Курбан-айт – это праздник религии Ислам, в том числе исконный праздник казахского народа. Поскольку это праздник, который бывает раз в год, народ готовится по мере своих возможностей. В деревне, слава Богу, нет ничего, что могло бы вызвать неудобства, поэтому на таких собраниях, как праздник Курбан-айт, не бывает суматохи.
Я хочу рассказать о недавней церемонии жертвоприношения в нашей столице Астане, которая с каждым днем расширяется и число жителей которой растет. После утренней молитвы в мечети, услышав фетву имамов о том, что можно приступать к жертвоприношению, мы направились на базар «Шанхай» на окраине Астаны, чтобы купить жертвенных животных. Когда я жил в деревне, жертвенных животных можно было купить за неделю. Потому что у вас есть двор перед домом, есть сарай для содержания скота…
А в городе другая жизнь. Я подумал, что все, кто вышел из мечети, собрались на этом базаре. Было много машин и людей. Эта картина напомнила мне одну картинку из моего детства. Когда мы учились в младших классах, в учебнике истории была картинка. На картинке был изображен мужик, поднявший одну ногу, а под поднятой ногой он обмотал и положил колючую проволоку. Под картинкой было написано: «Крестьянину негде ступить!» Я хочу сказать, что сегодня так же, как и на той картинке, людям негде ступить.
Я хожу по скотному базару, смотрю овец. Поскольку это базар, со всех сторон доносятся разные голоса торговцев: «Купите нашего скота!» Мой взгляд прикован к овцам. Я также думаю о том, что жертвенное животное не должно быть слепым, хромым, без одного уха, не должно быть карликовым, и следую этому правилу, осматриваю овец…
Навстречу мне выходит мужчина и говорит: «Купите моего барана, когда пойдете туда, перейдете мост, не упав». Услышав эти слова, я подумал: «Ого, оказывается, каждый по-своему понимает жертвоприношение». Разве можно так говорить в день Курбан-айта?! Если бы действительно был баран, который не даст упасть с моста, зачем бы он нам его продавал? Разве он сам не принес бы его в жертву и не перешел бы через тонкий мост Судного дня? Я думаю, этот парень не знает, что переход через мост зависит только от Аллаха, иначе бы он так не сказал.
Размышляя таким образом, я увидел около двадцати упитанных ягнят, стоящих в импровизированном деревянном сарае. Все они были одинаково упитанными. Мой взгляд упал на одного горбатого ягненка, и я решил купить его, не задерживаясь на базаре. «Байке, почем ваши ягнята?» – громко спрашиваю я парня, прислонившегося к бревну, вбитому в угол деревянного сарая.
– Берите по тридцать тысяч, не меньше, – отвечает он.
В это время подходят трое парней и говорят: «Ага, начинайте, мы хотим взять по три барана, посчитайте цену». Они приняли меня за человека, который покупает одного барана и продает овец. Слова этих парней подстегнули меня, и я сказал: «Если уж брать, то сразу четырех, парень, подойди поближе и скажи, сколько будет». Ты ведь не в аптеке лекарства продаешь, брат, чтобы их брали по твоим словам. Сегодня Курбан-айт, если сказать прямо, это день, когда исполняются желания. В прошлом году на Курбан-айт мы загадали желание: «Пусть мы будем благополучно доживать от Курбан-айта до Курбан-айта!» Аллах смилостивился, и вот мы дожили. Разве это не исполнение желания?! Сегодня день исполнения желаний прошлого года, – сказал я, оживляя разговор и намереваясь продолжить, – мудрецы, жившие до нас, говорили: «Знай, что жизнь скоротечна». Если тебе сказать, то в одном хадисе наш Пророк (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «О, верующие, торгуйте, в торговле есть баракат, девять из десяти доходов, поступающих в дом, – от торговли. Продавший должен сказать: «Продал дорого», а купивший: «Купил дешево», в этом баракат», – подумал я про себя, надеясь, что после моих слов «не меньше тридцати тысяч!» вбитый гвоздь будет выбит.
Нет, моя стрела попала точно, и парень, говоря ласково, спросил: «Сколько вы хотите взять?» – сказав это так, чтобы все слышали, он, видимо, не хотел отпугнуть пришедших людей.
Итак, я скажу так: вспомнив поведение посредника, когда я в молодости с отцом ходил на скотный рынок покупать скот, я крепко пожал парню правую руку:
– За четверых – одна тысяча, всего бараката!
– Жакэ, добавьте немного.
– Места для добавления не осталось, не упирайся пяткой, давай, бар-береке!
– Видимо, парень этого и добивался, он пару раз взмахнул рукой и, соблюдая старый обычай базара, сказал: «Бар-береке, берите!»
Парни рядом со мной спросили: «Ага, сколько нам обошлись покупаемые нами животные?» О, черт, сколько, я же сказал – одна тысяча, значит, каждому по двадцать пять тысяч, – сказал я с выражением удовлетворения от того, что купили дешево. Так я взял своего горбатого баранчика, отдал двадцать пять тысяч денег и стал хозяином своей овцы.
