятидесяти метров. Она относится к тому же роду, что и гигантские кедры нашего Алтая, о которых пишет Алибек Аскаров, но другого сорта. Есть легенда, что в период всемирного потопа, описанного в «Китаб аль-Калям», Ной построил ковчег из этого дерева. На самом деле, царь Соломон, пророк Ной и Алибек Аскаров знают о кедрах лучше нас.
Тишина. Здесь даже птицы поют как-то по-особенному. Если вглядеться в замшелые надгробия, увидишь, что им пятьсот лет, а некоторым и сто лет. Здесь похоронен отец знаменитого английского писателя Чарльза Диккенса. Он, вероятно, был одним из известных чиновников Англии в свое время. Однако люди здесь связывают то, что с его могилы не перестают приносить цветы, с заслугами его сына. Чем занимался сам покойный в свое время, знают историки, а простые люди чтят его ради сына.
Если пройти вдоль единственной трамвайной линии, пересекающей Стамбул, вы встретите много старых кладбищ времен Османских султанов. Их архитектура — это отдельная тема. В то время как христианский мир обычно хоронит умерших рядом с церквями, мусульмане хоронят рядом с мечетями. Есть одна общая особенность у всех этих мест. Понимают ли люди, что, почитая умерших, они создали место, куда живые часто приходят и вновь обретают себя?
Кстати, говоря о Стамбуле, в археологическом музее здесь находится саркофаг Александра Македонского. Это каменный гроб в форме ящика, высеченный из бесценного белого мрамора. Рядом стоят саркофаги многих людей, которые когда-то говорили «я удержу мир в своих руках», выстроившись в ряд, как гуси. Кто они, сегодня уже забыто. Я не об этом, я о том, что при доставке сюда каменного гроба Александра Македонского, который когда-то потряс полмира, его кости, вероятно, рассыпались, и внутри саркофага пусто. Наверное, старые люди говорили «мир — это суета», увидев много такого. Каждое утро уборщица, проклиная и ругая, чистит пылесосом гроб Александра Македонского, говоря: «Эх, горемыка, какой же пылесборник этот ящик». Возможно, эта женщина не знает, чей это саркофаг, а может, и знает. А если знает? Где же остались кости благородного царя Александра? Каждый царь, каждый президент, что уж говорить, каждый аким считает себя не хуже Македонского, вот только…
Когда я приезжаю в Ташкент, я обязательно захожу на кладбище Шагатай. Пантеон узбекской интеллигенции находится на проспекте Фараби. Всего пять-шесть гектаров земли, но он прекрасно благоустроен. Здесь похо