Я держал молодого барана за два уха. Если бы я держал за ноги, я бы, наверное, его уронил. Чем сильнее я сжимал его уши, тем больше он прыгал. Я не подумал взять веревку из дома, очень растерявшись, я с трудом добрался до скотобойни. Было много людей. На входе было столпотворение. Я уже говорил, что не было веревки, чтобы привязать овцу. Я поручил овцу сыну и хотел осмотреть, что за столпотворение, но сын, уехавший ставить машину на стоянку, еще не вернулся. Я хотел протащить свою овцу, говоря: «Пропустите, пропустите», но мне не дали дорогу, сказав: «Куда вы, у нас у всех тоже животные, которых нужно зарезать». Оказывается, чтобы войти в скотобойню, нужно было купить талон по тысяче тенге. Эта толпа стояла в очереди за ним.
С трудом получив талон, я вошел внутрь, но дальше идти было трудно, потому что было много людей, входящих и выходящих из-за режущихся животных. Порядка и системы не было и в помине. Под ногами, на пути, резали животных – не один, а несколько.
Я не мог протащить свою овцу сквозь толпу и долго стоял. Земля была красной от крови. Желоба для стока крови были забиты внутренностями животных. Никто не убирал их. Кровь зарезанных животных, не находя выхода, текла то туда, то сюда, и в конце концов разливалась под ногами людей. Правила, о которых говорили имамы в мечети – не точить ножи перед животными, чтобы зарезанное животное не видело зарезанное – здесь были забыты, и никто не обращал на это внимания.
Навстречу мне вышел парень с двумя ножами, воткнутыми в пояс, и сказал:
– Отдайте мне овцу, я зарежу? Но за услугу возьму три тысячи тенге.
– Ого, парень, мы и раньше резали скот, но не так, сегодня вы подняли цены.
– Дедушка, это рынок, откуда вы приехали, будто с неба упали.
– Ого, разве сегодня не Курбан-айт?! Милостыня…
– Дедушка, на милостыню детей не прокормишь, будете резать или нет? Если нет, я пойду к другим, – он не уступал.
– От безысходности, черт! Если бы я жил в частном доме, а не в многоэтажке, я бы сам зарезал, – сказал я, отдавая овцу. В это время мимо прошел человек, у которого из головы зарезанной овцы капала кровь, и он чуть не упал на меня. Кровь головы привела меня в вид, будто я только что вышел из кровавой бани. «Смотри, куда идешь!» – упрекнул я его с досадой. «Простите, дедушка! Меня кто-то толкнул», – сказал он, смущенно уходя. В это время подошла женщина с ведром и спросила: «Ага, будете чистить кишки и потроха?» – глядя на меня, который вытирал кровь, попавшую на мои брюки. «За услугу много не возьму, дайте тысячу тенге», – сказал я, с видом человека, который смирился с неизбежным. В это время мой мясник спросил: «Вы сами будете читать, или позовете муллу?». «Мулла в мечети или здесь?» – растерянно спросил я. «Там их было трое или четверо. Хорошо, я позову», – сказал он и скрылся в толпе.
Протискиваясь и толкаясь, говоря «пропустите, пропустите», я с трудом добрался до дальней двери и посмотрел на себя: от моей одежды ничего не осталось, мой белый пиджак, черные брюки, черные туфли были вдребезги. Муллы говорили: «В день Курбан-айта надевайте чистую, новую одежду, нанесите на себя благоухающий парфюм и идите на намаз. После намаза пожмите руки больным». Вот в каком виде я, одетый согласно этому наставлению, оказался на скотном рынке.
Я растерянно стоял, ища муллу. Не найдя муллу, я снова вошел в гущу толпы, где не пролезла бы и собачья морда. Плечом к плечу, с трудом, я нашел своего мясника среди примерно пятидесяти мясников и, сказав, что не нашел муллу, жестом показал, что прочитаю сам. Трижды сказав «Аллаху Акбар», произнеся «Бисмиллях», как будто власть была в моих руках, прочитав пару сур и закончив молитву «Амин!».
Я отвернулся, стоя спиной, чтобы не видеть зарезанное животное. Вдруг на голос «Поднимите голову» я резко обернулся, и мясник протянул мне голову, с которой капала кровь. «Что мне с этим делать?» – спросил я. «Идите туда, там вам вымоют», – сказал он и начал соскребать шкуру ножом. Держа в руках голову, с которой еще капала кровь, я снова вошел в толпу. Вам это ложь, мне правда: я чувствую, как кровь этой головы попала на одежду многих, хотя они этого не заметили. Потому что я сам не заметил, а узнал только когда вышел. Выйдя из толпы, я снова попал в толпу. У всех в руках были головы зарезанных овец, с которых капала кровь. «Что за столпотворение?» – спросил я. «Очередь за талоном», – ответил мне человек, держащий голову. Оказывается, и здесь нужно было взять талон, чтобы войти в сарай, где моют головы. Без талона не пускали. У двери стояли два «богатыря» в черном и проверяли талоны.
Я стоял, изнывая от ожидания своей очереди, и думал, что будет с мясом зарезанных животных там, позади. В это время подошел какой-то оборванец, облизывающийся, как собака, и сказал: «Ага, отдайте мне голову, я вымою за тысячу тенге без талона». Я так обрадовался, что сказал: «Давай, зажми в зубах». Не обращая внимания на «ай-шай», он взял мою голову и ушел внутрь. Я его потерял. Я смотрю на головы в руках у всех. Моей горбатой головы не видно. В это время подошел тот парень и протянул руку: «Давайте вашу тысячу тенге, я передал вашу голову одному парню». До этого возраста я видел много видов услуг, предоставляемых людям, но такой вид услуги мне непонятен. «Сначала возьмите голову в руки», – сказал он. «Если возьмете голову в руки, то этому парню дадите пятьсот тенге, пойдемте, а мне дайте сейчас пятьсот тенге», – сказал он. Мой новый знакомый снова ушел с другой головой, бог знает куда, мгновенно исчез. Вокруг – черная пыль. Со всех сторон – ревущий синий огонь. Возле каждой головы, кроме владельца, который с подозрением стоит, думая, не украдут ли его голову, было два человека – мойщик и он сам. Теперь посчитайте, сколько людей было возле каждой головы, сколько бы голов ни было. Услышав крики людей, которые поднялись, как испуганные гуси: «Ой, пожар!» – у меня волосы встали дыбом, и я побежал туда, куда бежал народ. Толпа людей сбила одну сторону сарая и выбежала наружу. К счастью, никто не остался под ногами. Если бы кто-то остался, то Курбан-айт принес бы горе некоторым семьям, а не радость. Да убережет нас Аллах! Слава богу, мы были спасены. Мы видели, сколько людей получили ожоги рук, предплечий, тел.
Как говорится, «начало спора – черная корова Дайрабая», беда началась с того самого синего пламени, которое моет головы. Поскольку оно работало на бензине, они, будучи умными, принесли бензин в больших пятилитровых бутылках, чтобы его хватило надолго. И вот, когда раскаленное синее пламя достигло бензина в бутылке, бензин в бутылке воспламенился, и произошел взрыв.
А дальше – то, что случилось… Люди в панике, не в силах прийти в себя, метались. Не до овец, а до своей жизни, сколько людей бросили головы и убежали. Черные, наполовину вымытые головы лежали, как черные, холодные, словно черные сорок муравьев, свернувшиеся клубком. Чья это голова, какой овцы – одному Аллаху известно. Потеряв надежду на голову, я, бормоча «Астагфируллах, Астагфируллах, Астагфируллах», метался. Когда я встретил того парня, который моет головы, я сказал: «Привет, сынок, ты жив?» – «Ага, слава богу, спасся», – ответил он. В его руках была голова моей овцы. «Когда народ в панике разбежался, я убежал, держа голову в руках, и бежал изо всех сил», – сказал он, протягивая мне голову. Поблагодарив его, дав деньги, я, держа в руках наполовину вымытую голову овцы, вернулся к своему мяснику.
Когда я пришел, он сказал: «О, ага, где вы были, где пакет, чтобы положить мясо?» – с видом недовольства моей походкой. «Где я его возьму?» – спросил я, охваченный тревогой. «Без него никак, если пойдете между этими домами, там дальше базар, сходите и купите», – сказал он, как будто отправлял своего сына.
Я иду по проходам, люди проходят туда-сюда. «Эй, сынок, остановись!» – сказал я, обращаясь с мольбой к ребенку, который бежал навстречу с пятью-шестью пакетами. Ребенок едва остановился. «Дедушка, я спешу», – сказал он. «Сынок, мне нужен пакет, где ты его взял?» – «Где я его возьму?» – «Пакеты на базаре, но если сказать так, вы можете долго искать, лучше купите один за сто тенге, там продают по пятьдесят тенге», – сказал он, моргая глазами. «Хорошо», – сказал я и купил шесть пакетов за шестьсот тенге. Мы с сыном с трудом выбрались с базара, сложив в пакеты мясо, голову, кишки, легкие и печень.
Суть размышлений: Куда идут люди с таким отношением? Цель – заработать деньги в этот единственный день праздника Курбан-айт? Где жертвоприношение Аллаху через приближение к Богу? Хватит ли денег, заработанных в этот день, на долгие дни? Очевидно, что их заработка не хватит на всю жизнь. Какова цель тех, кто брал по тысяче тенге за талон? После сбора этих денег с людей, разве не должны быть созданы условия для пришедших людей в качестве отдачи? Как власти и религиозные деятели допускают этот хаос? Кто будет нести ответственность, если произойдет гибель людей из-за такой беды, как описано выше? Кто мы, куда мы идем? Все, что я увидел сегодня, противоречит вере. В день, когда нужно думать об Аллахе, вместо этого я увидел таких людей, которые не боятся Аллаха. Мой дед говорил: «Бойся того, кто не боится Аллаха!» – подумал я про себя, возвращаясь домой.
Толемырза Темирбекулы,
Директор-редактор газеты «Четвертая власть»
Город Астана
Национальный портал